Попробуйте сказать кому-нибудь, что вы только что беседовали с Богом, и посмотрите, что случится.

Ладно, я скажу вам, что случится.

Вся ваша жизнь изменится.

Во-первых, потому, что вы беседовали с Богом, а во-вторых, потому, что вы рассказали об этом другому человеку.

Честно говоря, я не просто беседовал. Мой диалог с Богом длился шесть лет. И я не просто “рассказал”об этом кому-то. Я записал все, о чем мы говорили, и отослал рукопись в издательство.

С тех пор жизнь стала очень интересной. И в ней появились сюрпризы.

Первый сюрприз: издатель прочитал мой материал и даже сделал из него книгу. Второй сюрприз: люди стали покупать эту книгу и даже рекомендовать ее своим друзьям. Третий сюрприз: их друзья рекомендовали книгу своим друзьям, и она даже стала бестселлером. Четвертый сюрприз: теперь она продается в двадцати семи странах. Пятый сюрприз заключается в том, что все это оказалось сюрпризом для меня, хотя я прекрасно знал, Кто является ее соавтором.

Когда Бог говорит вам, что Он собирается что-то сделать, можно на это рассчитывать. Бог всегда добивается своего.

Посреди диалога, который я считал приватным, Бог сказал мне, что “однажды это станет книгой”. Я не поверил Ему. Конечно, я и наполовину не верил в то, что Бог говорил мне с того самого дня, как я появился на свет. В этом и была проблема. Не только моя, но и проблема всего человечества.

В моем случае все замечательно. Как я сказал, мне не нужно, чтобы кто-то верил моим словам. На самом деле мне хотелось бы, чтобы люди слушали свое собственное сердце, искали свою истину, находили свои ответы, пробивались к источнику своей собственной мудрости и, если пожелают, сами беседовали с Богом.

Если что-то из записанного мною поможет им, заставит их задуматься о том, как они жили и во что верили в прошлом, побудит их глубже исследовать свой жизненный опыт и упорнее придерживаться своей истины, значит, я не зря работал все эти годы.

Я думаю, что таков был общий замысел. Фактически, я убежден в этом. Вот почему первая книга “Бесед с Богом”стала бестселлером, так же как и вторая и третья. Я думаю, что книга, которую вы сейчас читаете, попала в ваши руки для того, чтобы снова заставить вас удивляться, исследовать и стремиться к своей собственной истине и на этот раз выяснить даже более важный вопрос: возможно ли нечто большее, чем беседа с Богом? Возможна ли на самом деле дружба с Богом?

Эта книга говорит вам: “да, возможна”и рассказывает, как этого добиться. Словами самого Бога. Ибо в этой книге, к счастью, наш диалог продолжается, приводит нас к новым открытиям и еще раз обращает наше внимание на кое-что из того, о чем уже мы говорили.

Я начинаю понимать, что именно так происходят мои беседы с Богом. Они делают круг, возвращаются к сказанному ранее, после чего делают стремительный виток и поднимаются на новый уровень. Такой подход - два шага вперед, один назад - позволяет вспоминать истины, дарованные мне ранее, и прочно внедряет их в мое сознание, чтобы создать крепкую основу для дальнейшего понимания.

Таким является и этот диалог. И это не случайно. Хотя вначале я был немного нетерпелив, постепенно я сумел высоко оценить его эффективность. Ведь глубоко внедряя Божью мудрость в свое сознание, мы воздействуем на него. Мы пробуждаем его. Мы возвышаем его. И при этом мы больше понимаем, вспоминаем, Кем Мы Являемся в Действительности, и начинаем проявлять это в жизни.

На этих страницах я собираюсь поделиться с вами воспоминаниями о моем прошлом и о том, как изменилась моя жизнь с изданием трилогии “Беседы с Богом”. Мне не раз задавали вопросы на эту тему, и я понимаю почему. Люди интересуются парнем, который утверждает, что он время от времени разговаривает с Тем, Кто Наверху. Но я включаю в эту книгу подробности своей жизни не для того, чтобы просто удовлетворить их любопытство. Фрагменты моей “личной истории” послужат иллюстрацией того, как моя жизнь показала, что значит дружить с Богом, и как жизнь каждого человека показывает то же самое.

Таково послание этой книги. Все мы дружим с Богом - знаем мы об этом или нет.

Я был одним из тех, кто не знал. Я также не знал, что может мне принести эта дружба. В этом и заключается великое чудо. Не столько в том, что мы можем дружить и действительно дружим с Богом, а в том, что эта дружба приносит нам и к каким высотам она может нас поднять.

Мы все находимся в пути. У этой дружбы, которую нас приглашают развивать, есть цель, для ее существования есть причина. До недавнего времени я не знал этой причины. Я не помнил ее. Теперь, когда я ее знаю, я больше не боюсь Бога, и это изменило всю мою жизнь.

На этих страницах (и в моей жизни) я все еще задаю множество вопросов. Но теперь я также даю ответы. В этом разница. В этом перемена. Теперь я говорю с Богом, а не просто говорю Богу. Я иду рядом с Богом, а не просто следую за Ним.

Больше всего я хочу, чтобы ваша жизнь изменилась так же, как моя; чтобы вы тоже - с помощью этой книги - ощутили совершенно реальную дружбу с Богом и чтобы в результате вы сказали свое слово и жили свою жизнь с новым смыслом.

Я надеюсь, что вы больше не будете искателем, но станете носителем Света. Ибо что вы несете, то вы найдете. Кажется, Бог ищет не столько последователей, сколько лидеров. Мы можем следовать за Богом, а можем вести других к Богу. В первом случае меняемся мы, во втором - меняется мир.

Я точно помню, когда решил, что нужно бояться Бога. Это случилось, когда Он сказал, что моя мать попадет в ад.

Хорошо, Он сам не говорил, но мне сказали это от Его имени.

В тот день, когда мама гадала на картах, к нам в гости неожиданно пришла ее сестра. Я помню, что тетя была недовольна сценой, которую увидела, когда, постучав лишь один раз, вошла на кухню через заднюю дверь. Мама действовала так, словно ее застукали на горячем, как будто она делала то, чего делать нельзя. Он неловко представила свою подругу и, быстро собрав карты, сунула их в карман фартука.

В тот момент ничего не было сказано по этому поводу, но позже тетя пришла попрощаться со мной на задний двор, где я играл.

- Знаешь, - сказала она, когда я провожал ее до машины, - твоей маме не следует гадать людям о будущем на картах. Бог накажет ее.

- Почему? - спросил я.

- Потому что она связалась с дьяволом, - я помню эту фразу из-за того, что она прозвучала для меня как-то особенно жутко, - и Бог отправит ее прямиком в ад.

Она сказала это так небрежно, словно говорила о том, что завтра пойдет дождь. Я до сих пор помню, как дрожал от страха, когда она выезжала со двора. Я до смерти испугался, что моя мама так рассердила Бога. Именно тогда во мне глубоко поселился страх перед Богом.

Я боялся Бога много лет, потому что мой страх постоянно укрепляли.

Я помню, как во втором классе церковно-приходской школы я услышал, что, если младенец не крещен, он не попадет в рай. Даже для второклассников это казалось столь невероятным, что мы стали донимать монахиню, которая нас учила, неожиданными вопросами вроде:

Монахиня, очевидно, относилась к Старой школе.

- Нет, - тяжело вздыхала она, - боюсь, что нет. Для нее доктрина была доктриной, без каких-либо исключений.

- Но тогда куда попал бы младенец? - серьезно допытывался один из моих школьных товарищей. - В ад или в чистилище? (В хороших католических семьях девять лет - достаточный возраст, чтобы точно знать, что такое “ад”.)

- Ребенок не попал бы ни в ад, ни в чистилище, - говорила нам сестра. - Он попал бы в лимб.

- Лимб, объяснила монахиня, это такое место, куда Бог отправлял младенцев и других людей, которые не по своей вине умерли, не будучи крещеными в единую истинную веру. Их, по существу, не наказывали, но они никогда не могли увидеть Бога.

С таким Богом я вырос. Вам может показаться, что я все это выдумал, но это не так.

Многие религии создают страх перед Богом и, фактически, поощряют его.

Но, скажу вам, что меня не нужно было поощрять. Если вы думаете, что я испугался лимба, подождите, пока не услышите про конец света.

Где-то в начале пятидесятых годов я услышал историю о детях из Фатимы. Это деревня в центральной Португалии, на север от Лиссабона, где, как говорили, Святая Дева несколько раз являлась одной девочке и двум ее двоюродным братьям. Вот что мне об этом рассказали.

Святая Дева дала детям Письмо Миру, которое нужно было вручить в руки самому Папе. Он, в свою очередь, должен был открыть его и прочитать, а потом снова запечатать и огласить его весть людям лишь несколько лет спустя, если будет необходимо.

Говорили, что Папа плакал три дня, прочитав письмо о том, как глубоко Бог разочаровался в нас и как Он покарает мир, если мы не примем во внимание это последнее предупреждение и не перестанем поступать так, как поступаем сейчас. Тогда настанет конец света, и стоны, и скрежет зубовный, и невероятные муки.

В школе нам сказали, что Бог был так сердит, что мог наказать нас прямо здесь и сейчас, но Он был милостив к нам и дал нам последний шанс благодаря заступничеству Богоматери.

История о Мадонне из Фатимы наполнила мое сердце ужасом. Я побежал домой спросить маму, правда ли это. Мама сказала, что, если так говорят священники и монахини, значит, это правда. В классе, взволнованные и встревоженные, мы засыпали монахиню вопросами о том, что мы можем сделать.

- Каждый день посещайте мессу, - посоветовала она. - Каждый вечер читайте молитвы по четкам и чаще осеняйте себя крестным знамением. Еженедельно ходите к исповеди. Выполняйте епитимью и преподносите ваши страдания Богу как свидетельство того, что вы отвернулись от греха. Причащайтесь. И каждый вечер перед сном читайте покаянную молитву, чтобы, если вас призовут до того, как вы проснетесь, вы были достойны присоединиться к святым на небесах.

На самом деле мне никогда не приходило в голову, что я могу не дожить до утра, пока меня не научили детской молитве...

Прошло несколько недель, и я стал бояться ложиться спать. Я плакал каждый вечер, и никто не мог понять, в чем дело. До сего дня меня преследует навязчивая идея внезапной смерти. Часто, уезжая из города - или иногда отправляясь в магазин за продуктами, - я говорю своей жене Нэнси: “Если я не вернусь, помни, что моими последними словами к тебе были: "Я люблю тебя"”. Это стало привычной шуткой, но какая-то крошечная часть меня при этом остается абсолютно серьезной.

- Где проходит венчание? - подозрительно спросила она. Я назвал ей место. Ее голос стал ледяным: - Это ведь лютеранская церковь, не так ли?

- Ну, я не знаю. Я не спросил. Я думаю, я...

- Это лютеранская церковь, и ты не должен туда идти.

- Почему это? - спросил я.

- Это запрещено, - объявила она, и в ее словах прозвучала окончательность приговора.

- Но почему? - все же не сдавался я.

Сестра посмотрела на меня так, словно не могла поверить своим ушам. Затем, очевидно почерпнув безграничного терпения из какого-то внутреннего источника, два раза моргнула и улыбнулась.

- Бог не хочет, чтобы ты был в языческой церкви, дитя мое, - объяснила монахиня. - Те, кто ходят туда, не веруют так, как мы. Они не учат истине. Грешно ходить в какую-либо другую церковь, кроме католической. Мне жаль, что твой друг Фрэнки решил венчаться там. Бог не благословит этот союз.

- Сестра, - настаивал я, выходя далеко за границы ее терпения, - а что, если я все равно буду шафером на его свадьбе?

- Ну, тогда, - сказала она с неподдельной озабоченностью в голосе, - горе тебе.

Да, это не шутки. Бог был крутым мужиком. Тут нельзя преступать черту.

И все же я преступил черту. Мне хотелось бы сказать, что мой протест основывался на высоких моральных понятиях, но правда состоит в том, что я не мог отказаться от удовольствия одеть свой белый спортивный пиджак (с красной гвоздикой - точно как пела Пэт Бун!). Я решил никому не говорить о запрете монахини и пошел на свадьбу. Как же я боялся! Вы можете подумать, что я преувеличиваю, но весь тот день я действительно ожидал, что Бог поразит меня прямо на месте. На протяжении всей церемонии я внимательно слушал, пытаясь распознать ту лютеранскую ересь, о которой меня предупреждали, но все слова священника были теплыми и чудесными, так что все в церкви плакали. И все же к концу службы я промок насквозь от пота.

Тем вечером, стоя на коленях, я умолял Бога простить мой проступок. Я прочитал самую искреннюю покаянную молитву (Господи, я искренне каюсь, что оскорбил Тебя...), какую вы когда-либо слышали. Я несколько часов лежал в кровати, боясь уснуть, повторяя снова и снова: “...и если я умру во сне, я молю Господа принять мою душу...”

Я рассказал вам эти истории из моего детства - и я мог бы рассказать их много больше - не без причины. Я хочу, чтобы вы ощутили, каким реальным был мой страх перед Богом. Потому что мой случай не единичен.

И вот появляется книга под названием “Дружба с Богом”. Что это значит? Как это может быть? Возможно ли, что Бог - не Святой Десперадо? Может ли быть так, что некрещеные дети попадают в рай? Что ношение покрывала, поклоны на восток, целомудренность или отказ от свинины не имеют никакого значения? Что Аллах любит всех нас без каких-либо условий? Что Иегова выберет всех нас быть рядом с Ним, когда придут дни блаженства?

Еще более потрясая основы:

Возможно ли, что нам не следует обращаться к Богу как к “Нему”? Может ли Бог быть женщиной? Или, что еще невероятнее, не иметь пола?

Человек, воспитанный так, как я, даже подумать о таком считал бы грехом.

Но нам нужно думать об этом. Нам нужно бросать вызов традициям. Наша слепая вера завела нас в тупик. С точки зрения духовной эволюции человечество не слишком продвинулось за последние две тысячи лет. Мы слушали учителя за учителем, мастера за мастером, урок за уроком, но до сих пор повторяем те же поступки, которые являются причиной страданий нашего вида с начала времен.

Мы по-прежнему убиваем себе подобных, нашим миром управляет сила и жадность, наше общество подавляет нашу сексуальность, мы жестоко обращаемся с детьми и неправильно воспитываем их, игнорируем страдания и, по существу, даже создаем их.

Прошло две тысячи лет со дня рождения Христа, две с половиной тысячи лет со времен Будды, и еще больше с тех пор, как мы впервые услышали слова Конфуция, узнали о мудрости Дао, но до сих пор мы не разобрались в Главном Вопросе. Будет ли когда-либо способ превратить ответы, которые мы уже получили, во что-то действенное, в то, что мы сможем использовать в своей повседневной жизни?

Я думаю, такой способ есть. Я почти уверен в этом, потому что я много раз беседовал об этом с Богом.

Чаще всего мне задавали вопрос: “Откуда вы знаете, что действительно разговаривали с Богом? Откуда вы знаете, что это не ваше воображение? Или, того хуже, - не дьявол, который пытается вас одурачить?”

Второй по частоте вопрос: “Почему вы? Почему Бог выбрал вас?”

И третий: “Какой стала жизнь после того, как все случилось? Как она изменилась?”

Вы могли бы подумать, что чаще всего вопросы касались слов Бога, необычайных идей, захватывающих откровений и будоражащих ум утверждений нашего диалога. Да, таких вопросов было немало, но чаще всего люди спрашивали о человеческой стороне этой истории.

В конечном счете больше всего мы хотим знать о другом человеке. Всех нас одолевает ненасытное любопытство касательно своих ближних, - больше, чем касательно чего-либо другого в мире. Как будто, зная больше о других, мы сможем больше узнать о себе. А стремление больше узнать о себе - о том, Кем Мы Являемся в Действительности, - это самое сильное стремление из всех.

Поэтому мы задаем больше вопросов о том, что пережил человек, чем о том, что он понял. Каково это было для тебя? Откуда ты знаешь, что это правда? О чем ты сейчас думаешь? Почему ты это делаешь? Отчего ты так считаешь?

Мы постоянно пытаемся влезть в шкуру другого человека. Внутри нас существует компас, который интуитивно и неизменно направляет нас друг к другу. Я полагаю, что на уровне генетического кода человека существует естественный механизм, в котором заключен вселенский разум. Он и выдает на поверхность наши основные реакции как разумных существ.

Он переводит вечную мудрость на клеточный уровень, создавая закон, который можно назвать Законом Притяжения.

Я полагаю, что у нас врожденная тяга друг к другу, которая проистекает из глубинного знания, что в другом человеке мы найдем себя. Мы можем не осознавать этого, мы можем не иметь четких мыслей об этом, но я думаю, что на клеточном уровне мы это понимаем. Это микрокосмическое понимание происходит от макрокосмического. Я полагаю, что на высшем уровне мы знаем, что Все Мы Одно.

Именно это высочайшее осознание толкает нас друг к другу, и его игнорирование порождает ужаснейшее одиночество в человеческом сердце и все страдания человека.

Вот что показала мне моя беседа с Богом: вся печаль в человеческом сердце, все унижения, все трагедии в жизни человека можно объяснить одним-единственным решением- решением отдалиться от других. Решением игнорировать наше высочайшее осознание. Решением называть естественное притяжение между людьми “плохим”, а наше Единство - фантазией.

Так мы отказались от своего Истинного Я. Из этого самоотрицания возникли все отрицательные эмоции. Вся наша злоба, разочарование, горечь, которые родились в тот миг, когда умерла наша самая великая радость. Радость бытия Одним.

Противоречивость человеческого бытия в том, что, на клеточном уровне стремясь испытать наше Единство, на уровне ума мы упорно отрицаем его. Таким образом, наши представления о жизни и об ее устройстве идут вразрез с нашим глубинным внутренним знанием. По существу, мы ежедневно поступаем наперекор своим инстинктам. Это привело к современному безумию, в котором мы упрямо воплощаем в жизнь безумие отдельности и в то же время жаждем снова познать радость Единства.

Можно ли разрешить этот конфликт? Да. Он исчезнет тогда, когда мы разрешим наш конфликт с Богом. В этом и заключается цель данной книги.

Я представления не имел, что я буду писать эту книгу. Как и “Беседы с Богом”, она была дана мне, чтобы я поделился ею с людьми. Когда была закончена трилогия “Беседы с Богом”, я думал, что закончится и моя “карьера нечаянного писателя”. Затем я сел за “Благодарности”к “Путеводителю” к Первой Книге, и со мной произошел случай, который я называю мистическим.

Я рассказываю вам о случившемся, чтобы вы поняли, почему сейчас я пишу эти строки. Услышав, что я пишу новую книгу, некоторые люди сказали мне: “Мне казалось, что должна была быть только трилогия?” Как будто появление дополнительного материала нарушило бы целостность начального процесса. Поэтому я и хочу, чтобы вы знали, как случилась эта книга, как мне стало ясно, что я должен ее написать, - хотя даже сейчас я представления не имею, к чему она приведет и о чем нам поведает.

Была весна 1997 года, и я завершил работу над “Путеводителем”. Я с беспокойством ожидал реакции моего издательства, “Хэмптон Роудз”. Наконец мне позвонили.

-Эй, Нил, это замечательная книга! - сказал Боб Фридмэн.

- Ты серьезно? Не шутишь?

Какая-то часть меня никогда не может поверить в лучшее и всегда ожидает худшего. Поэтому я готов был услышать от него: “Извини. Мы не можем этого принять. Тебе придется переписать все заново”.

- Конечно, я серьезно, - засмеялся Боб. - Зачем мне лгать тебе? Ты думаешь, я хочу напечатать плохую книгу?

- Ну, я просто подумал, что ты, возможно, просто делаешь мне приятное.

- Поверь мне, Нил. Я не собираюсь делать тебе приятное, говоря, что у тебя получилась потрясающая книга, если твоя книга паршивая.

- Хорошо, - сказал я осторожно. Боб снова засмеялся.

- Знаешь, вы, писатели, самые недоверчивые люди, которых я знаю. Вы не можете поверить даже тому, от чьей искренности зависит качество вашей жизни. Говорю тебе, это замечательная книга. Она поможет многим людям.

Я выдохнул с облегчением.

- Хорошо, я тебе верю.

- Есть только один момент.

- Я так и знал! Я так и знал. Что не так?

- Все так. Просто ты не прислал “Благодарности”. Мы хотели узнать, написал ли ты их и просто забыл прислать эту страницу или ты хочешь, чтобы книга вышла без них. Вот и все.

- И все?

- И все.

- Слава Богу. Боб расхохотался:

- Это и есть твои благодарности?

- Пожалуй, да.

Я сказал Бобу, что перешлю ему что-то по электронной почте прямо сейчас. Положив трубку, я издал вопль.

- Что случилось? - крикнула моя жена Нэнси из соседней комнаты.

Я с триумфом направился к ней.

- Боб говорит, что книга замечательная.

- О, чудесно, - радостно произнесла она.

- Ты думаешь, он говорил серьезно? Нэнси закатила глаза, потом улыбнулась.

- Я уверена, что Боб не будет лгать тебе по такому поводу.

- Именно так он и сказал. Однако есть один момент.

- Какой?

- Мне нужно написать “Благодарности”.

- Ну, это не проблема. Ты можешь соорудить что-нибудь за пятнадцать минут.

Очевидно, моей жене следовало бы стать издателем.

Итак, субботним утром я сел за стол и начал выполнять задание, спросив себя: “Кому я хочу выразить благодарность в начале моего "Путеводителя"?” Мой ум сразу же подсказал: “Богу, конечно”. Да, возразил я себе, но я благодарю Бога за все, а не только за эту книгу. “Тогда сделай это”, - отреагировал мой ум. Поэтому я взял ручку и написал: За все, что есть в моей жизни, за все хорошее, достойное, созидательное и чудесное, что в ней было, я благодарю своего самого дорогого и близкого друга, Бога.

Я помню, что удивился тому, как я все это изложил. Я никогда не описывал Бога именно таким образом, но тут я четко осознал, что именно так я Его воспринимаю. Иногда я точно понимаю свои чувства, только когда пишу. С вами когда-нибудь бывало такое? Итак, я сидел, писал эти слова, и внезапно понял... знаете, а ведь я действительно дружу с Богом. Именно так я ощущаю. И мой ум сказал: “Так запиши это. Давай, вырази это”. Я начал второй параграф “Благодарностей”:

Я надеюсь однажды объяснить всем в мельчайших подробностях, как достичь такой дружбы, и как использовать ее. Ибо больше всего Бог хочет, чтобы Его использовали. И мы тоже этого хотим. Мы хотим дружить с Богом. И мы хотим, чтобы эта дружба была практичной и полезной.

В этот момент моя рука замерла. По спине пробежал холодок. Я почувствовал, как по телу пронеслась волна напряжения. Несколько мгновений я сидел неподвижно, погруженный в полное осознание чего-то, о чем миг назад не имел представления, но что теперь казалось абсолютно очевидным.

Эти ощущения не были новыми. Так часто происходило, когда я писал “Беседы с Богом”. Несколько слов, несколько предложений просто вылетали у меня из-под пальцев. И когда я видел их на листе бумаги перед собой, мне внезапно становилось ясно, что так и есть, хотя несколькими минутами раньше я и не подозревал об “этом”. За таким моментами обычно следовали какие-либо физические ощущения - внезапный трепет или то, что я называю дрожью радости, или, иногда, - слезы радости. А иногда - все вместе.

Сейчас все было вместе. Тройной удар. Так я узнал, что все написанное было совершенно правдиво.

Затем у меня было важное личное откровение - и так тоже бывало раньше. Было такое чувство, словно я внезапно “осознал”нечто во всей полноте. Как будто узнал “все сразу”.

Мне было дано узнать (только так я могу описать произошедшее), что я не закончил писать, завершив трилогию. Я вдруг понял, что будет, по крайней мере, еще две книги. А затем знание об этих книгах и о том, что в них будет сказано, захлестнуло меня. Я услышал шепот Бога...

Я был потрясен. Еще одна волна холода поднялась по позвоночнику. Я начал ощущать внутреннюю дрожь, которую никто не может заметить, но которую чувствуешь каждой клеткой своего тела. Конечно, именно так и есть. Каждая клеточка тела вибрирует сильнее. Колеблется с большей частотой. Танцует с энергией Бога.

Эй, подожди! Я не знал, что Ты собираешься появиться так быстро. Я просто пересказывал то, что Ты мне сказал раньше, в 1997.

Чудесно. Просто чудесно.

Должен?

Да, но знаешь, я много чего собирался сказать, прежде чем начать новый диалог с Тобой.

Извини, но Тебя как-то сложно не замечать. Если уж Ты здесь, трудно притворяться, что Тебя здесь нет. Это как тот биржевой маклер, которого все слушают. Теперь, когда Ты начал говорить, кто будет слушать меня?

Нам не нужно быть смиренными в присутствии Бога? Я пришел пробудить в вас не смирение, но ликование.

Ликование?

Да, я собирался двигаться в этом направлении.

Я как раз говорил, что, казалось, каждая клетка моего тела дрожала, вибрировала, колебалась. Меня охватил чудесный, волнующий трепет. По щеке скатилась слеза, Я слизнул ее с бороды и почувствовал ее соленый привкус. У меня снова возникло то особенное чувство. Я ощущал, что наполнен до краев, что сейчас из меня выплеснется... любовь.

Я не мог написать больше ни слова “Благодарностей”. Мне нужно было сделать что-то с тем, что мне только что было дано. Я хотел начать писать “Дружбу с Богом” прямо там, в тот момент.

“Эй, эй, ты не можешь этого сделать, - предостерег меня мой ум. - Ты еще не написал даже книгу 3”. (Книга 3 - это последняя часть трилогии “Беседы с Богом”.)

Я знал, что должен закончить трилогию до того, как решиться начать новый проект. И все же я хотел что-то сделать с энергией, которая курсировала по моим венам. Поэтому я решил позвонить моему редактору в другом издательстве, “Патнем Паблишинг Труп” в Нью-Йорке.

- Ты не поверишь, - выпалил я, когда она взяла трубку, - но только что мне была дана тема еще двух книг и приказ написать их.

Думаю, тогда я употребил слово “приказ”. Может быть, мне следовало сказать: “И вдохновение написать их”.

Я был так взволнован, что не следил за своими словами, выверяя их значение.

Я снова взволнован! Начинай, начинай!

Кому это интересно? Мне интересны Твои слова.

Ладно. Я рассказал своему редактору то, что Ты сказал мне о следующих двух книгах, и она была в восторге. Я спросил ее, захочет ли, по ее мнению, “Патнем” издать их.

- Ты что, шутишь? Конечно, мы издадим их, - сказала она и добавила, что было бы хорошо, если бы я кратко изложил на бумаге то, что только что ей рассказал.

На следующий день я отправил ей мои записи по факсу, и компания очень любезно предложила мне контракт на две книги.

Что?

Почему Ты меня спрашиваешь?

Ну, да.

Точно. Так говорят. Говорят, что меня интересуют деньги.

Деньги меня не интересуют, но это не причина, чтобы от них отказываться.

Правда? Разве священники не получают зарплату? Разве раввины не едят?

Я не требовал состояний. Я ничего не требовал. Мне предложили деньги.

Почему? Кто говорит, что деньги - это плохо? Если у меня есть шанс заработать много денег, делясь вечными истинами, зачем мне отказываться?

Кроме того, а что, если я мечтал сделать что-то необычное при помощи этих денег? Что, если я мечтал основать и субсидировать некоммерческую организацию, которая несла бы Твою весть по всему миру? Что, если я мечтал сделать жизнь других лучше?

А что, если большую часть этих денег я просто раздал? Что, если я помогал нуждающимся людям?

Не должен? Я не должен радоваться тому, кто я есть? Я не должен жить в великолепии? Иметь красивый дом? Ездить на новой машине?

Но я так живу! Я живу так, как будто деньги ничего для меня не значат. Я их свободно трачу, легко отдаю, щедро делюсь ими и, фактически, поступаю так, как будто они ничего не значат.

Когда я вижу что-то дорогое, что мне хотелось бы иметь или сделать, я поступаю так, как будто деньги ничего не значат. И если мое сердце подсказывает мне помочь другому или подарить миру что-то великолепное, я тоже поступаю так, как будто деньги ничего не значат.

Ты хотел сказать, использую их все! Деньги нельзя потерять. Их можно только использовать. Использованные деньги не потеряны. Они у кого-то есть! Они не исчезли. Вопрос в том, у кого они. Если они попали к людям, которые что-то мне продали или что-то для меня сделали, как я могу их потерять? А если деньги идут на добрые дела или на удовлетворение нужд других людей, где же тут потеря?

Я не “держусь” за то, что у меня есть. Я понял, что, когда я держусь за что-то, я это теряю. Если я “держусь за” любовь, это все равно что у меня ее нет совсем. Если я держусь за деньги, они бесполезны. Единственный способ, при помощи которого я могу испытать, что “имею” что-то, - отдавать. Тогда - и только тогда - можно знать, что у тебя что-то есть.

Я?

Ты.

Ты сказал мне, что всю свою жизнь я неправильно смотрел на деньги. Что это я сделал их неправильными. Грязными. Недостойными. И что таким образом я делал Бога неправильным, грязным и недостойным, потому что деньги - это часть того, Кто Ты Есть.

Ты сказал мне, что я создал интересную жизненную философию, в которой деньги были “плохими”, а любовь - “хорошей”. Поэтому чем любимее или важнее для общества является вещь, тем меньше денег я или кто-либо другой должны на ней зарабатывать.

Ты сказал мне, что из-за этого полмира воспринимает деньги и все, связанное с ними, превратно.

Мы платим нашим стриптизершам и лучшим бейсболистам баснословные суммы, в то время как наши ученые, которые ищут лекарство от СПИДа, учителя, которые учат наших детей, священники, раввины и жрецы, которые заботятся о нашей душе, живут, перебиваясь с хлеба на воду.

Ты сказал мне, что так был создан мир навыворот, в котором то, что мы больше всего ценим, меньше всего вознаграждается. И Ты сказал мне, что это не только не работает (если мы действительно хотим создать такой мир, о котором говорим), но что в этом даже не было необходимости, ибо на это не было Твоей воли.

Ты сказал мне, что Твоя воля такова, чтобы каждый человек жил в достатке, и что в роскоши нет ничего дурного, и что единственная проблема здесь, на Земле, в том, что мы еще не научились делиться - даже после прошедших тысячелетий.

Ты также дал понять, что я не научу мир никакой настоящей истине о деньгах, если буду их сторониться. Я только укреплю неверное представление о них, лично демонстрируя его.

Ты сказал, что гораздо больше пользы будет в том, что я радостно приму деньги - и все хорошее, что есть в жизни, - и радостно поделюсь со всеми.

Да. Весьма недвусмысленно.

Несомненно. Эта новая вера изменила мою жизнь.

Я знал! Ты просто испытывал меня. Я знал, что Ты просто хотел услышать мои ответы.

Ну, парень!

Потому что люди день и ночь загружают Интернет тысячами слов о своей вере и о том, почему другим следует ее принять. Ты давно не заглядывал на веб-страницы? Им нет конца. Мы открыли ящик Пандоры.

Как Ты думаешь, сколько людей обратили бы на меня внимание, если бы я в самом начале отправился в Интернет и объявил, что разговариваю с Богом? Полагаешь, это действительно было бы новостью в Интернете? Извини.

Для людей “Беседы с Богом” являются ценными потому, что другие люди отдали за них что-то ценное. Благодаря тем ценностям, которые в них вложили люди, они и являются такими ценными. Всю жизнь люди делают добро друг другу. Именно этим мы занимаемся в нашем мире. Мы все предлагаем ему наше “добро”. Когда мир соглашается, что мы предложили что-то стоящее - будь то починка водопровода, выпечка хлеба, исцеление людей или обучение истине, - он говорит, что это “ценно”, то есть в этом есть ценность. И если мы придаем вещи ценность, предлагая в обмен за нее что-то ценное для нас, мы не только получаем ценность, которую отдаем, мы также делаем эту вещь такой же ценной для других.

Таким образом, эта вещь привлекает и других людей, потому что люди всегда стремятся принести ценности в свою жизнь. Наша система коммерции позволяет нам определить, что является ценным, а что нет.

Эта система не совершенна, как и наши решения о том, что следует ценить. Но сейчас у нас есть только она. Я работаю внутри системы, чтобы изменить ее.

Книги есть почти в каждом доме в этой стране. Вопрос не в том, есть ли книги, а в том, какие это книги.

Более того, “Беседы с Богом” можно найти практически в каждой библиотеке. Кроме того, люди, находящиеся в тюрьмах, а также другие нуждающиеся могут получить их благодаря программе “Книги для друзей”.

Поэтому я не могу согласиться, что этот материал недоступен. Книги переведены на многие языки, и люди во всем мире находят к ним путь. От Гонконга до Тель-Авива, от Польши до Японии, от Берлина до Бостона люди читают их, изучают в группах и делятся ими друг с другом.

Однако я признаю, что для меня это были сложные вопросы. Тема денег вообще, и того, что нужно иметь и что делать, преследовала меня на протяжении десятилетий. Как Ты сказал, в этом я не отличаюсь от большинства человечества.

Ты видишь мое коварство? Я выстроил систему, в которой я прошу других ценить то, за что я не возьму ничего ценного.

Но как же я могу ожидать, что другие будут ценить то, чего не ценю я сам? Я даже не пытаюсь ответить. Эта тема слишком глубока для меня, слишком близка к базовому вопросу. И какую ценность я нахожу в себе, если я верю, что должен страдать, чтобы другие увидели мою ценность? Еще один базовый вопрос. Еще одна тема, о которой промолчу.

Но раз Ты поднял этот вопрос, я спрашиваю: ценнее ли Тед Тернер, чем Мать Тереза? А Джордж Сорос не такой хороший человек, как Че Ривера? А политика Джесси Джексона, у которого есть множество хорошего в жизни, менее достойна политики Вацлава Гавела, у которого хорошего в жизни меньше? Надо ли называть слова Папы, одно облачение которого стоит больше, чем стоило бы прокормить бедного ребенка на протяжении года, богохульством потому, что он живет, как король, и стоит во главе церкви, которая владеет миллиардами?

Тед Тернер и Джордж Сорос отдали миллионы долларов. Их ожившие мечты стали доказательством, что мечты человечества возможно осуществить.

Сделать возможными мечты человечества, оживив свои собственные мечты. Какая великолепная идея!

С надеждой, которая вознесла его на место большого влияния, Джесси Джексон принес надежду миллионам. Папа вдохновлял и вдохновляет людей во всем мире, и он вдохновлял бы католиков мира не больше (на самом деле намного меньше, что и понятно), если бы появлялся перед ними в рубище.

Поэтому я примирился с фактом, что опыт “Бесед с Богом”принес больше хорошего в мою жизнь и дал мне больше хороших вещей, которыми я могу поделиться.

Да, я вижу, что это так.

Знаешь, я ведь думал, что это Ты все сделал. Я говорю людям, что эти книги стали популярными благодаря тому, что Ты так хотел. На самом деле меня даже привлекает идея, что во всем этом Божья воля.

Не Твоя?

Ну, здорово! Так, значит, теперь я даже не могу сказать, что меня вдохновлял Бог. А как же книга, которую я пишу сейчас? Ты пришел ко мне и предложил мне заняться ею!

Даже если мое стремление к Тебе было искренним, мои намерения чистыми и мое понимание - лучшее, которого я смог добиться?

Действительно грустно, что многие люди видят Тебя таким. Друг так не будет себя вести.

И Ты начал говорить, что нужно, чтобы обрести такую дружбу с Тобой.

Смелость?

Значит, большая часть в обретении дружбы с Богом - это забыть нашу “страшбу”с Богом.

Я знаю. Я объяснял это в самом начале. С тех пор как я был маленьким мальчиком, меня учили бояться Бога. И я Его боялся. Даже когда мне удавалось избавиться от страха, меня к нему возвращали.

Наконец, когда мне было девятнадцать, я отверг Бога Гнева из своего детства. Но я не заменил его Богом Любви, я вообще Его отверг. Ты просто перестал быть частью моей жизни.

Это разительно отличалось от моего отношения всего пятью годами раньше. В четырнадцать лет я мог думать только о Боге. Я думал, что лучший способ избежать Божьего гнева - это заставить Бога полюбить меня. Я мечтал стать священником.

Все думали, что я приму сан. Монахини в школе были в этом уверены. “У него призвание”,- говорили они. Моя мама тоже была в этом уверена. Она видела, как я устанавливал алтарь на нашей кухне и надевал свое “облачение”, воображая, что свершаю мессу. Другие мальчики делали из полотенец накидку Супермена и прыгали со стульев. Я представлял себе, что полотенце - это риза священника.

Затем, в начале моего последнего года в церковно-приходской школе, отец внезапно положил конец всем моим мечтаниям. Однажды мы с мамой говорили о моих планах на будущее, когда папа случайно зашел на кухню.

- Ты не пойдешь в семинарию, - прервал он нас, - так что не забивай себе голову.

- Не пойду? - воскликнул я.

Я был поражен. Я думал, что все было уже решено.

- Нет, - ровно сказал отец.

- Почему?

Мама сидела молча.

- Потому что ты недостаточно взрослый для такого решения, - заявил отец. - Ты не знаешь, что ты решаешь.

- Нет, я знаю! Я решаю быть священником, - закричал я. - Я хочу быть священником.

- Э, ты не знаешь, чего ты хочешь, - проворчал папа. - Ты слишком мал.

Наконец мама заговорила:

- О Алекс, пусть у мальчика будут свои мечты. Папа не собирался потакать мне.

- Не поощряй его, - приказал он маме и бросил на меня один из своих взглядов, который говорил: “Дискуссия окончена”. - Ты не пойдешь в семинарию. Выкинь из головы.

Я вылетел из кухни, сбежал по ступенькам вниз. Я искал убежища под моим любимым кустом сирени, который рос в дальнем углу заднего двора и который цвел не так уж часто и не так уж долго. Но в тот раз он стоял в цвету. Я помню, как вдыхал невероятную сладость пурпурных цветов. Я зарылся в них носом, как бык Фердинанд. Потом я заплакал.

Не в первый раз отец задул огонек радости в моей жизни.

Было время, когда я думал, что стану пианистом. Я имею в виду - профессиональным, как Либерас, мой детский кумир. Я видел его каждую неделю по телевизору.

Он был родом из Милуоки, и все в городе только и говорили о том, что местный парнишка стал великим человеком. Тогда не было телевизора в каждом доме - по крайней мере не в районе Саут-Сайд, где в Милуоки жили рабочие, - но отцу каким-то образом удалось купить “Эмерсон” с двенадцатидюймовым экраном и черно-белой трубкой, по форме напоминающей пару скобок. Я сидел перед ним каждую неделю, загипнотизированный улыбкой Либераса, его канделябром и унизанными перстнями пальцами, которые летали над клавишами.

В этот период своей жизни (и на протяжении многих последующих лет) я боготворил своего старшего брата, Уэйна, который тоже умел играть на пианино без нот.

Сын моей матери от предыдущего брака, Уэйн, не был в большой чести у отца. Мягко говоря. Все, что нравилось Уэйну, папа терпеть не мог, все, что Уэйн делал, папа презирал. Поэтому игра на пианино была “для бездельников”.

Я не мог понять, почему он все время так говорит. Я любил играть на пианино - хотя бы так, как у бабушки, - и мама, и все вокруг видели, что у меня есть несомненный талант.

Потом однажды мама сделала что-то невероятно дерзкое. Она куда-то сходила или позвонила по рекламе в газете, или что-то еще, и купила старую пианолу. Я запомнил, что она стоила двадцать пять долларов (большая сумма для начала пятидесятых), так как отец был сердит, а мама сказала, что он не имеет на это права, потому что она несколько месяцев экономила на продуктах и скопила нужную сумму. Она сказала, что бюджет семьи от этого совсем не пострадал.

Наверное, пианолу привез продавец, так как однажды я пришел со школы и вот - она была там. Я был вне себя от счастья и сразу же сел за инструмент. Вскоре пианола стала моим лучшим другом. Вероятно, я был единственным десятилетним мальчишкой во всем Саут-Сайде, которого не нужно было насильно заставлять практиковаться на пианино. Меня нельзя было оторвать от инструмента. Я не только подхватывал и исполнял любую услышанную мелодию, я сам сочинял их!

Я находил песни в своей душе и выплескивал их на клавиши, “это наполняло меня восторгом“. Самая волнующая часть дня наступала, когда я возвращался со школы или с игровой площадки и усаживался за пианолу.

Отец совершенно не разделял моего энтузиазма. “Прекрати барабанить на этом чертовом пианино”, - таким, насколько я помню, было его отношение. Но я влюблялся в музыку и свою способность сочинять ее. Мои фантазии о том, что однажды я стану великим пианистом, все росли.

Затем одним летним утром я проснулся от ужасного треска. Натянув одежду, я скатился вниз, чтобы посмотреть, что же происходит.

Папа разбирал пианино на части.

Не просто разбирал, но рвал его на части. Он бил по стенкам изнутри молотком, а потом при помощи ломика разделял их, дерево поддавалось и раскалывалось с ужасным скрипом.

Я стоял, ошеломленный, потрясенный до глубины души. По щекам текли слезы. Мой брат увидел, как я содрогаюсь от беззвучных всхлипываний, и не смог удержаться, чтобы не поддразнить меня:

- Нил - плакса!

Папа оторвался от своей работы.

- Не будь размазней, - сказал он. - Оно занимало слишком много места. Пора от него избавиться.

Я развернулся, убежал в свою комнату, хлопнул дверью (очень опасный поступок для ребенка в моем доме) и бросился на кровать. Я помню, как я выл - да, буквально выл: “Нет, не-е-ет...”, как будто мои жалобные мольбы могли спасти моего лучшего друга. Но удары и треск не стихали, и я зарылся головой в подушку, содрогаясь от горечи утраты.

Я чувствую боль, которую пережил тогда, до нынешнего дня.

До этого самого момента.

Когда я отказался выходить из комнаты до конца дня, отец проигнорировал меня. Но когда я не поднялся с кровати еще три дня, отец начал раздражаться. Я слышал, как он ругался с мамой, которая хотела принести мне еду. Если я хотел есть, я мог спуститься к столу, как все. И, если я собираюсь спуститься, я не должен дуться. В нашем доме не позволялось дуться или сердиться - по крайней мере из-за решений, принятых отцом. Он считал такие проявления эмоций открытым неповиновением и не потерпел бы их. В нашем доме мы должны были не просто принимать владычество нашего отца, но принимать его с улыбкой.

- Будешь продолжать реветь, и я поднимусь, и тогда тебе будет о чем поплакать, - кричал он с нижнего этажа, и он не шутил.

Когда даже после запрета приносить мне еду я не вышел из комнаты, отец, наверное, все-таки понял, что перегнул палку. Я должен сказать, что он не был бессердечным человеком, он просто очень привык поступать как бессердечный человек. Он Привык, что ему не задавали вопросов и что он объявлял и выполнял свои решения без особых любезностей. Он вырос в эпоху, когда быть отцом означало быть “боссом”, и он не терпел никакого непослушания.

Поэтому ему было нелегко подойти к моей комнате и постучать в дверь - то есть фактически спросить разрешения войти. Я могу только предположить, что моя мама очень сильно над ним поработала.

- Это папа, - объявил он, как будто я не знал и как будто Он не знал, что я знал. - Я хочу поговорить с тобой. Эти слова были так близки к извинению, как только он мог Позволить себе в отношениях со мной.

- Хорошо, - выдавил я, и он вошел.

Мы долго говорили, он, сидя на краю кровати, я, опершись на спинку, и это был один из лучших разговоров, которые когда-либо были у нас с отцом. Отец сказал, что, хотя он знал, что мне нравится играть на пианино, он не подозревал, что это так много для меня значит. Он сказал, что всего лишь хотел освободить место в общей комнате, чтобы поставить вдоль стены кушетку, потому что мы покупали кое-какую новую мебель для гостиной. Потом он сказал слова, которые я до сих пор не забыл.

- Мы купим тебе новое пианино, спинет, оно будет достаточно маленьким, чтобы мы смогли поставить его здесь, у тебя в спальне.

Я был так взволнован, что едва мог дышать. Он сказал, что сразу же начнет откладывать деньги и что вскоре у меня будет пианино.

Я крепко обнял папу. Он меня понял. Все будет хорошо.

К обеду я спустился в столовую.

Проходили недели, но ничего не происходило Я думал - “Он просто ждет моего дня рождения”.

Наступило десятое сентября, но пианино не было. Я ничего не сказал. Я подумал - “Он ждет Рождества”.

Пришел декабрь, и я просто задержал дыхание. Ожидание было просто невыносимым. Когда пианино не появилось, мое разочарование было огромнейшим.

Прошли еще недели, еще месяцы. Не помню, когда я точно понял, что отец не собирается выполнять свое обещание. Но только после тридцати я понял, что он, наверное, никогда и не собирался его выполнять.

В тот день я дал моей старшей дочке обещание, которое не думал сдержать Я просто хотел, чтобы она перестала плакать. Я просто пытался утешить ее в каком-то детском несчастье, о котором сейчас не помню. Я даже не помню, что я пообещал. Я просто сказал что-то, чтобы успокоить ее. Это помогло. Она обвила мне ручонками шею и закричала - “Ты самый лучший папочка на всем белом свете!”

И грехи отцов да падут на головы их детей...

Прости. Я...

Да. Был и есть.

Никогда не давать обещания, которые я не могу выполнить. Особенно своим детям.

Никогда не использовать свое знание о том, чего хочет другой человек, для того, чтобы получить то, чего хочу я.

Да, но есть такое понятие, как “честный обмен”, и есть манипулирование.

Честный обмен - это взаимовыгодная сделка. У тебя есть то, что нужно мне, у меня есть то, что нужно тебе, мы приходим к соглашению, что у них более или менее одинаковая ценность, и обмениваемся ими. Это чистая сделка.

Существует также эксплуатация. Это когда у тебя есть то, что мне нужно, и у меня есть то, что нужно тебе, но ценность этих вещей не одинакова. Но мы все равно совершаем сделку, потому что один из нас отчаянно нуждается в том, что есть у другого, и он готов заплатить любую цену. Именно так поступают некоторые многонациональные корпорации, предлагая по семьдесят пять центов за час работы в Малайзии, Индонезии и Тайване. Они называют это экономической возможностью, но это эксплуатация, простая и неприкрытая.

И наконец, существует манипуляция. Это когда у меня нет ни малейших намерений дать тебе то, что я предлагаю. Иногда это происходит неосознанно. Это плохо. Но в худшем случае человек полностью осознает, что он не собирается выполнять обещанное. Это уловка - техника, с помощью которой другого человека можно заставить замолчать или тут же, сразу же успокоить. Это ложь, и самая худшая, потому что она затягивает рану, которая позже откроется заново и станет еще глубже.

Ну, я не знаю. Ты намекаешь на что-то конкретное?

Ах, это.

Нет ни жертв, ни злодеев. Нет “хороших парней” и “плохих парней”. Бог создал только Совершенство. Каждая душа совершенна, чиста и прекрасна. В состоянии забвения, в котором они обитают здесь, на Земле, совершенные творенья Божьи могут совершать несовершенные поступки - или поступки, которые мы называем несовершенными, - но все, что происходит в жизни, имеет свою причину. В Божьем мире не бывает ошибок, и ничего не происходит случайно. И никто не приходит к Тебе без дара в руках.

Но многим людям это сложно воспринять. Я знаю, Ты предельно ясно изложил это в трилогии “Беседы с Богом”, но некоторым людям все же очень трудно согласиться с тем, что все в мире совершенно.

В этом поможет книга “Маленькая душа и Солнце”, как и повторное прочтение нашей трилогии.

Минуточку! Ты видел мою почту?

Наверное, нет. Мне просто не нравится думать об этом.

Думаю, потому, что я не очень горжусь кое-какими случаями из своей жизни.

И мысль о том, что Ты обо всем знаешь, немного дискомфортна.

Это другое.

Возлюбленная или друг - это не Бог. Когда возлюбленная или друг знают о таких вещах, это совсем не то же самое, когда Бог о них знает.

Хорошо, хорошо, но повтори мне снова. Мне нужно чаще слышать об этом.

И никакого проклятия или наказания.

Я знаю.

Я знаю. И я правда думаю, что теперь мы с Тобой друзья. Я уже долго так ощущаю. Вот только...

Время от времени я снова возвращаюсь к старым мыслям, и иногда мне тяжело думать о Тебе по-новому. Я все еще думаю о Тебе как о Боге.

Я знаю. В этом все дело. Иногда я не могу думать о Тебе как о Боге и о друге одновременно. Я не могу употребить эти два слова в одном предложении.

Я знаю, знаю. Ты мне все время об этом говоришь.

Не знаю. Я не уверен.

Наверное, мне нужно доверять Тебе.

И, наверное, мне нужно было бы любить Тебя.

Продолжать?

Я не знаю, что еще сказать.

Я стараюсь проводить с ними больше времени.

Стараюсь что-то сделать для них.

Нет, ведь я их друг.

Гм... Я не уверен.

Я стараюсь как можно меньше просить своих друзей об услугах.

Потому что хочу, чтобы они оставались моими друзьями.

Думаю, да. По крайней мере, меня этому учили. Самый быстрый способ потерять друга - навязываться ему.

Возможно...

Вот как! Ты создаешь жесткие правила.

Мне трудно сейчас.

Как же мне решить проблему?

Но мы совершенно отошли от темы. Ты говорил о том, что нет ни жертв, ни злодеев.

Не понимаю.

Хорошо. Так как же мне подружиться с Богом?

Доверять Тебе.

Любить Тебя.

Проводить больше времени с Тобой.

Делать что-то для Тебя... хотя у меня нет ни малейшего представления, что я могу сделать для Тебя.

Хорошо. И последнее: позволять Тебе делать что-то для меня.

Приказывать Тебе?

Здесь мне тоже трудно. Я даже представить себе этого не могу.

Хорошо, но как мне обрести такое понимание?

Хорошо, я готов.

Это действительно так?

Было бы чудесно, если бы я узнал о них в молодости. Тогда я не умел общаться с людьми. Мой брат всегда легко находил друзей, но я - никогда. Поэтому я старался подружиться с его друзьями. Ему было нелегко со мной, я всегда хотел идти туда, куда и он, делать то, что и он.

Ко времени поступления в среднюю школу у меня уже были свои интересы. Я все так же любил музыку, поэтому я записался в передвижной оркестр, хор и обычный оркестр. Я также занимался в фотокружке, принимал участие в работе группы по созданию альбомов выпускных классов и был репортером нашей школьной газеты. Я входил в драматический кружок, шахматный и - возможно, самое примечательное - в дискуссионную группу, даже лучшую дискуссионную группу.

Именно в средней школе я начал свою карьеру диктора. У одной из местных радиостанций возникла идея каждый вечер передавать репортажи о спортивных достижениях средних школ, привлекая для этого учеников. Я уже был комментатором на всех школьных футбольных и баскетбольных матчах, поэтому, естественно, меня избрали представителем нашей школы. Это было мое первое знакомство с радио, и оно стало началом моей тридцатипятилетней карьеры в средствах массовой информации.

И все же, несмотря на все мои увлечения (а возможно, из-за них) я не мог ни с кем подружиться. Я уверен, основная причина была в том, что я раздул свое эго до огромных размеров. Так я частично компенсировал годы детства, когда отец постоянно говорил мне, что меня должно быть “видно, но не слышно”, к тому же я всегда немного любил порисоваться. Боюсь, что я был невыносим; немногие ребята в средней школе могли меня терпеть.

Я знаю, что со мной происходило. Я искал в глазах других одобрение, которого я не получал от отца. Мой отец был очень скуп на похвалу. Я помню, как однажды выиграл в дискуссионном турнире и привез домой приз. Единственным комментарием моего отца было: “Этого я ожидал меньше всего”.

Трудно чувствовать себя хорошим, когда даже победы в турнире недостаточно, чтобы заслужить хотя бы небольшую похвалу от своею отца. (Печальнее всего то, что он считал свои слова похвалой. )

Поэтому я приобрел привычку докладывать отцу обо всем, что я делаю, рассказывать о всех моих достижениях, надеясь, что однажды услышу от него: “Это невероятно, сынок. Поздравляю. Я горжусь тобой”. Я так и не услышал похвалы - и начал искать ее у других.

Я не изменил этой традиции до сегодняшнего дня. Я старался избавиться от нее, но я ей не изменил. И что хуже всего, мои дети, вероятно, скажут, что я был так же равнодушен к их достижениям. И грехи отцов да падут на головы их детей...

У меня? Я никогда не думал об этом с такой точки зрения.

Кто сказал, что у меня были проблемы с понятием о Боге?

Но ведь Тебя действительно называют “Бог-Отец”.

Мне кажется, это был Иисус.

Не он?

Значит, Ты не “Отче наш, иже еси на небесах”?

Ну тогда кто же Ты? Мы пытались это осмыслить на протяжении тысячелетий. Почему бы Тебе не дать нам передышку и просто не сказать, кто Ты?

Я знаю. Как, думаю, и большинство людей. Но иногда удобно думать о Тебе как о личности. Нам так легче общаться с Тобой.

Уверен, это был просто оборот речи.

Но если нам не следует считать Тебя родителем, кем же нам Тебя считать?

“Друг наш, иже еси на небесах”?

Да, такое уж точно потрясет кое-кого воскресным утром.

И все же, если бы мы смогли подумать о Тебе как о друге, а не об отце, это могло бы помочь людям наконец начать по-настоящему общаться с Тобой.

Туше!

Мне казалось, я уже дружу.

Хорошо, я готов избавиться от такого отношения. Я готов обрести по-настоящему действенную дружбу с Тобой.

Прекрасно. Так как же мне узнать Тебя лучше?

Готовность?

Я не понимаю, что это значит.

Но как нам узнать Тебя?

Большинство людей верят в Бога. Опросы показывают, что за последние годы количество верующих на нашей планете возросло.

Грустная ситуация, не так ли?

Как мне обрести такую готовность?

В “Беседах с Богом” я услышал много такого, что противоречило всему, что я раньше знал о Тебе.

В этом смысле трилогия была не столько откровением, сколько подтверждением.

Почта, которую я получил за прошедшие пять лет, свидетельствует, что так было с тысячами людей. И сейчас совсем неплохой момент для того, чтобы рассказать, как были написаны “Беседы”.

Я не писал диалог “Беседы с Богом” как книгу. В отличие от материала, который я излагаю сейчас. Когда начался разговор с Богом, у меня не было ни малейшего представления о том, что он выйдет в печать. Я считал нашу беседу конфиденциальной и не предполагал, что в нее будет еще кто-либо посвящен.

Она началась ночью, в феврале 1992 года, когда я был на грани хронической депрессии. Моя жизнь разваливалась. Отношения с женой были разрушены, карьера зашла в тупик, и даже здоровье ухудшалось.

Обычно в жизни случалось то одно, то другое, но тогда все случилось одновременно. Все рушилось, и мне казалось, что я ничего не могу сделать.

Не в первый раз я беспомощно стоял и наблюдал за тем, как прямо у меня на глазах распадаются связи, которые я считал постоянными.

Я был очень зол на себя из-за своей неспособности поддерживать отношения, за то, что совершенно не понимал, что для этого нужно, и за то, что у меня ничего не получалось, как я ни старался.

Мне казалось, что мне просто не дали инструментов, чтобы играть в игру по имени Жизнь, и я был в ярости.

С работой дела обстояли не лучше. Все мои старания практически свелись к нулю. Тридцать лет работы в сфере радиовещания, телевидения и журналистики принесли плачевно скудные плоды. Мне было сорок восемь лет, и после полустолетия на Земле мне нечем было гордиться.

Не удивительно, что мое здоровье тоже катилось под откос. За несколько лет до того я повредил шею в автомобильной аварии и еще не совсем оправился. Еще раньше у меня был коллапс легкого, я болел язвой, артритом и страдал от жестокой аллергии. В сорок восемь лет мне казалось, что мое тело просто разваливается. И той февральской ночью я лежал в постели, не смыкая глаз, и в сердце моем был гнев.

Я вертелся и крутился, стараясь уснуть, а в душе бушевала гроза. Наконец я отбросил одеяло и потопал из спальни. Я пошел туда, куда всегда отправляюсь посреди ночи в поисках мудрости, но в холодильнике ничего приличного не оказалось, поэтому я уселся на кушетку.

Там я сидел и варился в своем собственном соку.

Потом в лунном свете, льющемся через окно, я разглядел на столике передо мной желтый блокнот. Я взял его, нашел ручку, включил лампу и начал писать злобно-страстное письмо Богу. Почему моя жизнь не складывается????? Как заставить ее наладиться? Чем я заслужил такую жизнь, которая состоит из непрекращающейся борьбы? И какие в ней правила? Кто-нибудь, сообщите мне эти ПРАВИЛА! Я буду играть, но вначале кто-то должен сообщить мне правила. И после этого не менять их!!!

Я все писал и писал, яростно царапал бумагу огромными буквами - когда злюсь, я так давлю на бумагу, что написанное можно прочитать на пятом листе, если поднести его к свету.

Наконец я выдохся. Злость, горечь, истерика рассеялись, и, помню, я еще подумал, что нужно рассказать об этом друзьям. В конце концов, блокнот посреди ночи может оказаться самым лучшим лекарством.

Я хотел было положить ручку, но она осталась у меня в руке. Это поразительно, подумал я. Несколько минут напряженного письма, и рука так немеет, что ее невозможно разжать.

Я ждал, пока расслабятся мышцы, но внезапно возникло чувство, что мне нужно еще что-то написать. Я наблюдал за собой, поднося ручку к бумаге, поражаясь сам себе, потому что понятия не имел, что я хотел написать. И все же я действовал так, как будто мне нужно было писать еще.

Как только ручка коснулась бумаги, мой ум заполонила мысль. Она была продиктована мне каким-то голосом. Это был самый мягкий, самый добрый, самый нежный голос, который я когда-либо слышал. Только это был не голос. Это был... я могу назвать его только беззвучным голосом... или, может быть, чувством, в котором были слова.

Слова, которые я так “услышал”, были:

Я помню, что подумал: Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО выпускаю пар, но если у тебя есть ответы, я чертовски уверен, что хочу знать их. На что я получил ответ:

И я ответил: Что, черт возьми, все это значит? За этим последовали самые необычайные мысли, идеи, сообщения - называйте их как хотите, - которые мне когда-либо доводилось узнавать. Мысли были столь ошеломляющими, что я стал их записывать - и отвечать на них. Идеи, которые были даны мне (через меня?), отвечали на мои вопросы, но они также приводили к новым вопросам, которых у меня раньше никогда не было. Так начался этот “диалог” ручка-и-бумага. Я писал три часа, а потом внезапно наступило утро - было 7: 30 - и дом начал просыпаться, поэтому я отложил блокнот и ручку. Это было интересное переживание, но я не придавал ему особого значения до следующей ночи, когда я проснулся посреди, крепкого сна в 4:20 утра так внезапно, как будто кто-то включил в комнате свет. Я сел в кровати, удивленно размышляя, что это такое, когда почувствовал непреодолимое побуждение встать и снова сесть за блокнот.

Все еще спрашивая себя, что происходит и почему, я, спотыкаясь, нашел блокнот и вернулся на свое любимое место на диване в гостиной. Я продолжил с того самого места, на котором остановился вчера, я снова задавал вопросы и получал Ответы.

Я до сегодняшнего дня не знаю, что заставило меня начать записывать этот диалог и сохранить все записи. Наверное, я думал завести личный журнал или особый маленький дневник. Я и не предполагал, что однажды они будут опубликованы, а тем более - что их будут читать от Токио до Торонто, от Сан-Франциско до Москвы.

Правда, однажды голос сказал мне: “Ты сделаешь из этого диалога книгу”. Но я подумал: Ага, ты и еще сотня людей пошлют твои полуночные бредни издателю, который тут же скажет: “Конечно! Мы издадим это НЕМЕДЛЕННО!” Этот первый диалог длился год - я просыпался посреди ночи как минимум три раза в неделю.

Одним из вопросов, который мне чаще всего задают, такой: когда я решил, когда узнал, что говорю с Богом? На протяжении первых недель я не знал, что и подумать о происходящем. Вначале у меня были мысли, что я просто говорю сам с собой. Потом я подумал, не получаю ли я ответы на свои вопросы от своего “высшего Я”, о котором слышал раньше. Но в конечном счете я перестал судить себя и бояться насмешек и назвал диалог тем, чем он казался: беседой с Богом.

Это случилось той ночью, когда я услышал утверждение: “Не существует того, что называется Десятью Заповедями”.

Я записал почти половину материала, который в итоге стал книгой, когда было сделано это впечатляющее заявление. Я задал вопрос о путях к Богу и о том, какой из них “правильный”. Я хотел знать, действительно ли мы заслуживаем свой путь в рай тем, что “хорошо себя ведем”, или же мы свободны действовать так, как пожелаем, не боясь наказания Божьего?

“Что правильно? - спрашивал я. - Традиционные ценности или “будем решать проблемы по мере их проявления”? Что правильно? Десять Заповедей или Семь Шагов к Просветлению?”

После ответа, что Десяти Заповедей не существует, я был изумлен. Но объяснение изумило меня еще больше.

Да, действительно было десять утверждений, и они, конечно, были даны Моисею, но не были “заповедями”. Они были “обязательствами”, которые Бог поставил перед человечеством, признаками, по которым мы могли определить, что нашли путь к Богу.

Это отличалось от всего, о чем мы говорили раньше. Это был настоящий прорыв. Часть из того, что я услышал во время нашей беседы до этого момента, мне уже была известна от других учителей или иных источников или, возможно, я что-то где-то читал. Но это поразительное заявление о Десяти Заповедях я никогда не слышал раньше. Более того, оно противоречило всему, чему меня учили или о чем я думал сам.

Несколько лет спустя я получил письмо от профессора теологии из крупного университета на Восточном побережье, в котором говорилось, что это утверждение было самым оригинальным и новым взглядом на Десять Заповедей, опубликованным за последние триста лет. И хотя профессор не во всем соглашался с информацией, содержащейся в “Беседах с Богом”, они предоставляли его лекциям по теологии богатый материал для серьезного обсуждения на много семестров вперед. Однако в то время, о котором я говорю, мне не нужны были письма от профессоров теологии, чтобы понять, что я услышал нечто очень необычное и что эта информация пришла из очень необычного источника.

Я начал воспринимать этот источник как Бога. С тех пор ничто не изменило мое мнение. На самом деле та информация, которая пришла в ходе восьмисот страниц нашего диалога, включая удивительную информацию о жизни Высокоразвитых Существ во Вселенной в Книге 3 и схему построения нового общества на планете Земля в Книге 2, только укрепила мое мнение.

Понятно. Я называю это “Тест животика”. Есть старая поговорка: “Животик знает”.

Ух ты, мне это нравится! “Душа - это часть Бога, которая ближе всего ко мне”. Великолепное утверждение!

Чтобы подружиться с Богом, все, что мне нужно сделать, - это подружиться с самим собой.

Это кажется так просто. Почти слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Ты можешь помочь мне?

Как мне подружиться с собой?

Мне казалось, что я дружу с собой. Я себя очень люблю! Может быть, даже слишком. Как я сказал, если у меня были какие-либо проблемы личного плана, это было мое эго.

Эй, это почти больно.

Значит, Ты хочешь сказать, что на самом деле я не так уж сильно люблю себя и пытаюсь компенсировать недостаток любви к себе любовью других ко мне?

Но разве эго - это не ощущение себя?

Разве это не противоречит более раннему утверждению, что иметь эго хорошо?

Ну, теперь я совершенно запутался.

Ты не поможешь мне разобраться? Хорошо иметь эго или нет? Это серьезный вопрос

Вот так. Задай вопрос - получишь ответ.

Да, понимаю. Я имею в виду, что Тебе не приходится задумываться над ответами.

Получается, если я скажу, что все твои слова - белиберда, тогда все, что Ты только что мне сказал, неправда.

Нет, не правда.

Но если Ты говоришь, что все, что Ты говоришь, неправда, тогда неправда, что это неправда.

Если только не наоборот.

Это Ты так говоришь.

Но если я не верю тому, что Ты говоришь...

Ох, я словно в Зале Зеркал.

Тут я возвращаюсь к тому, где я был прежде, чем мы свернули в сторону.

Я спросил Тебя, как мне подружиться с собой. Ты сказал, что я могу познать Бога, когда познаю свою душу, и что я могу подружиться с Богом, когда подружусь с собой. И я спросил Тебя, как мне это сделать. Я считал, что уже дружу с собой.

Может быть, действительно большое эго - это признак того, что я не нравлюсь себе, как Ты говорил. Я подумаю об этом.

Тебе следовало бы стать психологом.

Я знаю. Я просто пошутил.

Ты заставляешь меня смеяться, Ты это знаешь?

Мне нравится Бог с чувством юмора.

Не могу не согласиться, но не могли бы мы вернуться к моему вопросу? Как мне подружиться с собой?

Как я могу достичь ясности в вопросе, кто я есть и кем я не являюсь?

Хорошо, так Кем я не являюсь?

Но как я могу изменить поведение, которое превратилось в привычку, или черты характера, которые глубоко во мне укоренились?

И это изменит черты характера и установившиеся привычки?

Ладно, попытаюсь.

Решив, кем я не являюсь, и освободившись от представления, что я - это мое прошлое, как мне открыть, Кто Я Есть?

Это значительная разница.

Я действительно могу так сильно измениться?

Высочайшую версию в моем величайшем представлении о том, кем я являюсь.

И такой простой вопрос, - Это то, Кто Я Есть? - даст мне все это?

Что ты имеешь в виду? Что они делают?

Ведь мы пришли в него с определенной миссией...

И кто это?

Особенно если задавать себе этот вопрос во время принятия решении.

Кто-то когда-то сказал, что мы - планета лунатиков.

Значит, это магический вопрос, а?

Новое Евангелие? Что это такое?

Тогда можно мне еще только один раз вернуться к чувству вины? Как же те люди, которые совершали ужасные вещи - убивали, или насиловали женщин, или жестоко обращались с детьми - и кто просто не могут простить себя?

Но большинство людей не могут слышать Твои слова. Они слишком поглощены чувством своей вины или, возможно, сожалением о том, какие карты им раздала судьба. Некоторые из таких людей даже боятся, что снова повторят свои преступления. Поэтому они считают свою жизнь безнадежной. Бессмысленной.

Ты говорил мне об этом.

Как нам это сделать? Как нам отпустить страх и чувство вины?

Такое решение поможет любому из нас, каковы бы ни были наши проступки, большие или маленькие?

Но все же, как я могу простить себя, если я сделал нечто непростительное?

Какой это способ? Как я могу искупить свое деяние, если я сам считаю свои действия непростительными?

Это может стать адом при жизни. Мне кажется, в “Беседах с Богом” ты сказал, что ада не существует.

Ой-ой! Этот опыт по-прежнему кажется очень болезненным.

Не “Ой-ой!”, но “Ага!”?

Но если нет боли, то где же “расплата” за все беды, которые мы причинили, и за вред, который нанесли?

Освободившись от чувства вины, мы можем двигаться вперед в своей жизни, как Ты говоришь. Мы можем сделать из нее что-то стоящее. Тогда мы снова сможем стать друзьями с собой - и с Тобой.

Да, действительно можете. Вы снова подружитесь с собой, полюбите себя, когда наконец признаете, Кто Вы Есть в Действительности.

И первый шаг в обретении настоящей, действенной дружбы с Богом будет завершен.

Хотелось бы, чтобы это было так просто, как звучит в Твоих словах.

Это Шаг Второй, не так ли?

Мне очень жаль.

Я не извиняюсь за то, что сказал. Мне жаль, если я обидел Тебя.

Я не могу Тебя обидеть?

Даже если я сделаю нечто ужасное?

Ты не рассердишься и не накажешь меня?

Это значит, что я могу делать все, что захочу.

Да, но я не хотел. Страх перед наказанием останавливал меня.

Иногда. Иногда, когда соблазн слишком велик, мне нужно бояться того, что случится со мной после смерти, - бояться за мою бессмертную душу - чтобы остановиться.

Ну, один такой пример в своей жизни я могу найти

Прямо сейчас? Ты хочешь, чтобы я рассказал об этом прямо сейчас, перед Богом и всеми людьми?

Ну, если Тебе так нужно знать,- самоубийство

Однажды я думал о нем очень серьезно. И не делай вид, что удивлен. Ты все знаешью Именно Ты меня остановил.

Немного страха тоже было.

Я боялся того, что случится со мной, если я покончу со своей жизнью

Да

Нет

Кроме тех случаев, когда все же боюсь.

Когда я Тебе не верю. Когда я не верю, что это Ты говоришь со Мной, уже не упоминая о Твоих диковинных обещаниях

То, что я человек? Думаю, они знают об этом

Я убежден

Когда я не сомневаюсь

Когда мне кажется, что я не мoгy верить Твоим словам.

Когда Твои слова слишком хороши, чтобы быть правдой

Но я хочу - кроме тех случаев, когда не хочу

Когда боюсь. Когда думаю, что не могу Тебе верить.

Ты имеешь в виду, что будет, если я поверю Твоим словам и окажется, что Ты на самом деле не Бог?

Да.

Я боюсь, что Бог отправит меня в ад

За то, что я отрицал единого истинного Бога, и за то, что побуждал других к этому. За то, что говорил людям, будто их поступки не будут иметь последствий, и таким образом подстрекал некоторых совершать действия, которые они в противном случае не совершили бы, ведь они теперь не боятся Тебя.

Нет, но я думаю, что на других людей легко повлиять.

А?

Я знаю. Знаю.

Нет, не очень. Человечество продолжает убивать себя, как и всегда.

И мы не менее жестоки друг к другу, чем были раньше.

Я не знаю. Наверное, мне нужно время от времени думать об этом, чтобы сдерживать себя.

Крикнуть с крыши самого высокого дома, что наконец я нашел Бога, которого могу любить! Я бы призвал всех познакомиться с моим Богом и узнать Его так, как я Его знаю! Я бы поделился всем, что я знаю о Тебе, со всеми, кого бы встретил в моей жизни! Я бы освободил людей от их страха перед Тобой, и таким образом- от их страха друг перед другом! Я бы освободил их от страха смерти!

Если я “неправильно”понял Тебя, Ты меня накажешь. Или Он накажет. Или Оно- не важно.

А если другие люди будут совершать плохие поступки- убивать, насиловать или лгать- из-за меня?

Возможно, так и есть.

Это не вопрос выбора. Мы не в супермаркете Богов. Бог есть Бог, и нам следует понять Его правильно, иначе мы отправимся прямиком в ад.

Нет. Кроме тех случаев, когда верю.

Когда я не верю Тебе. Когда я не верю в доброту Бога и в Его безусловную любовь. Когда я вижу нас, всех нас здесь, на Земле, детьми малого Бога.

Нет. Должен сказать, не очень часто. Я чувствовал так раньше. Каким же сильным было это чувство! Но оно ослабло после наших бесед. Я изменил мнение о многих вещах. Вообще-то, я не изменил свое мнение. На самом деле я просто позволил себе поверить в то, что всегда знал в своем сердце о Боге и во что хотел верить.

Плохо? Нет, мне было хорошо. Вся моя жизнь изменилась. Я снова смог поверить в Твою доброту, и так я смог снова поверить в свою доброту. Я смог поверить, что Ты простишь мне все мои проступки, и тогда я смог простить себя. Я перестал верить, что где-то, когда-то, каким-то образом Бог накажет меня, и тогда я перестал наказывать себя.

Но есть люди, которые говорят, что плохо не верить в карающего Бога. Правда, я вижу в такой вере только хорошее, потому что, если я когда-либо сделаю что-либо стоящее- даже если, находясь в тюрьме, я отговорю другого заключенного от того, чтобы он навредил кому-нибудь или продолжал вредить себе,- мне придется простить и перестать наказывать себя.

Я действительно понимаю. По-настоящему. И я не отказался от всего того, что я услышал в наших беседах. Просто сейчас мне нужен инструмент. Инструмент, с помощью которого я смогу наконец создать настоящую дружбу с Тобой.

Да, даешь. Ты ответил мне еще до того, как я спросил.

Как всегда. Скажи, как мне научиться верить?

Я могу научиться верить, когда мне не нужно будет верить?

Помоги мне разобраться.

Думаю, нет.

Значит, высшая степень доверия наступает тогда, когда нет необходимости доверять?

Но как я могу достичь момента, когда мне ничего не будет нужно от Тебя?

Так как мне не нужно просить то, что у меня уже есть.

Но если у меня все есть, почему же я думаю, что мне что-то нужно?

Ты хочешь сказать, что если я воспринимаю, что я в чем-то нуждаюсь, так и происходит?

Но если я думаю, что Бог удовлетворит все мои нужды, тогда я не “думаю, что нуждаюсь”.

Я получаю то, чего ожидаю?

Почему?

Или, говоря другими словами, “вера”становится “знанием”.

Значит, я могу научиться верить Тебе, если буду знать, что мне не нужно верить Тебе!

Но... но... это то же самое, что совсем не иметь предпочтений! Мне казалось, Ты всегда говорил: “Твоя жизнь складывается из твоих намерений по отношению к ней”. Если у меня нет предпочтений, как это может быть правдой?

Замечательный учитель и писатель Кен Кейез-младший говорит об этой идее в своей необыкновенной книге “Руководство к достижению высшего сознания”.

Он говорил об изменении зависимости от предпочтений. Ему самому пришлось научиться этому, так как его тело ниже груди парализовано и большую часть своей жизни он провел в инвалидном кресле. Если бы он был “зависим”от большей подвижности, он никогда не смог бы найти способ быть счастливым.

Но он сумел понять, что источником счастья являются не внешние обстоятельства, но наши внутренние решения о том, как мы выбираем жить в этих обстоятельствах.

Это основная мысль всех его работ, хотя в большинстве своих книг он не упоминает о своих физических трудностях. Поэтому, когда его попросили провести несколько лекций, люди часто испытывали настоящее потрясение, увидев, что он практически неподвижен. Он с такой радостью писал о любви и жизни, что читателям казалось, будто у него есть все, чего он только мог пожелать.

Если цитировать еще одного замечательного автора, Джона Грея...

Который теперь с Тобой.

Я так рад! Какая жалость, что ему пришлось провести в нем такую большую часть своей жизни.

Другими словами, все в мире совершенно.

Даже если что-то не кажется совершенным.

Значит, Ты говоришь, что нам следует быть благодарными за то худшее, что с нами происходит?

Войны - это чудеса? Преступления - чудеса? Болезни и недуги - это чудеса?

То есть что бы я сказал, если бы был Тобой? Да.

Я бы сказал: Каждое событие в жизни- это чудо, как и сама жизнь. Предназначение жизни- обеспечить душу совершенными инструментами, обстоятельствами и условиями, при помощи которых она бы смогла реализовать и испытать, объявить и заявить, выполнить и стать тем, Кем Ты Являешься в Действительности. Поэтому не суди и не порицай. Люби врагов твоих, молись за твоих палачей и цени каждый миг и событие в жизни как сокровище, как совершенный дар от совершенного Создателя.

Я бы сказал: стремись к результатам и последствиям, но не требуй их.

Я?

Когда?

То есть что бы я сказал, если бы был Тобой?

Я бы сказал: Если тебе требуется определенный результат, чтобы быть счастливым, это Зависимость. Если ты просто желаешь получить определенный результат, это Предпочтение. Если у тебя нет никаких Предпочтений, это Приятие. Ты достиг мастерства.

Но у меня есть вопрос. Разве определение намерений не то же самое, что и объявление своих Предпочтений?

Ты хочешь сказать, что намерением Бога было все, произошедшее на Земле?

Когда ты ставишь вопрос так, ответ, кажется, должен быть отрицательным. Но когда я смотрю на все ужасы в мировой истории, мне трудно поверить, что Бог мог иметь намерение, Чтобы это все случилось.

Мне не кажется, что все, что произошло в истории человечества- или даже все, что случилось в моей жизни, -было преднамеренным. Я скорее назвал бы все эти события многочисленными непреднамеренными результатами.

Как может быть непредвиденным преднамеренный результат? И, наоборот, как может преднамеренный результат быть непредвиденным?

Держу пари, я смог бы повторить это во сне.

Остроумно. Ловкий трюк.

Происходящее -это всегда результат моего намерения, но я не всегда могу предвидеть, что произойдет. Но как это возможно?

Ты имеешь в виду, что я думаю, будто намереваюсь сделать одно, а на самом деле намереваюсь сделать что-то другое?

Это какое-то сумасшествие! Как я могу знать, чего ожидать, если я создаю свою реальность на тех уровнях сознания, которые я даже не осознаю?

Ты уже говорил об этом в “Беседах с Богом”.

Существует ли способ установить одно и то же намерение на сознательном, сверхсознательном и подсознательном уровнях одновременно?

Получается, что для человека с “возвышенным сознанием” последствия и результаты всегда являются преднамеренными и никогда не являются непредвиденными?

Степень, в которой результат является непредвиденным, является непосредственным показателем уровня сознания, на котором человек воспринимает свой опыт.

Поэтому Мастер- это человек, который всегда согласен с результатами, даже если они оказываются неблагоприятными, ибо он знает, что на каком-то уровне он и намеревался их получить.

Именно поэтому Мастер видит во всем совершенство!

Мастер может только не видеть, на каком уровне возникло намерение получить определенный результат. Но он не сомневается, что на каком-то уровне он создал этот результат.

Вот почему Мастер никогда не судит людей, места или вещи. Мастер знает, что он привлек их в свою жизнь. Он осознает, что на каком-то уровне он создал то, что он переживает.

И что, если ему не нравится его опыт, он сам может его изменить.

И что в этом процессе нет места порицанию. То, что ты порицаешь, ты удерживаешь.

Точно так же как было бы совершенством мое непонимание. Верно.

Мы всегда находимся именно в те моменты и в тех местах, которые для нас совершенны.

И для развития нам нужно не больше того, что у нас есть и что мы переживаем прямо сейчас.

И если нам ничего не нужно, у нас нет необходимости верить Богу.

И когда у нас нет необходимости верить Богу, мы в действительности можем ему верить. Ибо в данном случае доверие означает не необходимость получить конкретный результат, но знание, что любой результат приносит нам высшее благо.

Красота этой системы в том, что отсутствие необходимости в конкретных результатах освобождает подсознание от всех мыслей о том, почему невозможно получить определенный результат, что, в свою очередь, открывает дорогу конкретному результату сознательного намерения.

И, по существу, я вообще не буду создавать результатов, я буду просто понимать, что они уже существуют. Все уже было создано, и я лишь переживаю на опыте события, которые я могу выбирать, опираясь на мое понимание и восприятие.

Какой?

Да. Я получал письма от тех, кого очень разозлила эта мысль. Они писали, что, если изложенные в “Беседах с Богом” концепции о событиях и времени истинны, они глубоко разочарованы. Получается, что после всего, что было сказано и сделано, мы всего лишь пешки, которые Бог передвигает по шахматной доске жизни для того, чтобы поразвлечься.

Ух ты!

Я вижу Тебя как Бога, который дает мне возможность создавать тот опыт, который я выбираю, и снабжает меня инструментами для этого.

Я верю Тебе. Ибо я понял, что у меня нет в этом необходимости. Процесс жизни таков, каков он есть. Доверие не обязательно, нужно только знание.

Я не всегда был таким. Я хочу сказать, мне не всегда нужно было так дотошно объяснять что-то, чтобы я смог поверить. На самом деле в молодости я всегда верил, что все будет хорошо.

Я был несгибаемым оптимистом. Даже, можно сказать, безрассудным оптимистом. Учитывая, что я вырос в страхе перед Богом, такое мое отношение к жизни кажется вдвойне безрассудным. И все же я был именно таким. В детстве я всегда “знал”, что получу то, чего хочу, — и всегда получал. Причем, как правило, без особых усилий. Это по-настоящему задевало моего брата, который, бывало, вслух жаловался: “Нилу всегда везет”. Однажды я услышал, как отец ему ответил: “Нил сам делает свое везение”.

Он был прав. Частично в этом помогли мне мои родители. Мать наделила меня любовью к жизни и всем творениям, а отец благословил меня уверенностью в себе. Какая бы сложная задача передо мной ни стояла, он всегда меня спрашивал: “Как ты собираешься что-то решить, если не попытаешься?”

Когда мне было лет пятнадцать, он сказал фразу, которую я запомнил навсегда.

— Сынок, — сказал он, — нет “правильного” способа что-то сделать. Есть только тот способ, которым ты это делаешь. Сделай так, чтобы твой способ был правильным.

— Как это сделать? — спросил я. И он ответил:

— Выполнив работу.

Тридцать пять лет спустя компания “Найк” выразила эту краткую жизненную философию в трех словах:

Как я уже говорил, поступив в среднюю школу, я фазу же занялся кучей дел. Внеклассные занятия отнимали все мое время, но я хорошо успевал по предметам, которые мне нравились: английскому языку, устной речи, политологии, музыке, иностранным языкам. Должен признать, что здорово плавал в предметах, которые мне казались скучными, — биологии, алгебре, геометрии, — но меня приняли в Висконсинский университет в Милуоки: с испытательным сроком.

Я там долго не задержался. Декан попросил меня освободить место уже после третьего семестра, но я не слишком сильно расстроился. Мне не терпелось скорее начать самостоятельную жизнь, и я хотел сразу же попасть на радио.

После того как я вылетел из колледжа, отец мне сказал:

— Хорошо, сын, теперь ты сам себе хозяин. Я сделал для тебя все, что мог, но ты хочешь жить по-своему.

Часть меня была до смерти напугана, а часть была так взволнована, что я просто не мог этого вынести. Я уже немного работал в эфире бесплатно на одной крошечной радиостанции, которая только-только открылась. И когда отец дал мне волю, я отправился в офис директора другой радиостанции, которая была чуть больше, и самонадеянно заявил, что он должен взять меня на работу.

Ларри Ла Рю откинул голову назад и загоготал:

— И почему я должен это сделать?

Я не растерялся.

Ларри перестал смеяться, но улыбка не сошла с его лица.

Тогда я еще не знал этого слова и подумал: “Это хорошо?”

— Вот что я тебе скажу, — он наклонился вперед. — Приходи сегодня вечером, в восемь — я скажу, чтобы вечерний диктор показал тебе, что к чему. В девять часов ты выйдешь в эфир. Я буду слушать. Если я не позвоню тебе до полдесятого, ты уберешься оттуда и не будешь больше никогда показываться мне на глаза.

Его ухмылка стала лукавой.

— Логично, — пискнул я, пожимая ему руку. Потом добавил:

— Поговорим вечером

Я вышел на улицу и на стоянке чуть не расстался со своим ленчем

Когда я встал перед микрофоном тем вечером, меня все еще тошнило. Я объявил заставку станции и включил музыку. Прозвучало несколько песен, и на часах было уже 9: 28. Звонка не было, и, готовясь уступить место старому диктору, я был здорово подавлен. Когда я собрал вещи, он просунул голову в комнату.

— Босс на проводе, — сказал он и ушел. Я поднял трубку.

— Ты принят, — проворчал Ларри. — Оставайся у микрофона до одиннадцати. Жду тебя в офисе завтра в девять.

Я всегда помнил Ларри Ла Рю за то, что он дал мне шанс. Другой человек мог бы вышвырнуть меня вон. Много лет спустя, занимая должность директора программ в Балтиморе, я старался вернуть долг, используя “Правило Ла Рю”: всегда давай парню шанс.

В мою дверь стучалось много парней, которые хотели попасть на радио. Я не мог просто отправить их в студию и выпустить в эфир, как это сделал Ларри, — для этого у нас была слишком крупная станция, — но я всегда приглашал их в свой офис и внимательно прослушивал их пробную запись. Я также подсказывал им, что, по моему мнению, им нужно было улучшить. Однако и никогда не принимал их на работу в тот же день. Думаю, времена, когда такое было возможно, уже прошли. Сегодня для них не существует мест, где можно было бы взять разбег. Сегодня приходится сразу же брать высоту в любой профессии. Возможно, мое поколение было последним, которое имело возможность проскользнуть через боковую дверь. И это очень плохо. Нам нужно больше мест, где молодые могли бы поучиться. Давление, под которым находятся сегодняшние двадцати- и двадцатипятилетние ребята, пытающиеся добиться успеха, огромно.

И что еще хуже, сегодня многие из них подготовлены к самостоятельной жизни очень плохо. Я хотел бы поговорить об этом. Образование, которое я получил в южном отделении Милуокской средней школы, равняется тому, которое сейчас получает выпускник неполного колледжа — если ему повезет.

Применить на практике?

Нам нужно не только возродить школу. Нам нужно понять, что мы никогда не сможем разжечь огонь мышления и побудить детей к самостоятельным исследованиям, если будем позволять детям проводить двадцать часов в неделю перед телевизором и еще двадцать часов — за видеоиграми. Так они мало чему научатся.

Представители компаний, разрабатывающих индустрию развлечений, отрицают, что телевидение, кино и видеофильмы, сколько бы насилия в них ни было, ответственны за проявление насилия в поведении молодых людей.

Но не может быть, чтобы одни только видеоигры делали детей нечувствительными к смерти и насилию. Дети знают, что это “просто игра”.

Видеоигры?

Ох, мне, наверное, не следовало касаться этой темы.

Людям не нужны мои комментарии по поводу социальных проблем, и, конечно, им не нужны Твои комментарии. Это книга о Боге, а от Бога не ожидают мнений по поводу современных социальных вопросов.

Я имею в виду политические и социальные проблемы. Ты должен заниматься только духовными вопросами, как и я.

Мы знаем, что у нас есть проблема, мы просто не знаем, как ее решить.

Значит ли это, что нам не следует шлепать своих детей?

Ты хочешь сказать, что мы все безумны?

Ты только что употребил очень сильные слова.

Как долго будет продолжаться наш диалог? Я думал, что он закончится с последней книгой “Бесед с Богом”.

Значит, после этой книги будет еще одна?

Не диалог?

Что это будет за книга?

Твоим голосом?

Нашим?

Все книги с Богом необычайны.

Будут ли еще книги-диалоги, где Ты и я просто разговариваем?

Мне чрезвычайно нравятся наши разговоры, ведь они заставляют меня думать. Хотя иногда я удивляюсь тому, как часто Ты высказываешь свое мнение. Для Бога без Предпочтений Ты слишком много их выражаешь.

Ты уже использовал эту аналогию. Ты говорил об этом раньше.

Да, но, как я уже говорил, иногда люди не хотят Тебя слышать. Некоторым не нравились те части нашего диалога, где Ты касался политики или высказывался по поводу социальных вопросов. И мы не хотим слышать не только Бога. Я понял это, когда работал в средствах массовой информации. Когда я попал на радио, мне пришлось воздерживаться от высказывания своего мнения по многим вопросам. Ларри Ла Рю был первым из многих боссов, которые мне об этом говорили.

Я работал на Ларри около восьми месяцев, а потом у меня появился еще один шанс. Хотя сегодня я не назвал бы такое событие “шансом”, потому что теперь я знаю, что не существует “везения” и что жизнь развивается из наших намерений по отношению к ней.

Как я сказал, это великолепное описание того, как все происходит на самом деле. И теперь, конечно, я это знаю. Я понял это После бесед с Богом. Но тогда я думал, что мне просто еще раз повезло, когда один из наших лучших дикторов, парень по имени Джонни Уокер, ушел со станции через два месяца после моего прихода и переехал в Ричмонд, штат Вирджиния. Вскоре после этого начальник Джонни в Ричмонде перешел в компанию, которая купила АМ-частоту в Аннаполисе, штат Мериленд. Джонни Уокер не хотел уезжать из Ричмонда, но сказал, что он знает молодого талантливого парня, который может помочь Дину создать станции в Аннаполисе новый имидж и дать хорошее звучание. Этим молодым талантом был я. В мгновение ока я был уже на Восточном побережье. Мама ломала руки и просила отца остановить меня. Но отец сказал:

— Пусть мальчик едет. Это его время.

— Но что, если это все ошибка? — спросила мама.

— Значит, будет ошибка, — просто сказал отец. —Он знает, где мы живем.

Я приехал в Аннаполис в августе 1963 года, когда мне оставался один месяц до двадцати лет. Моя начальная зарплата была $50 в неделю, но ведь я был на настоящем радио! Это было не FM, это было AM! To радио, которое слушают в машинах. То, которое слушают из маленьких переносных приемников на пляжах. И к своему двадцать первому дню рождения я стал производственным менеджером и отвечал за создание всей рекламы, которая на нем звучала.

Я рассказываю вам истории из своего прошлого, и эту в особенности, потому что хочу, чтобы вы увидели участие Бога в нашей жизни; чтобы вы поняли, что мы действительно “дружим с Богом” —и даже не знаем этого. Я хочу показать, как Бог использует людей, места и события, чтобы помочь нам идти по своему пути. Или, скорее, как Он дает нам такую возможность, наделяя нас созидательной силой определять свою реальность — хотя в то время я так бы не сказал.

К 1966 году я получил работу производственного менеджера на одной радиостанции далеко на юге. Я не буду называть этот город, так как не хочу смутить или рассердить его сегодняшних жителей. Я уверен, что теперь город изменился, но в 1966 году я считал свой переезд туда ошибкой. Тогда я еще не понял, что в Божьем мире не бывает ошибок. Только теперь я вижу, что случившееся было частью моего образования, подготовкой к более важной миссии, которую я должен был выполнить в мире.

Считать, что мой приезд в южный город был большой ошибкой, меня заставило отношение местных белых жителей к людям других рас. Была середина шестидесятых, и президент Джонсон только что подписал Акт о гражданских правах. Этот закон возник потому, что был необходим (как необходим сегодня законопроект, направленный против ненависти), и нигде он не был так нужен, как в бастионах застарелых расовых предрассудков в некоторых уголках далекого юга. Я был как раз в таком уголке — в одном из самых закоренелых. Я хотел убраться оттуда. Я ненавидел его.

Когда я только въехал в город, у меня заканчивался бензин. Остановившись возле заправочной станции, я был шокирован, увидев на каждом насосе картонку с надписью: ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ. “Цветные” получали бензин из насоса, расположенного на задворках заправочной станции. Рестораны, бары, отели, театры, автобусные станции и другие подобные общественные места были также разделены.

Я вырос в Милуоки и никогда не видел ничего подобного. Не то чтобы Милуоки или любой другой северный город был совершенно свободен от расовых предрассудков. Но я никогда раньше не встречался с таким откровенным определением целого класса людей как граждан второго сорта. Я никогда не жил в месте, где все сообщество соглашалось с подобным положением вещей.

Дела обстояли все хуже и хуже. Меня пригласили на обед в дом моих новых знакомых, и я сделал ошибку, заговорив об отношении к людям других рас, которое я увидел в городе. Я думал, что мои хозяева, образованные и благородные люди, смогут помочь мне понять, в чем тут дело.

Да, я кое-что понял, но не то, чего ожидал.

Мой хозяин протянул стакан, чтобы старый черный слуга-негр по имени Томас наполнил его вином, и медленно процедил с натянутой улыбкой:

— Ну, мой новый друг, я надеюсь, что ты не будешь судить вас слишком сурово. Видишь ли, мы очень добры к нашим цветным слугам. Да, сэр, добры. Мы даже относимся к ним как к членам своей семьи. — Он повернулся к Томасу. — Правда, бой?

Я моргнул. Он даже не понимал, что делает.

Однако Томас не был таким неосознанным. Он прошептал:

— Это факт, Капитан. Это факт, —и тихо покинул комнату.

Сегодня, когда я вижу вопиющую несправедливость, мой первый импульс — не уйти от нее, но приблизиться к ней, Попытаться понять, что порождает ее, посмотреть, что я могу Сделать, чтобы исправить ее. Но в те дни я был молод, и сердце еще только искало свою истину, а не действовало согласно ей. И я просто захотел уехать. По худшей из причин. Я не терпел

нетерпимости. Я ничего не понимал о таких предрассудках, о том, что мы сегодня назвали бы Опытом Черных, —и я просто хотел уехать и забыть обо всем.

Я кричал Богу: “Вытащи меня отсюда”. Но я не представлял себе, что вскоре я действительно уеду. Радиовещание — очень специфическая сфера деятельности, и найти в нем работу по своему выбору не так легко. Я считал, что мне повезло найти место хотя бы здесь.

Конечно, я не рассчитывал на дружбу с Богом. В те дни я считал Бога Тем, Кто Иногда Отвечает На Молитвы, в остальное время игнорирует их и сурово накажет меня за все, если я умру с грехами на душе. Сегодня я знаю, что Бог всегда отвечает на молитвы, и все, что мы думаем, говорим и делаем, — это молитва, на которую Бог откликается. Вот какой Он хороший друг! Но в шестидесятые годы я не понимал этого и не ожидал чуда.

Представьте мое удивление, когда чудо произошло.

Эго был неожиданный телефонный звонок от совершенно незнакомого мне человека. Он назвался Томом Фельдманом.

— Вы меня не знаете, но я услышал ваше имя от Марвина Мервиса (владельца станции, на которой я работал) в Аннаполисе. Я ищу директора программ для радиостанции в Балтиморе. Марвин говорит, вы талантливый парень. Вы бы не хотели приехать ко мне на собеседование?

Я не мог поверить своим ушам. Ты шутишь? — мысленно завопил я.

— Да, думаю, мы смогли бы это устроить, — сказал я Тому Фельдману.

— Но вы должны знать одну вещь, — продолжал он. — На этой радиостанции работают только негры.

За время пребывания на станции, которую тогда называли “Ритм и блюз”, я избавился от многих фальшивых и высокомерных мыслей и много узнал из первых рук о негритянской культуре. Работая бок о бок с чернокожим персоналом и ежедневно вращаясь внутри негритянской общины, я понял много такого, чего не постиг бы никаким иным способом.

Когда я научился всему тому, для чего попал в эту ситуацию, Бог снова появился на сцене и дал мне еще один невероятный шанс подготовиться к той работе, которую я должен был сделать для мира.

Да, теперь я это знаю. Но тогда я все еще жил в парадигме, согласно которой Бог хотел, чтобы я что-то выполнил, то есть что Бог контролирует и выстраивает обстоятельства и события в моей жизни.

Я.

Посредством всего, что я думаю, говорю и делаю.

Но Ты только что посмеивался над тем, как ловко Ты отправил меня на радиостанцию для негров.

Я решил, что хочу работать на радиостанции с негритянским персоналом?

И Ты, как друг моей души, всегда будешь давать мне возможность реализовать мой выбор?

От чего зависит мой выбор?

Мне кажется, я всегда больше осознавал суть событий после того, как они происходили. Теперь я четко понимаю, почему то или иное обстоятельство было в моей жизни, но в то время я роптал на Тебя.

Я знаю, но теперь я себя ужасно чувствую из-за этого, так как понимаю две вещи, которых тогда не понимал. Во-первых, я сам стал причиной случившегося и, во-вторых, это было ради моего высшего блага.

Да, с учетом того, что я хотел получить. Теперь я вижу, что я всегда выбирал быть учителем, который помогает людям возвышать их сознание, и что вся моя жизнь была подготовкой к этому.

Но я сердился на Тебя из-за обстоятельств, которые сам же и создал. Я не понимал, что ты просто даешь мне инструменты — нужных и идеальных для моих целей людей, места и события, — чтобы я подготовился к избранному мной опыту.

Ты думаешь, я смогу?

Думаю, да.

Но было бы хорошо знать тогда то, что я знаю теперь.

Мой отец говорил: “Так быстро стареем, так поздно умнеем”.

Думаешь, эта мысль слишком глубоко во мне засела?

Думаю, да, но теперь я от нее избавляюсь.

Получив опыт, за которым я пришел на радиостанцию, я быстро ушел оттуда. Случилось это абсолютно неожиданно. Однажды меня попросили оставить пост директора программ и стать разъездным продавцом эфирного времени. Я думаю, владельцы станции считали, что я не оправдываю их ожиданий как директор программ, но не хотели сразу же увольнять меня и дали мне шанс остаться на работе.

Сегодня я думаю, что в мире нет труднее занятия, чем продавать эфирное время на радио или телевидении. Я постоянно выпрашивал у бизнесменов минутку в их распорядке дня, чтобы “закинуть наживку”, а потом изо всех сил старался убедить их сделать то, чего они делать не хотели. Потом, если они капитулировали и соглашались потратить несколько долларов на рекламу, мне приходилось трудиться в два раза усерднее, чтобы умилостивить их и написать остроумный, эффективный текст для рекламной заставки. И после всего этого я не находил себе места от беспокойства, опасаясь, что мои труды окажутся напрасными и рекламодатели перестанут с нами сотрудничать.

Мне выплачивали комиссионные от полученных мною заказов, как и большинству коммивояжеров, и каждую неделю, когда я не отрабатывал свои комиссионные, я чувствовал вину, так как мне платили за то, чего не сделал, —и безумно боялся, что меня уволят. Из-за этого мое настроение было отнюдь не радостным, когда я утром шел на работу.

Я помню, как однажды сидел в машине на стоянке торгового центра, где я должен был сделать пробный заход. Я ненавидел пробные заходы, я ненавидел свою новую работу и ненавидел себя за то, что взялся за нее, хотя, казалось, у меня не было выбора. Как раз перед переездом на юг я женился, и скоро должен был родиться мой первый ребенок. Я сидел в машине, несчастный и взбешенный, и колотил кулаками по рулю, опять требуя у Бога (на этот раз выкрикивая вслух):

— Что случилось? Не можешь открыть дверцу изнутри?

Я жалко улыбнулся, взял себя в руки и потащился в магазин. Я спросил, не могу ли я увидеть менеджера или владельца, и в ответ услышал:

— Вы коммивояжер?

Когда я ответил, что да, мне сказали:

— Он не может сейчас вас принять.

Так случалось часто, и я начал питать отвращение к словам “Я коммивояжер”. Я залез обратно в машину и вместо того, чтобы ехать к очередному возможному клиенту, поехал прямо домой. Я не мог больше терпеть ни дня такой работы, но у меня не было мужества бросить ее.

Следующим утром, когда раздался ужасный звонок будильника, я злобно дернулся, пытаясь дотянуться до кнопки, чтобы выключить его. Тут меня и поразила боль. Казалось, что кто-то воткнул мне нож в спину. Я не мог пошевелиться, не испытывая мучительной боли.

Моя жена позвонила нашему семейному врачу и передала мне трубку. Медсестра спросила, смогу ли я прийти к ним.

— Не думаю, — поморщился я. — Я не могу пошевелиться.

Так что, верьте или нет, врач пришел ко мне на дом.

Доктор сказал, что у меня смещение диска, что на выздоровление понадобится от двух до трех месяцев, и на протяжении этого времени мне нужно как можно меньше находиться на ногах. Вероятно, придется применить вытягивание. Я позвонил своему боссу и рассказал, что случилось. На следующий день меня уволили.

— Извини, — заявил Том, — но мы не можем выплачивать тебе комиссионные в счет будущих контрактов на протяжении трех месяцев. Тебе придется отрабатывать их целый год. Тебе не повезло, но нам придется уволить тебя.

Прошло всего пять недель, и я почувствовал себя уже гораздо лучше (разве не удивительно?). Врач сказал, что мое выздоровление проходило быстрее, чем он ожидал, и, предостерегая меня против спешки, разрешил мне время от времени выходить из дома. Это было как раз вовремя. Мы едва сводили концы с концами, живя на зарплату моей жены, которая была физиотерапевтом, и было ясно, что очень скоро мне придется искать работу. Но что я мог сделать? Ни в Балтиморе, ни в старом добром Аннаполисе мест на радио не было. А ничем иным я никогда не занимался...

Конечно, когда-то я писал статьи для школьного еженедельника в Милуоки, но этого было явно недостаточно, чтобы получить настоящую работу в газете.

Но снова мне напомнили, как Бог поступает в качестве нашего лучшего друга, помогая нам достичь нашей цели и давая нам инструменты, с которыми мы можем создать опыт, способствующий расширению нашего осознания и в конечном счете готовящий нас к выражению того, Кем Мы Являемся в Действительности.

Я рискнул пойти в офис “Ивнинг Кэпитал”, ежедневной аннаполисской газеты. Я встретился с Джеем Джексоном, который в то время был главным редактором, и — в отличие от случая с Ларри Ла Рю — молил его принять меня на работу.

К счастью, Джей знал обо мне, так как работа на радио в Аннаполисе принесла мне некоторую известность. Я сообщил ему, что потерял работу в Балтиморе из-за проблем со здоровьем, что моя жена беременна, и сказал:

— Мистер Джексон, мне очень нужна работа. Любая. Я буду мыть полы. Буду копировальщиком. Кем угодно.

Джей сидел за столом и молча слушал меня. Я закончил, но он продолжал молчать. Я подумал, что он размышляет, как от меня избавиться. Но он наконец спросил:

— Вы умеете писать?

— Да, сэр, я писал для школьной газеты, и у меня был курс журналистики в колледже, — ответил я с надеждой. — Думаю, что смогу слепить пару строк.

После еще одной паузы Джей проговорил:

Ничто не может избавить вас от предрассудков быстрее, чем работа газетного репортера, особенно в местном издании маленького городка, потому что приходится писать обо всем. Обо всем. Сегодня берешь интервью у губернатора, а завтра пишешь очерк о новом тренере Малой лиги. Улавливаете ассортимент? Видите красоту замысла?

Я всегда хотел быть проводником Божьей любви. Сначала я был в замешательстве, а потом стал негодовать из-за учения о Боге страха. Я знал, что настоящий Бог не может быть таким, и мое сердце болело от желания поделиться с людьми тем, что я чувствовал в глубине души.

Наверное, на каком-то уровне я знал, что мне предназначено стать вестником Бога, и отчетливо понимал, что мне для этого нужно. Часть меня (моя душа?), вероятно, знала, что я буду иметь дело с людьми разного происхождения и различного жизненного опыта и что мне придется взаимодействовать с ними на глубоко личном плане. Для этого требуются хорошо развитые навыки общения с людьми разных культур и занятий.

Я не удивлен (теперь), что в начале своей карьеры я оттачивал именно эти навыки — вначале на радио, потом, переехав на юг, встретился с чуждым мне отношением к расовому вопросу, после этого — попав в ситуацию, которая помогла мне понять расовые предрассудки изнутри, и, наконец, создав проблемы со здоровьем, что позволило мне найти новую работу. На этой работе я копался во всем, начиная с описания мрачных полицейских будней и заканчивая выяснением, что движет новым пресвитерианским пастором.

Переживая эти моменты, я называл одни из них везением, другие —невезением. Но теперь, с высоты сегодняшнего понимания, я вижу, что все они были частью одного процесса — процесса жизни и моего становления.

Я научился не судить и не порицать, но невозмутимо принимать обстоятельства своей жизни, зная, что все происходящее совершенно и все случается в нужное время.

Я не знаю, когда именно на протяжении моего первого месяца в газете меня официально “приняли”. Я был слишком занят написанием некрологов, церковных новостей, приведением в порядок заметок от бойскаутских отрядов, любительских театров и клубов Льва и Кайваниса. Но однажды утром на своем столе я обнаружил записку, написанную толстым красным фломастером: “Твоя зарплата поднимается до $50 в неделю. Джей”.

Я был на постоянной работе! Все в комнате развернулись в мою сторону, когда я вслух произнес:

— Хорррошо!

Некоторые из старых служащих улыбнулись. Наверное, догадались, в чем дело, или им уже сказали. Теперь я был одним из них.

Мне понадобилось немного времени, чтобы вспомнить, как я любил писать для газеты в школе. А теперь я был в настоящем отделе новостей, слышал, как стучат пишущие машинки (да, механические пишущие машинки), вдыхал запах типографской краски и газетной бумаги. Через пять месяцев после моего прихода мне дали мой первый “горячий материал” об администрации округа, и вскоре мое имя появилось под передовицей.

Какое волнующее, радостное событие! Думаю, только газетный репортер может понять, что я чувствовал в те дни — постоянное ликование. С тех пор ничто не превзошло его, кроме ощущения, которое я испытал, увидев свое имя на обложке книги.

Сегодня некоторые друзья советуют мне не упоминать здесь подобные вещи. Они говорят, что, если я признаюсь, как был взволнован, увидев свое имя на книге, обо мне станут хуже думать и это обесценит информацию, которая пришла через меня.

Наверное, я должен притвориться, что меня это ничуть не трогает, что я выше всего такого — ведь я духовный вестник, я должен быть над этим. Но я не считаю, что как духовный вестник я не могу быть счастлив тем, что я делаю, или не быть вне себя от радости оттого, что все идет так хорошо. Мне кажется, что духовное просветление измеряется не тем, насколько нам безразличны награды для эго, но тем, насколько наш покой и счастье зависят от них.

Эго само по себе не так уж плохо — плохо только эго, вырвавшееся из-под контроля. Нам нужно внимательно следить за тем, чтобы оно не управляло нами, но мы можем приветствовать эго, которое помогает нам двигаться вперед.

В своей жизни мы постоянно продвигаемся к новым великим достижениям. Эго — Божий дар, как и все в жизни. Бог не дал нам ничего, кроме сокровищ, и то, являются ли они для нас сокровищами, зависит от того, как мы их используем.

Я уверен, что эго — как деньги — просто приобрело дурную славу. Его несправедливо обвинили. Плохо не эго, или деньги, или власть, или свободное сексуальное выражение. Нам вредит и мешает нам понять, Кто Мы Есть в Действительности, неправильное их использование. Если бы эти вещи сами по себе были плохими, зачем Бог создал бы их?

Поэтому я спокойно признаю, что я был вне себя от радости, когда увидел свое имя под передовицей “Ивнинг Кэпитал”, и что я и сегодня радуюсь каждый раз, когда вижу свое имя на обложке новой книги, хотя я все еще говорю, что эти книги написаны не мной, но через меня.

Ты умеешь заставить человека думать о себе хорошо как раз тогда, когда у него возникает искушение подумать о себе плохо.

Знаешь, что мне в Тебе нравится? Ты разрешаешь людям чувствовать то, что они всегда хотели чувствовать. Ты возвращаешь людям самих себя.

Как люди могут не быть оптимистами — относительно самих себя и мира — если у них есть Ты?

Ну, я всегда был оптимистом, даже до того, как я узнал Тебя так, как я знаю Тебя сейчас. Даже когда я думал, что Бог сердится и карает, мне казалось, что Он на моей стороне. Я с детства так думал, потому что меня так учили, В конце концов, я родился католиком и американцем. Кто может превзойти меня? В детстве нам говорили, что католическая церковь — единственная истинная церковь. Нам также говорили, что Бог смотрел с особым благоволением на Соединенные Штаты Америки. Мы даже на монетах писали “Мы верим в Бога”, а в Клятве верности флагу мы провозглашали себя “... единым народом пред Богом”. Я считал, что мне очень повезло —я родился в лучшей вере и в лучшей стране. Как может то, что я делаю, не удаться?

Боже мой, пожалуйста, повтори это. Будь добр, скажи это еще раз.

Лидеры никогда не смогут сказать этого. Партии не смогут этого объявить. Папа, ради всего святого, не сможет этого провозгласить. Это разрушит все основы Римско-Католической Церкви!

Ты думаешь, религии когда-нибудь смогут подтвердить этот лозунг? Ты думаешь, нации когда-нибудь смогут объявить его? Ты думаешь, политические партии когда-либо смогут сделать это утверждение частью своей платформы?

Может быть, тогда мы смогли бы перестать убивать друг друга. Ненавидеть друг друга. Может быть, тогда бы не было больше Косово и Освенцима, прекратились бы бесконечные религиозные войны в Ирландии, ожесточенные расовые раздоры в Америке, во всем мире исчезли бы этнические, классовые и культурные предрассудки, которые вызывают столько жестокости и страданий.

Может быть, мы тогда смогли бы быть уверенными, что больше никогда не будет Мэтью Шепарда, которого безжалостно избили и оставили умирать, привязав к ограде загона для скота, из-за того что он был “голубым”.

Ты не мог бы рассказать о гомосексуалистах? Меня снова и снова спрашивают на встречах и лекциях по всему миру, не скажешь ли Ты что-нибудь, чтобы раз и навсегда покончить с насилием, жестокостью и дискриминацией, которым подвергаются гомосексуалисты, мужчины и женщины? Так часто это делается во имя Твое. Так часто говорят, что жестокость оправдана Твоим учением и Твоим законом.

Но как определить настоящую и чистую любовь?

Как мы можем узнать, не причиняем ли мы боль другому, выражая свою любовь?

Но из-за такого “основного правила” мы можем перестать любить практически всех! Всегда найдется тот, кто может сказать, что ему причиняет боль то, что другой делает во имя любви.

Что это такое?

Это самое прекрасное определение, которое я когда-либо слышал.

Тогда мне лучше самому его понять. Что Ты имеешь в виду, когда говоришь, что “любовь —это свобода”? Свобода делать что?

Что это за часть?

Мы действительно стремимся испытать его всякий раз, когда встречаемся с человеком, с которым ощущаем Единство. Трудность в том, что мы можем ощущать Единство лишь с несколькими людьми.

Как они с этим справляются?

Да. Как им удается не попадать при этом в неприятности? Какие неприятности?

Все, какие только существуют! Любовь без взаимности, неоправданные ожидания, ревнивые партнеры — сам назови.

Итак, первые три шага к Богу: Знать Бога, Верить Богу, Любить Бога.

Все любят Бога! Третий шаг должен быть легким!

Потому что мы не знаем, на что похоже любить Тебя.

Что мы можем сделать?

Да, мы уже говорили об этом.

Как Ты сказал: то, что хорошо для Бога, хорошо и для меня.

Шаг Первый в обретении дружбы с Богом.

Я так взволнован! Никто и никогда не объяснял все мне так просто и ясно.

Старая добрая проповедь о счастье. Извини, но почему же я тогда не испытываю его?

Что Ты сказал? Повтори, пожалуйста.

Возможно, это самое важное из того, что Ты мне говорил.

Что это значит? Я не знаю, что это значит.

Всю свою жизнь я верил тому, что другие говорили обо мне. Я менял свое поведение, изменял себя, чтобы изменить то, что другие говорили обо мне, и то, что они говорили мне обо мне. Я буквально переживал себя через других, как Ты только что сказал.

Как я могу пережить на опыте эту истину? Как я могу перестать нуждаться во внешней поддержке и найти в себе все, что мне нужно для счастья?

Об этом Ты тоже говорил.

Ты говоришь с такой силой, так изысканно и красиво! Так часто от Твоих слов у меня захватывает дух! Но расскажи мне еще раз, как я могу погрузиться в себя. Как я могу познать себя как сущность, которая не нуждается ни в чем внешнем?

Ты говоришь о медитации.

Хорошо, допустим, что я открыл, что мне ничего ни от кого не нужно, чтобы быть по-настоящему счастливым. Не стану ли после этого необщительным?

В “Беседах с Богом” Ты сказал, что даже занятия любовью и ощущение сексуального экстаза может быть формой медитации.

Но это не пребывание с собой. Это ведь пребывание с другим человеком.

У тебя есть ответ на все!

Это грандиозное утверждение! Я снова попрошу тебя повторить его. Я не могу позволить этим словам остаться незамеченными.

Наверное, это правдиво и о человеческих взаимоотношениях.

Погоди. Ты говоришь, мы ревнуем Тебя?

Джордж Бернард Шоу сказал, что все великие истины вначале были богохульствами.

— Нил, это не очень привлекательная твоя сторона.

Я это запомнил навсегда. Она просто констатировала факт, без каких-либо эмоций. Не было возражений тому, что я только что сказал, не было длительных рассуждений по поводу того, что она сказала. Она просто подумала вслух. Я был потрясен.

Да. И все же мне тяжело одолеть ревность. Как только я подумаю, что наконец от нее избавился, как она опять возникает. Она как будто скрывается, и я даже не знаю, что она во мне есть. Фактически, я могу поклясться, что ее нет. А потом — бах! — и она тут как тут.

Думаю, я теперь меньше ревную, но если бы я сказал, что вообще не чувствую ревности, я бы солгал.

Но как мне от нее избавиться? Я знаю людей, кто на самом деле совершенно освободились от ревности. Как им это удалось? Я тоже хочу!

Умно. Ты умница, Ты это знаешь?

Хорошо, так каков же ответ?

Да, но как?

Или что твое счастье зависит от того, чтобы тот, кого ты любишь, всегда был с тобой, а не с кем-то или чем-то другим.

Но подожди минуту. Ты хочешь сказать, что мы не должны ревновать, даже если тот, кого мы любим, находится в объятьях другого? Ты хочешь сказать, что неверность — это правильно?

Говорят, что в этом проблема современного общества, что мы духовно и общественно безответственны. Мы меняем свои ценности под влиянием момента, чтобы они подходили нашим целям.

Некоторые хотят.

Но в твоих примерах из человеческой истории поведение людей было обусловлено ошибочными, а не старыми ценностями. Мы поднялись над такими обычаями.

Позволь мне уточнить. Если я считаю правильным, что тот, кого я люблю, проводит время в объятиях другого человека, это признак роста?

Конечно, я не одобряю убийства, но как может быть не убита любовь к человеку, если он говорит, что любит тебя, и в то же время любит другого?

Да, черт побери! Именно так многие сказали бы. Да, черт побери.

Ну, мы ведь не боги. Большинству людей нужна некоторая степень эмоциональной надежности. А без нее, без супруга или партнера, который ее обеспечивает, любовь может просто умереть, хочу я этого или нет.

Если я еще не перегорел из-за кого-то, значит, я не могу полюбить никого другого?

Многие люди не могут. Так не могут.

Я имею в виду романтические отношения. Я имею в виду партнера на всю жизнь. Некоторым людям нужен партнер на всю жизнь. Большинству людей.

О, Боже. Ты снова это сделал. Вот еще заметка на память. Повтори ее, пожалуйста.

Мне хотелось бы это запомнить.

Ха! Значит, Ты говоришь, что проводить время в объятиях другого нормально, пока ты честно говоришь об этом. Я правильно понял?

Ну, мы, люди, любим так делать. Мы любим брать великие истины и низводить их до упрощенных выводов. И тогда мы можем хорошенько поспорить о них.

Нет. Я по-настоящему пытаюсь обрести мудрость, насколько это у меня получается.

Я исправлюсь.

Вот это да! Ну, парень...

Но ведь так и есть! Это действительно так!

Давай не будем углубляться в эту тему, иначе мы никогда не ответим на мой вопрос. Ты говоришь, что быть в объятиях другого нормально, если честно говорить от этом?

Да, но тогда наши отношения не будут длиться всю жизнь.

Но что, если я третья сторона и я не считаю, что то, как два других человека решили любить, является любовью по отношению ко мне?

Но если все не так просто? Если они мне нужны?

Как может быть ничего не нужно от того, кого любишь?

Но тогда он не будет считаться со мной!

Погоди минуту. Как можно заставить человека считаться с собой, если не накладывать на него никаких ограничении?

О ходе беседы с Тобой я понял, что мои взаимоотношения с другими священны. Они — самый важный аспект жизни, так как через них я выражаю и переживаю на опыте, кто я есть и кем выбираю быть.

Мои отношения со всем определяют, кем и чем я являюсь. Ты сказал мне, что отношения —это священный полигон. Потому что при отсутствии отношений я не могу созидать, знать и испытывать то, что я решил о себе. Или, как Ты выразился, я не могу стать тем, чем я являюсь, в отсутствие того, чем я не являюсь.

Но когда я пытаюсь объяснить это другим, иногда они теряются. Эту концепцию бывает нелегко истолковать.

Да, это мне сразу же помогло.

Не очень долю. Я буду там существовать, но я ничего не буду знать о себе. Очень скоро я сойду с ума.

Но если бы меня поместили в белую комнату, разве мой разум не смог бы разобраться в происходящем? Разве он не смог бы сказать: “Эй, я в белой комнате, только и всего. Расслабься и отдыхай”?

В самых бесчеловечных тюрьмах в камере одиночного заключения нет даже света. Дверь закрыта, и ты сидишь в полной темноте. Нечего читать, нечего делать, нет вообще ничего.

Э... можно еще раз?

Ну, я всегда думал...

Я не совсем понимаю. Помоги мне разобраться. Я думал, проблема в неспособности думать. Парень в Белой Комнате теряет рассудок.

Интересный вопрос.

Да.

Да.

Конечно. Что тут не так?

Еще раз, пожалуйста. Для тех из нас, кто медленно соображает, повтори, пожалуйста.

Я пытаюсь понять Тебя, но, по-моему, я не могу поспеть. Ты движешься слишком быстро.

Конечно.

Что это значит? Я не знаю, что, черт возьми, это значит!

Я возбужден. Я возбужден, потому что я просто теряюсь во всех этих мумбо-юмбо.

Нет, я это чувствую. Я чувствую возбуждение.

Да, но я понимал это не совсем так.

Ну, немножко.

Что?

Что Ты пытаешься мне сказать?

Я могу? Как?

Мне кажется, это невозможно. Я чувствую то, что я чувствую. Я не могу контролировать чувства.

Я выбираю быть тем, чем являюсь?

Я, кажется, не осознаю этого. Почему?

“Отче! Прости им, ибо не ведают, что творят”.

Но если я не знаю, что делаю, как я могу делать что-то иное?

Я не могу выбрать быть просто счастливым?

Как? Как это сделать?

Но как я могу выбрать быть счастливым? Разве счастье не происходит? Я хочу сказать, разве оно не то, чем я являюсь благодаря тому, что происходит или что должно произойти?

Конечно. Но причина в том, что данные обстоятельства имеют разное значение для каждого из них.

“Ничто не есть зло, пока мы сами не сделаем его таковым”.

Как я могу перестать думать? Я всегда думаю. Я думаю даже об этом!

Это хорошо. Очень хорошо.

Как это?

Ух ты! Это сводит меня с ума.

Нет, я не это имел в виду:

Как можно быть не сосредоточенным ни на чем?

Это самовнушение?

Хорошо.

О, Боже, как Ты это делаешь? Откуда у Тебя все это берется?

Где находится так называемый Третий Глаз?

А что делать со всеми теми мыслями, которые постоянно всплывают? Большинство людей могут считать, что им повезло, если им удастся ощутить три секунды пустоты. Ты не мог бы сказать несколько слов о тех мыслях, которые постоянно всплывают в голове — особенно у начинающих? Новички очень расстраиваются из-за того, что не могут заставить разум замолчать и дотронуться до ничто, о котором Ты говоришь. Для Тебя, возможно, это проще простого, но, конечно, не для большинства из нас.

Что это за голубое пламя, этот танцующий свет?

Это немного пугает. Ты хочешь сказать, что мне больше никогда не захочется ни с кем общаться? Я не захочу никого любить, потому что они не смогут дать мне того, что я нашел внутри себя?

Да, это действительно опасно, так как мы, люди, создали жизнь, в которой постоянное чувство Единства со всеми вызывает неприятности.

Ну, да, я знаю, что потребность, ожидание и ревность действительно являются великими разрушителями любви. Но я все же не уверен, что могу устранить их из моей жизни, потому что я не уверен, что знаю формулу. Я имею в виду, одно дело сказать: Больше так не делай, а другое —Вот как этого добиться.

Принять Бога?

Я бы с удовольствием это сделал. Я бы хотел быть близким Тебе. Я всегда этого хотел. Просто не знал, как это сделать.

“Поступай по отношению к другим так, как ты хочешь, чтобы поступали по отношению к тебе”.

Я сделан “по образу и подобию Божьему”.

Я могу выбрать быть “в этом мире, но не от него”.

Подружиться с Тобой на самом деле означает подружиться со всеми людьми и со всеми обстоятельствами и условиями.

А как быть, если ты не хотел бы испытывать в своей жизни влияние некоего человека или обстоятельства? Как быть, если существует человек или обстоятельство, которое тебе трудно любить, которому тебе хочется сопротивляться?

Значит, решение?..

Любовь?

Ты делаешь это для нас! Это утверждение стало девизом моей организации. Оно пришло ко мне, когда я искал краткую формулировку целей организации: Возвращать людям самих себя.

Наверное, теперь мне пора бы знать.

Случайностей не бывает, ведь так?

Моя работа на радио, переезд на юг, предложение места на радиостанции с негритянским персоналом, встреча с Джеем Джексоном в “Ивнинг Капитал” — все это было не случайно, да?

Я думаю, что знал это уже тогда, когда впервые повстречал Джея. Казалось, нам было предопределено встретиться. Я не могу объяснить — просто такое чувство появилось у меня в тот момент, когда я перешагнул порог его офиса. Конечно, я нервничал, потому что отчаянно нуждался в работе. Но почти сразу же, как я опустился на стул, у меня возникло ощущение, что все будет хорошо.

Джей был чудесным человеком. Когда я узнал его лучше, я понял, что он способен сочувствовать и глубоко понимать личные обстоятельства, что он невероятно доброжелательный человек и, самое главное, бесконечно добрый. Его любили все.

Джей видел положительные стороны в каждом. Он давал шанс каждому. А потом второй шанс, и третий. Работать на него было просто мечтой. Если ты делал что-то хорошо, он никогда не пропускал этого. Ты сразу же получал записку, всегда написанную фломастером: “Хорошо поработал над статьей о бюджете” или: “Касательно интервью с монахиней — ПРОСТО ЗДОРОВО!” Такие записки во множестве разлетались с его стола, их можно было увидеть в отделе новостей каждый день.

Я любил Джея и не мог поверить, когда он умер таким молодым.

Насколько я помню, ему было сорок с небольшим, у него были проблемы с желудком. Может быть, это было что-то гораздо более серьезное, я не знаю. Я только знаю, что последние месяцы, когда я работал рядом с ним, он питался только кашами. В основном, детским питанием. Или овсянкой. Это было единственное, что он мог есть.

Мы тогда были в “Энн Арундел Тайме”. “Ивнинг Кэпитал” была продана, Джей вместе с отцом и братом купили другую маленькую газету и превратили ее в еженедельник, который обслуживал весь округ Энн Арундел (Аннаполис был главным городом округа). Я по-прежнему работал в “Кэпитал”, когда позвонил Джей и предложил мне пост главного редактора в “Тайме”. Чтобы решиться, мне понадобилось две секунды.

Я уже получил весьма многостороннее образование в первой газете, но во второй я узнал еще больше. Это было намного меньшее издание с маленьким персоналом и для него еженедельно необходимо было набирать живой материал. Там я научился делать макет газеты от и до.

Я был также фотокорреспондентом (мне пришлось быстро научиться работать с фотоаппаратом и даже делать фотографии) и ведущим (на самом деле единственным) репортером газеты. Я многое узнал о напряженной работе благодаря существованию предельных сроков сдачи материала в печать.

Я надеюсь, вы заметили, что я открыл в себе таланты, о которых даже не подозревал. Я также обнаружил — эти таланты возникали у меня под давлением обстоятельств. Это было важным откровением. Важным посланием. Заметка Сверху. Бог говорил мне о том, чем я пользовался бессчетное количество раз с тех пор: жизнь начинается за пределами твоей зоны комфорта.

Я уже говорил это, и снова скажу. Не боитесь р-а-с-т-я-г-и-в-а-т-ь-с-я в жизни. Старайтесь дотянуться дальше того, куда достаете. Сначала вам может быть страшно, но вскоре это вам понравится.

Что до меня, то мне это ужасно нравилось. Я роскошествовал. Мне было всего мало. Джей знал об этом. Он видел во мне скрытые таланты и вытягивал их из меня. В те годы я часто попадал в обстоятельства, в которых чувствовал себя не совсем уверенно, но Джей знал, из чего я сделан. Он вернул меня себе. Все Мастера так делают, и в этом их величайшее благодеяние.

Я расцвел под опекой Джея, под его твердым, но заботливым руководством, стиль которого можно выразить следующим образом: “Нет ничего невозможного”. Фактически, я перенял у него этот стиль руководства. Он полностью соответствовал тому, чему учил меня отец: “Ты можешь сделать все, что задумаешь”. Или, как сказала бы мама: “Где есть воля, способ найдется”.

Я был по-настоящему потрясен, когда Джей умер молодым. Мне казалось, что такой хороший человек не должен покидать мир так рано.

Я знаю. Теперь знаю. Но тогда я этого не понимал. Я был озадачен, огорчен. Если такова награда для по-настоящему замечательных людей, в чем смысл? Вот что не давало мне покоя. В те дни я даже не был уверен, существует ли загробный мир. Я не знал, существует ли жизнь после смерти. Смерть Джея потрясла меня. Она заставила меня заинтересоваться этим вопросом.

Да. Я получил ответ в день похорон Джея.

Джей сам ответил мне. Одним словом. На кладбище. Своим собственным голосом.

Возможно, кладбище —не лучшее место для просветления, но я нашел его там. Во всяком случае, частично.

Я ушел из церкви и решил провести свои личные поминки по Джею, лично попрощаться с ним позже в тот же день на его могиле. Через два часа, когда, по моим подсчетам, все уже ушли, я отправился на кладбище Святой Анны. Я оказался прав. Там никого не было. Я вошел с намерением найти могилу Джея и отдать ему последнюю дань. Вот только я не смог найти могилу. Нигде. Я осматривал надгробия ряд за рядом, но нигде не увидел надпись “Элмер (Джей) Джексон-младший”. Я прошел по кладбищу еще раз. Ничего.

Я расстроился. Может быть, мне следовало остаться вместе со всеми. Я пришел не на то кладбище? Может, я искал не там, где нужно? Я действительно хотел попрощаться с Джеем. Я так этого хотел. Тут начал накрапывать дождь. Поднялся ветер, и казалось, что вот-вот начнется гроза. Ну же, Джей, — закричал я про себя, — где ты?

Знаете, как бывает, когда вы стоите под светофором и хотите, чтобы загорелся зеленый, а он все не загорается, и вы кричите про себя: Ну же, меняйся, черт тебя возьми! Со мной было нечто подобное. На самом деле ты не ожидаешь, что в тот же момент загорится зеленый свет. И не ожидаешь получить ответ на кладбище. (На самом деле ты и не хотел бы его получать.)

А я получил. И от страха чуть не тронулся умом.

Вот все, что он сказал. Но это был его голос, голос Джея, звонкий и чистый, как колокольчик. Он прозвучал у меня из-за спины, и я так резко развернулся, что чуть не выпрыгнул из ботинок.

За спиной никого не было. И ничего.

Я мог бы поклясться, что слышал Джея.

Потом я снова его услышал. Сюда.

На этот раз он прозвучал издалека, с той стороны, куда я теперь смотрел, с невысокого холма. По спине побежали мурашки. Это был голос Джея. Не кто-то, похожий на него. Это был Джей.

Но там никого не было. И я подумал, что, возможно, туда забрел смотритель. Он, должно быть, увидел, как я оглядываюсь, и подумал, что я ищу свежую могилу. Может быть, его голос действительно был похож на голос Джея.

Но на кладбище никого не было. Я очень хотел, чтобы там кто-то был. Потому что я не вообразил себе этот голос. Я слышал его так же ясно и отчетливо, как услышал биение своего сердца через мгновенье.

Я побежал к холму. Может быть, кто-то стоит с другой стороны и я просто не могу его видеть отсюда, размышлял я. Я поднялся на холм, встал на небольшой насыпи и осмотрелся вокруг.

Никого.

Потом я снова услышал голос — теперь тише, как будто Джей был прямо за мной. Сюда.

Я развернулся, на этот раз медленно. Признаюсь, я был напуган. Но вскоре страх превратился в изумление. Прямо передо мной было надгробие с именем Джея. Я стоял на его могиле.

Я спрыгнул с кучи земли, как будто стоял на аллигаторе. “Про-остии” — извинился я. Я не знаю, с кем я тогда разговаривал.

Да, я говорил. Я говорил с Джеем. Я знал, что он там. Я знал, что он пережил свою “смерть” и что он позвал меня на свою могилу для того, чтобы мы встретились в последний раз.

Мои глаза наполнились слезами. Я сел на землю и так остался на некоторое время. Затаив дыхание, смотрел на имя Джея, недавно вырезанное на мраморе. Я ждал, что он скажет что-то еще. Но он не сказал.

— Что ж, — наконец проговорил я, — каково это — быть мертвым?

Я пытался сделать момент прощания более светлым. Но вместо этого я увидел в отдалении вспышку света. Приближалась гроза.

“Послушай, Джей, — сказал я про себя, — я хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня, и за то, что ты есть, чем был для всех. Ты вдохновил стольких людей! Ты принял участие в стольких судьбах! Я просто хотел поблагодарить тебя. Я буду скучать по тебе, Джей”.

Я начал тихо всхлипывать. И тогда я получил последнюю весточку от Джея. На этот раз это были не слова. Это было чувство. Чувство, которое с любовью охватило меня, как будто кто-то накинул мне на плечи плащ и мягко стиснул мне их.

Я не могу рассказать, что было дальше. Для этого нет слов. Но я просто знал, что с Джеем все будет хорошо, что ему хорошо и что со мной тоже все будет в порядке. И я понял, что все в тот момент было совершенно. Все было так, как и должно быть.

Я встал.

— Да, Джей, я понял, — улыбнулся я. — Нет ничего невозможного.

Я развернулся и пошел вниз по холму и могу поклясться, что я услышал тихий смех.

Он ведь был там, правда? Я ведь слышал его? И он слышал меня.

Да. После смерти есть жизнь, ведь так?

Прости за этот вопрос. Думаю, мне не следует больше сомневаться.

Никогда. Истинный Мастер, как Будда, как Кришна, как Иисус, никогда не сомневается.

Ну, это было... Я не знаю. Я не знаю, что это было.

Иногда у меня тоже бывают такие вопросы, и я не стыжусь признать это.

Я полагаю, что моя встреча с Джо Элтоном была из той же категории.

Ты знал, что мне однажды понадобиться знать все о политике, чтобы я смог донести Твое послание народу — и миру — всеми эффективными способами.

Меня всегда интересовала политика, еще с того времени, как я был ребенком. Просто случилось (кхм...) так, что мой отец активно участвовал в местной политической жизни. Он работал на кандидатов, обязательно знал, кто занимал важные руководящие посты, и в нашем доме всегда было полно судей, ол-дерменов, членов избирательных комиссий и начальников по лицейских участков. Многие из этих людей часто играли в кар ты с моим отцом.

Когда я в девятнадцать лет оказался в Аннаполисе, я первым делом познакомился с Джо Грискомом, мэром, и Джо Элтоном, шерифом округа. Поскольку я работал на местной радио станции, я был, формально, членом “действующей прессы”

Поэтому мне было немного легче, чем рядовым гражданам, встретиться с руководством округа. У меня также было что предложить — немного эфирного времени еще не повредило ни одному политику, —и я предоставил обоим Джо кучу этого времени.

Вскоре после нашего знакомства Джо Элгон выставил свою кандидатуру на пост в Сенат штата от нашего округа и победил. Мне Джо ужасно нравился, как и большинству людей. Он победил на выборах с большим перевесом, и когда некоторые жители округа Энн Арундел начали бороться за местное самоуправление, Джо возглавил это движение. Я тоже стал участвовать в кампании, и, когда она оказалась успешной, Джо Элтон был избран первым главой исполнительной власти в округе Энн Арундел.

Несколько лет спустя, когда я вернулся в Аннаполис и стал работать в “Энн Арундел Таимо, однажды позвонил Джо Элтон.

Ему нравилось, как я освещал работу окружного правительства, и он как раз баллотировался на еще один срок на своем посту, а для этого ему нужна была помощь прессы. Но он позвонил не лично мне. Он позвонил Джею.

Наверное, он не хотел обижать владельцев местного еженедельника и решил, что лучше посоветоваться с ними, прежде чем предлагать мне работу. Однажды, за три или четыре месяца до своей смерти, Джей вошел в мой офис и сказал:

— Твой друг Джо хочет, чтобы ты поработал для его кампании.

Мое сердце екнуло. Мне всегда везло на такие невероятные возможности. Они гадали мне прямо в руки. Джо увидел мое волнение.

— Думаю, ты согласен, а?

Я не хотел его разочаровывать.

— Я не пойду, если я тебе действительно нужен, — сказал я. — Ты много для меня сделал, и я у тебя в долгу.

— Нет, не у меня, — исправил меня Джо. — Ты в долгу перед собой. Всегда помни эго. Если ты добиваешься того, чего хочешь, не причинив при этом никому вреда, ты обязан этим сам себе. Убирай свой стол и отчаливай.

— Прямо сейчас?

— А почему бы нет? Я вижу, где сейчас твои мысли, и нет смысла удерживать тебя здесь, чтобы ты сидел и считал дни до того момента, когда сможешь удрать. Так что вперед.

Джей протянул руку, и я пожал ее.

— Мне это нравится, — улыбнулся Джей. — От начинающего обозревателя до главного редактора. Ты хорошо прокатился.

— Да уж.

— Мы тоже хорошо прокатились. Спасибо, что взял нас с собой.

— Нет, спасибо, что вы взяли меня с собой. — Я остановился. — Спасибо, что дал мне шанс. Мне тогда очень была нужна работа. Я никогда этого не забуду. Не знаю, как я смогу отплатить за это.

— Я знаю, — сказал Джо.

— Как?

— Передай эстафету дальше.

Это было слишком. Как я мог уйти от такого человека? Как я мог оставить газету? Джей увидел выражение моего лица.

— Даже не думай, — сказал он. — Собирай свои вещи и уматывай.

И ушел. Просто открыл дверь и вышел на улицу. Но, уходя, он бросил через плечо:

— Не оглядывайся назад, друг. Никогда не оглядывайся. Тогда я видел его в последний раз.

Правда? Никогда не следует оглядываться назад? Это ничего не

даст?

Да, но разве плохо сожалеть о чем-либо?

Это чудесно. Это все объясняет, все сводит воедино. Ты умеешь делать такие штуки. Ты умеешь вложить знание в меньше чем десяток слов. Это перекликается с тем, что Ты говорил в “Беседах с Богом”: “Твоя воля для тебя — это Моя воля для тебя”.

Но минуту назад Ты сказал нечто, поразившее меня. Ты сказал, что я просто использовал Бога, чтобы моя жизнь произошла. Мне почему-то это кажется неправильным. То есть мне кажется, что это не те отношения, которые у меня должны быть с Тобой.

Не знаю точно. Вероятно, потому, что меня учили, что я пришел в этот мир служить Господу. Когда я учился в начальной школе Сент-Лоренс в Милуоки и серьезно думал пойти в семинарию, монахини твердили, что Бог использует меня, чтобы я служил Его цели. Никто никогда не упоминал, что я использую Бога для достижения своих целей.

Правда?

Ты хочешь, чтобы мы использовали Тебя? Мы здесь не для того, чтобы Ты использовал нас?

Я понимаю. Я согласен, что может быть небесполезным употреблять иллюзорные термины при обсуждении жизни внутри иллюзии. Я понимаю, что жизнь на Земле —иллюзия. Теперь я знаю, и нередко глубоко ощущаю Конечную Реальность Единства с Тобой и со всем. Но иногда полезно обсудить вопрос в рамках моего узкого понимания — и понимания многих людей. Итак, если обсуждать проблему в рамках парадигмы отдельности, мы здесь не для того, чтобы Ты использовал нас?

Этот мир — мир моей мечты?

Часто он мне казался миром моих самых ужасных кошмаров.

Как мне от них избавиться?

“Наипаче ищите Царствия Божия, и все приложится вам”.

Совершенно точно. И используйте Тебя, используйте Бога, в процессе?

Расскажи мне, как это делать. Мне такая мысль все еще кажется странной. Помоги мне понять, что значит “использовать Бога”.

“Да пребудет с вами сила”.

Благодарю Тебя за этот чудесный диалог о том, как обрести дружбу с Богом. Я снова наслаждаюсь нашим общением. Одни только эти пять шагов — знать Бога, верить Богу, принять Бога, использовать Бога — могут изменить жизнь людей.

Я знаю. И мне нужна небольшая помощь со следующим шагом. Помогать Богу.

Да. Помоги мне понять, почему Тебе нужна помощь. Я думал, что Тебе не нужно ничего.

Легче? Я думал, что в Божьем мире не бывает трудностей. Ты отказываешься от Своих слов?

Наверное, именно поэтому так много духовных книг и священных писаний были неправильно истолкованы.

Итак, кстати о контексте моего понимания: что Ты имел в виду, когда говорил, что, когда я помогаю Тебе, “так легче”?

А-а. Я думал, легче для Тебя.

Тогда, может быть, нам просто сказать, что Нам легче, когда я помогаю Богу? Но теперь объясни мне, почему легче?

Думаю, я знаю. Ты воссоздаешь Себя заново в каждый миг Настоящего в следующей высочайшей версии Твоего величайшего представления о том, Кем Ты Являешься. Ты делаешь это в нас и через нас. В этом смысле мы являемся Тобой. Мы части тела Бога. Мы — это Бог Бого-творящий.

Я вижу это. Я вижу совершенство замысла во всем, что произошло в моей жизни, даже в том, что мой друг Джо Элтон попал в тюрьму, хотя, когда это случилось, я был потрясен. Джо Элтон несколько злоупотребил деньгами, собранными для его избирательной кампании, и провел несколько месяцев в камере федеральной тюрьмы в Элленвуде, штат Пенсильвания.

Урок, который я получил в этой ситуации — который я всегда знал, но забыл, — в том, что среди нас мало святых. Все мы стараемся изо всех сил, и многие спотыкаются и падают.

Это воспоминание помогало мне воздержаться от осуждения, когда поступки людей обнаруживали их слабости — и когда мои слабости проявлялись в моих поступках. Это была нелегкая задача, и она не всегда мне удавалась. Но после участия в политической жизни округа Энн Арундел я старался никогда никого не осуждать. Я научился всегда стараться понять человека.

Однако была еще одна, совершенно иная причина, по которой я встретился с Джо Элтоном. Вероятно, на каком-то уровне я всегда знал, что мне нужно учиться общаться с большой аудиторией, оставаясь с ней один на один. Я не мог бы выбрать лучшего наставника.

Джо Элтон разбирался в человеческой натуре лучше всех людей, которых я знал. Работая с ним, вначале как рядовой помощник в проведении кампании, а потом на незначительном посту в окружной администрации, я получил шанс увидеть его талант в действии, и это коренным образом изменило мой собственный подход к людям.

Куда бы Джо ни пошел, вокруг него было полно народу. На публичных встречах его обступали со всех сторон, тянули за рукава, каждый хотел урвать минутку его времени, получить шанс попросить о небольшом одолжении, заручиться его поддержкой или просто обратить на себя его внимание.

При всем этом я никогда не видел, чтобы Джо отмахнулся хотя бы от одного человека. Не имело значения, насколько он опаздывал, или как много времени он уже потратил, или сколько еще ему нужно было сделать после встречи. Он никогда не забывал посмотреть человеку в глаза и обратить на него все свое внимание.

Однажды вечером после такой встречи я исполнял роль “ледокола”, медленно прокладывая путь через толпу к выходу из зала к ожидавшей нас машине. Когда мы наконец забрались на заднее сиденье, я повернулся к Джо и удивленно спросил:

— Как тебе это удается?. И зачем так раздаешь себя? Все эти люди вечно толпятся вокруг, каждый чего-то от тебя хочет.

— На самом деле дать им то, чего они хотят, очень просто, — улыбнулся Джо.

— Чего они хотят? — Мне нужно было знать. — О чем они тебя просят?

— Все они хотят одного и того же. Я недоуменно посмотрел на него.

— Разве ты не знаешь, чего хотят все люди?

— Нет, — пришлось мне признаться. Джо посмотрел мне прямо в глаза.

— Они хотят, чтобы их выслушали.

Тридцать лет спустя, выходя из залов после встреч и лекций, когда люди окружали меня со всех сторон, я вспоминал Джо.

Люди хотят, чтобы их выслушали, и они этого заслуживают. Они прочитали твою книгу от корки до корки и уделили тебе все свое внимание. Они отдали тебе часть себя и хотят получить часть тебя взамен, и это справедливо. Это знал и глубоко понимал Джо Элтон. Он ничего не отдавал. Он возвращал.

Я снова понял это, прослушав несколько лекций замечательных людей. Писатель Уэйн Дайер всегда говорит своей аудитории: “Я останусь с вами до тех пор, пока не подпишу книги каждому из вас и не получу шанс поговорить с каждым”. Так поступают многие другие ораторы. Они отдают. Они возвращают.

Жизнь постоянно преподносит уроки.

Джо Элтон был первым человеком, который научил меня еще одной мудрости. Я понял, что жизнь всегда преподносит уроки, тридцать лет назад в ходе жесткой и суматошной политической кампании.

Джо случайно подошел ко мне.

— Что ты пишешь?

— Твое завтрашнее заявление для прессы в ответ на эти злобные нападки, — я ответил тоном, который подразумевал: “Что же еще?”

Джо просто усмехнулся:

— Ты ведь знаешь, что я не собираюсь его читать?

— Почему? Мы должны ответить! Нельзя ему спустить это!

— Хорошо, — согласился Джо. — Тогда вот мое заявление. Ты готов?

“Да, —подумал я. — Вот теперь мы ему покажем! Джо скажет намного лучше, чем я”.

— Давай, — сказал я, и мои пальцы замерли над клавиатурой.

Джо продиктовал одно предложение: “Мне печально видеть, как мой оппонент так поступает с собой”.

— И все? — воскликнул я. —И это все?!

— Но как же все его обвинения?

— Мы можем либо опуститься до его уровня, —тихо сказал Джо, —либо подняться над ним. Что ты выбираешь?

— Но... но...

— Что ты выбираешь? — снова спросил Джо.

Я взглянул на написанные мной страницы. Перечитал несколько первых параграфов. И порвал листы.

— Хороший выбор, — сказал Джо и похлопал меня по плечу. — Сегодня ты повзрослел.

Что?

Вот это да!

Когда я со стороны смотрю на весь замысел, на всю красоту сложного и изящного плетения ткани моей жизни, мое сердце наполняется благодарностью.

Все в мире хотят этого. Во всяком случае, все, кто верят в Бога. Всю свою жизнь мы старались обрести дружбу с Тобой. Мы старались радовать и не обижать Тебя, мы стремились найти настоящего Тебя и сделать так, чтобы Ты нас нашел, — мы испробовали все. Но мы не пробовали сделать эти Семь Шагов. Во всяком случае, я точно не делал их. В любом случае—не так, как Ты изложил их здесь. И я благодарю Тебя. Но можно я задам Тебе один конкретный вопрос?

Почему необходима благодарность? Почему нам так важно благодарить Тебя? Почему это один из Семи Шагов? Потребности Твоего эго столь велики, что, если мы не выразим нашу признательность, Ты отберешь у нас все хорошее?

Это, похоже, та же мысль, изложенная иными словами. Я должен выразить свою благодарность, чтобы получить хорошее.

Ну, вот теперь я совсем запутался.

Да. Я был очень удивлен этим.

Да, я помню. Ты раньше говорил, что некоторые жизненные функции и переживания создаются автоматически, без какого-либо усилия, на подсознательном уровне. На этом уровне мы создаем наиболее эффективно?

Думаю, я готов к этому. Начинай.

Я понимаю Давай попробуем

Я хочу понять. По крайней мере попытаться. Ладно. Начинаем.

О том, что бытие — это не действие, не поступок, не то, что случается. Скорее, это “есть-ность”. Это то, что есть.

Мысль — это процесс, “делание”, то, что происходит. Очень хорошо. Каковы же выводы?

На все, что “происходит”, требуется время Это может произойти быстро, как мысль, но все равно требует того, что мы называем временем. Но то, что “есть”, просто есть. Это существует прямо сейчас. Это не “собирается быть”, это есть здесь и сейчас. Коротко говоря, “ecть-ность” быстрее “делания”, и поэтому “быть” быстрее, чем “думать”.

Я думал, так и есть.

Это говорит, что бытие является причиной всего. Чем ты являешься, то ты испытываешь

Да. Если мое предположение правильно, тогда да, бытие становится причиной мысли.

Да, можно так сказать.

Да, если Ты так говоришь.

Ты хочешь спросить, что первично, курица или яйцо? Совершенно верно.

Не знаю. Полагаю, если я “являюсь” грустным, я могу изменить свои мысли об этом. Я могу решить думать радостные мысли, сосредоточиваться на положительном и внезапно могу “стать” счастливым. Ты сказал мне, что это возможно. Ты сказал, что мои мысли создают мою реальность.

Это правда?

Я не знаю. Не слышал, чтобы Ты использовал это выражение раньше. Я не знаю, что такое мое Истинное Бытие.

Иными словами, Бог.

То есть Ты спрашиваешь меня, создают ли мои мысли Бога?

Да. Я не знаю.

Пожалуйста.

Я понимаю.

Пока все.

Думаю, да. Продвигайся медленно. Очень медленно. Я стараюсь не отставать.

Да, да! Ты уже говорил это! Ты говорил мне: “Ты верх и низ, право и лево, здесь и там, до и после. Ты быстрый и медленный, большой и маленький, мужчина и женщина, то, что ты называешь добром, и то, что ты называешь злом. Ты все, что есть, и нет ничего, чем бы ты не был”. Ты говорил мне об этом раньше!

Ты однажды сказал мне: “То, что ты знаешь, то и есть”.

Эй, погоди минуту! Я только что подумал кое о чем! Мы все Едины, так что это действительно доклад о положении в Соединенных Штатах!

Если это правда, тогда худшее, что я могу делать, — это думать!

Очень типичная иллюстрация: быть влюбленным можно только тогда, когда ты являешься влюбленным. Невозможно быть влюбленным, если просто думать об этом. Если тот, кто тебя любит, спросит. “Ты влюблен в меня?” и ты скажешь: “Я думаю об этом”, вероятно, у тебя возникнут неприятности.

Мысль, слово и действие.

Да, начинаю. Я начинаю видеть всю космологию, всю конструкцию.

Парень, я ли этого не знаю...

А Ты поэт, Ты знаешь об этом?

Хорошо, мне ясно, что бытие быстрее мысли, но я все еще не вижу, почему то, что ты “являешься благодарным” за что-то, приносит тебе это быстрее, чем... погоди... даже формулируя вопрос, я, кажется, уже знаю ответ...

Ты раньше говорил, что благодарность —это состояние бытия, которое заявляет, что я уже имею то, что, как я думаю, мне нужно. Другими словами, если я благодарю Бога за что-то, а не прошу о чем-то, я должен знать, что у меня это уже есть.

Вот почему Седьмой Шаг — Благодарить Бога.

Потому что, когда я благодарю Бога, я “пребываю в осознании”, что все хорошее уже пришло ко мне, что все, что мне нужно — нужные люди, места и события, —для того, чтобы я смог выразить и развивать то, что я выбрал, уже у меня есть.

Тогда, может быть, благодарить Бога следует в первую очередь, а не в последнюю!

Поразительно. Совершенно поразительно.

Здорово! Можно мне начать использовать мои знания прямо сейчас? И не говори: “Ты можешь, но тебе нельзя”.

В третьем классе у меня была учительница, которая всегда исправляла нашу грамматику. Когда ученик поднимал руку и спрашивал: “Сестра, могу я выйти в туалет?”, она всегда отвечала: “Ты можешь, но тебе нельзя”.

Та-та-та-там! Туш, пожалуйста.

Но, говоря серьезно... Я бы хотел начать использовать нашу дружбу. Ты сказал, что поможешь мне понять, как применить на практике, как сделать функциональной мудрость, изложенную в “Беседах с Богом”, как начать использовать ее в повседневной жизни.

Действительно, Ты обещал это уже давно, еще в первой книге “Бесед с Богом”, и я думаю, что Тебе пора уже сдержать обещание!

Заметано.

Что ж, я выполнил свое обещание, теперь Ты выполни Свое.

Нет. Они хотят услышать Тебя. Они хотят, чтобы Ты сдержал Свое слово.

Забавно. Очень забавно.

Так никто не говорит уже тридцать лет.

Я хочу, чтобы Ты перестал ломать комедию. Никто не поверит ни единому слову в этой каше, если Ты будешь продолжать дурачиться.

Ладно, теперь мы уже сравняли счет? Можем возвращаться к книге?

Я хотел бы услышать о Пяти Позициях Бога —среди которых, как я заметил, не было “веселящийся”.

Да прекрати же!

“Абсолютно радостный”.

Что Ты хочешь сказать?

Почему душа так счастлива? Люди не так счастливы. Я имею в виду, люди, которые имеют счастливую душу, не кажутся такими уж счастливыми, так в чем дело?

Я думал, что радость в душе.

Но если душа — это радость, как она может быть грустной?

Я запутался. Как может что-то быть чем-то, если оно что-то другое? Как может вещь быть холодной, если ее сущность — жар? Как может душа быть грустной, если ее сущность — радость?

Какая потрясающая идея! Я никогда не думал об этом с такой точки зрения. Грусть и радость — это просто два названия. Это слова, которые мы используем для описания разных уровней одной и той же энергии.

Да! Я чувствовал грусть и радость одновременно.

Телевизионный сериал “Госпиталь МЭШ” —прекрасный образец такого сопоставления. Еще один, более современный пример — исключительный художественный фильм “Жизнь прекрасна”.

Но как носить в сердце радость? Как найти ее там, если ее там нет?

Некоторые люди не ощущают этого.

В чем этот секрет?

Но как ее можно выпустить на волю, если ее не чувствуешь?

Некоторые не знают, как это сделать. Твое утверждение слишком грандиозно, его сложно сразу осмыслить.

Ты прав. Я знаю, что Ты прав. Выпустить радость на волю можно даже у постели умирающего.

Да. Доктора Элизабет Кюблер-Росс. Я не мог в это поверить. Я не мог поверить, что я на самом деле познакомился с ней, а тем более что работаю в ее команде. Необыкновенная женщина.

Я ушел из администрации округа Энн Арундел (до того, как начались беды Джо Элтона. Ф-фу!..) и нашел работу в отделе образования этого же округа. Прежний представитель по связям с общественностью ушел на пенсию, и я занял его место. Опять я оказался в нужном месте в нужное время. Я получил еще более поучительные жизненные уроки, работая в самых разных подразделениях — от Отдела кризисов до Комитета по составлению учебных программ. Я всегда был в гуще событий: готовил доклад на 250 страниц о школьной десегрегации (опять возвращаясь к Опыту Черных) для подкомитета конгресса, путешествовал из школы в школу, встречался с учителями, родителями, учениками и руководством школ.

Я провел там все семидесятые — самый длинный период моего пребывания на одной работе, —и первые две трети этого времени мне ужасно нравились. Но в конце концов лепестки с розы осыпались, и мои задания начали становиться повторяющимися и скучными. Я все чаще видел впереди перспективу, которая больше походила на тупик, — та же самая работа еще на протяжении тридцати лет. Без высшего образования у меня было мало шансов получить повышение (фактически, мне повезло, что я получил это место), и мой энтузиазм начал испаряться.

Потом, в 1979 году, меня похитила доктор Элизабет Кюблер-Росс. Это было именно похищение, не сомневайтесь.

В том году я в качестве добровольца начал помогать Элизабет. Мы вместе с моим другом Биллом Грисуолдом принимали участие в организации лекций на Восточном побережье с целью сбора средств для “Шанти Нилайя”, некоммерческой организации, которая поддерживала ее работу. Билл представил меня доктору Росс несколькими месяцами раньше: он попросил меня помочь в организации связей с общественностью при подготовке выступления Элизабет в Аннаполисе, на которое ему удалось ее уговорить.

Конечно, я слышал об Элизабет Кюблер-Росс. Это была женщина выдающихся достижений, ее книга “О смерти и умирании”, вышедшая в 1969 году, изменила взгляд мира на смерть, сняла табу с танатологии, способствовала возникновению американского движения в поддержку безнадежных больных и навсегда изменила жизнь миллионов людей.

(С тех пор она написала много других книг, в том числе “Смерть — последняя стадия роста”, и одна из ее последних книг — “Колесо жизни: мемуары о жизни и смерти”.)

Элизабет сразу же покорила меня — как почти всех, кто с ней встречался. У нее чрезвычайно магнетическая и неотразимая личность, и никто из тех, кто знал ее, не остался прежним. Проведя в ее обществе всего лишь час, я уже знал, что хочу участвовать в ее работе, и я сам вызвался стать ее помощником.

Приблизительно через год после моей первой встречи с Элизабет мы с Биллом организовывали проведение ее лекции в Бостоне. После выступления Элизабет мы сидели в тихом уголке ресторана, наслаждаясь редкой возможностью лично пообщаться с ней. Мне посчастливилось присутствовать на таких беседах два или три раза, поэтому она уже слышала то, что я снова сказал ей тем вечером: я бы сделал все что угодно, лишь бы участвовать в ее работе.

В то время Элизабет проводила семинары на тему “Жизнь, смерть и переход” по всей стране, общаясь с умирающими больными и их семьями, а также с другими людьми, которые выполняли, как она говорила, “скорбный труд”. Я никогда не видел ничего подобного. (Позже она написала книгу “Жить, пока не скажем "Прощай"”, в которой описала с огромной эмоциональной силой то, что происходило в больницах для безнадежных больных.) Прикосновения этой женщины к жизни людей были полны смысла и глубины, и я видел, что ее работа наполняла смыслом ее собственную жизнь.

Моя работа не давала смысла моей жизни. Я просто делал то, что, по моему мнению, должен был делать, чтобы выжить (или чтобы выжили другие). Одной из вещей, которым я научился у Элизабет, было то, что никто из нас не должен этого делать. Элизабет умела давать такие колоссальные уроки очень просто: одна фраза, с которой она не позволяла спорить.

— Я просто не знаю, — жаловался я, — в моей работе нет больше ничего захватывающего, мне кажется, что моя жизнь проходит зря, я, наверное, проработаю там до шестидесяти пяти лет, а потом уйду на пенсию.

Элизабет посмотрела на меня как на сумасшедшего.

— Ты не обязан так поступать, —тихо сказал она. — Почему ты это делаешь?

— Поверьте, если бы дело было только во мне, я бы завтра же бросил все. Но у меня есть семья.

— А скажи мне, что случилось бы с твоей семьей, если бы ты завтра умер? — спросила Элизабет.

— Это к делу не относится, — возразил я, — я не умер. Я жив.

— Ты называешь это жизнью? — ответила она, отвернулась и заговорила с кем-то другим, как будто было совершенно очевидно, что сказать больше нечего.

Следующим утром в ее отеле, когда мы пили кофе вместе с ее помощниками из Бостона, она внезапно повернулась ко мне

— Ты отвезешь меня в аэропорт, — сказала она.

— Конечно, — согласился я.

Мы с Биллом приехали из Аннаполиса на своих машинах, и мой автомобиль стоял на улице.

По дороге Элизабет рассказала мне, что она направляется в Паукипси, штат Нью-Йорк, для проведения еще одного интенсивного семинара.

— Зайди со мной в аэропорт, — попросила она. — Не бросай меня просто так. Мне нужна помощь с сумками.

— Естественно, — согласился я, и мы заехали на стоянку. У билетной стойки Элизабет показала свой билет, а потом выложила кредитную карточку.

— Мне нужен еще один билет на этот рейс, — сказала она агенту.

— Позвольте мне посмотреть, есть ли места, — ответила женщина. —Да, осталось одно.

— Еще бы, — просияла Элизабет, как будто знала какой-то секрет.

— Будьте добры, кто будет лететь с вами? — спросила агент. Элизабет указала на меня:

— Вот он.

— Простите? — задохнулся я.

— Разве ты не летишь в Паукипси? — поинтересовалась Элизабет таким тоном, словно мы уже все обсудили.

— Нет! Мне завтра нужно быть на работе. Я взял только три дня отпуска.

— Эту работу сделают без тебя, — заявила она безапелляционно.

— Но у меня машина здесь, в Бостоне, — запротестовал я. — Я не могу ее оставить просто так, на стоянке.

— Билл может забрать ее.

— Но... у меня нет одежды. Я не планировал уезжать так надолго.

— В Паукипси есть магазины.

— Элизабет, я не могу! Я не могу просто сесть в самолет и улететь.

— Агенту нужно твое водительское удостоверение, — сказала Элизабет, угрожающе прищурившись.

— Но, Элизабет...

— Из-за тебя я опоздаю на самолет.

Я дал агенту свое водительское удостоверение. Она вручила мне билет.

Элизабет направилась к воротам, а я поспешил следом, говоря на ходу:

— Мне нужно позвонить на работу и сказать, что меня не будет...

В самолете Элизабет погрузилась в чтение и за весь полет не произнесла и десятка слов. Но когда мы приехали на место в Паукипси, где она проводила семинар, она представила меня участникам как своего нового специалиста по связям с общественностью.

Я позвонил домой и сообщил жене, что меня похитили и что я вернусь в пятницу. Следующие два дня я наблюдал за тем, как Элизабет работает. Я видел, как люди менялись прямо у меня на глазах. Я видел, как у них затягивались давние раны, решались застаревшие проблемы, отпускались старые обиды и преодолевались ненужные убеждения.

Один раз женщина, которая сидела рядом со мной, в процессе семинара “сорвалась”. (Помощники Элизабет беседуют с теми, кто начинает плакать или как-то иначе теряет контроль

над собой во время занятий.) Элизабет легким кивком головы дала мне указание позаботиться о ней.

Я мягко вывел плачущую женщину из комнаты и пошел с ней в небольшое отгороженное место в конце холла. Я никогда раньше ничего подобного не делал, но Элизабет давала очень конкретные инструкции тем, кто участвовал в проведении семинара (обычно она привозила с собой троих-четверых помощников). Одно указание она дала очень четко:

— Не пытайтесь успокоить, — сказала она, — просто слушайте. Если понадобится помощь, позовите меня, но быть рядом и выслушать человека почти всегда бывает достаточно.

Она была права. Я смог помочь этой женщине, просто побыв рядом с ней. Я смог предоставить ей надежное убежище и дал ей возможность выпустить, отпустить то, что она носила в себе и что всколыхнулось в этой комнате. Она плакала, причитала, выплескивая свой гнев, постепенно затихала, а потом все опять начиналось сначала. Я никогда в жизни не чувствовал себя таким полезным.

В тот же день я позвонил в офис школьного совета в Мэриленде, где я работал.

— Отдел кадров, пожалуйста, — сказал я оператору, и, пока меня соединяли с нужным номером, я сделал глубокий вдох.

— Можно ли, — спросил я, — уволиться по телефону?

Время, которое я провел в команде Элизабет, было одним из величайших даров, данных мне жизнью. Я находился рядом с женщиной, которая поступала как святая, час за часом, неделю за неделей, месяц за месяцем. Я стоял возле нее в лекционных залах, в семинарских комнатах и у постели умирающих. Я видел ее рядом со стариками и с детьми. Я видел, как она общалась с испуганными и храбрыми, радостными и печальными, открытыми и закрытыми, взбешенными и робкими.

Я наблюдал за Мастером.

Я наблюдал, как она исцеляет самые глубокие раны, которые только можно нанести психике человека.

Я наблюдал, я слушал, и я очень старался научиться.

И я по-настоящему понял, что то, что Ты сказал, правда.

И это можно сделать даже у постели умирающего. Благодарю Тебя за учение и за талантливого наставника.

Элизабет советовала всем нам безусловно любить, быстро прощать и никогда не сожалеть о боли, оставшейся в прошлом.

Она поощряла нас жить полной жизнью сейчас, остановиться и вкусить сладость каждого момента и сделать все, что необходимо, чтобы завершить то, что она называла “ваши неоконченные дела”, чтобы жить без страха и принять смерть без сожалений.

У Элизабет есть так много, чтобы дать людям.

Я впервые услышал о Терри, когда жил в Эскондидо и работал с доктором Кюблер-Росс в “Шанти Нилайя”. Я никогда не был настолько доволен своей работой, и близкий контакт с человеком, обладавшим таким даром сострадания и духовной мудрости, вернул мне то, чего я не чувствовал уже много лет: жажду обрести личные отношения с Богом, познать Бога в своей жизни как непосредственный опыт.

Я не был в церкви с двадцати лет, когда, во второй раз в жизни, едва не стал священником. Не имея возможности пойти в семинарию после окончания школы, я все же продолжал искать свой путь к Богу после того, как уехал из Милуоки в девятнадцать лет.

После того, как мне исполнилось двадцать, я покинул Римс-ко-Католическую Церковь в поисках Бога, которого мне не нужно было бояться. Я начал штудировать книги по теологии и посещать церкви и синагоги в округе Энн Арундел, и в итоге остановился на Первой пресвитерианской церкви в Аннаполисе.

Почти сразу же я стал петь в хоре, а через год начал помогать в проведении служб. Стоя за кафедрой по воскресеньям и читая отрывки из Святого писания, я снова, как в детстве, почувствовал желание провести жизнь в близости к Богу и рассказать всему миру о Его любви.

Пресвитерианцы, казалось, не настолько опирались на страх в своей вере, как католики (было намного меньше правил, ритуалов и, следовательно, ловушек), и мне было гораздо легче принять их богословие. Мне было настолько комфортно, что я начал вкладывать настоящую страсть в воскресные чтения Библии, так что верующие стали ожидать моих выступлений за кафедрой. Это стало очевидно не только мне, но и руководству церкви, и вскоре меня пригласили на беседу с пастором, одним из самых приятных людей, которых я когда-либо знал.

— Скажите мне, — спросил преподобный Уинслоу Шоу после обмена любезностями, — вы когда-нибудь думали о том, чтобы принять сан?

— Конечно, —ответил я. — Когда мне было тринадцать лет, я был уверен, что пойду учиться в семинарию и стану священником, но этого не произошло.

— Почему?

— Отец запретил мне. Он сказал, что я недостаточно взрослый, чтобы решать.

— Как вы думаете, вы сейчас достаточно взрослый?

Не знаю почему, но в этот момент я чуть не расплакался.

— Я всегда был достаточно взрослым, — прошептал я, стараясь взять себя в руки.

— Почему же вы не ходите в католическую церковь? — мягко спросил преподобный Шоу.

— Я... У меня были проблемы богословского плана.

— Понятно.

Мы помолчали некоторое время.

— А как вы относитесь к пресвитерианскому богословию? — наконец спросил священник.

— Хорошо.

— Но в нем заложено много смысла. Преподобный Шоу улыбнулся

— Согласен, — сказал он и внимательно посмотрел на меня.

— Могу ли я задать вам личный вопрос?

— Конечно.

— Почему вы не продолжали развивать свою любовь к богословию? Теперь вы можете сами принимать решения. Что препятствовало вам стать священнослужителем? В любой церкви? Я уверен, вы могли найти свой духовный дом.

— Это не так просто, как найти дом. Существует проблема денег. Я работаю, у меня жена и двое детей. Понадобится чудо, чтобы в таких обстоятельствах найти способ бросить все и стать священником.

Преподобный Шоу снова улыбнулся.

— У нашей церкви существует программа финансирования обучения в семинарии членов паствы, которые подают большие надежды. Обычно —это семинария в Принстоне.

Мое сердце екнуло.

— Вы хотите сказать, что оплачиваете их учебу?

— Ну, это, конечно, заем. Участники программы обязаны вернуться сюда и несколько лет прослужить помощником пастора. Вы можете работать с молодежью, на улицах или в любой сфере, которая вас интересует, в дополнение к духовному утешению, преподаванию в воскресных школах и, конечно, время от времени проводить службы. Думаю, вы могли бы с этим справиться.

Теперь наступила моя очередь помолчать. У меня голова шла кругом.

— Как вы к этому относитесь?

— Думаю, пресвитеры готовы сделать такое предложение. Во всяком случае, они готовы рассмотреть его. Конечно, они захотят лично поговорить с вами.

— Конечно.

— Почему бы вам не пойти домой и не подумать об этом? Поговорите с женой. И помолитесь. Я так и сделал. Моя жена полностью меня поддержала.

— Я думаю, это было бы чудесно, — улыбаясь, сказала она.

Наш второй ребенок родился через год и девять месяцев после первого. Обе девчушки едва научились ходить.

— На что мы будем жить? — спросил я. — Я хочу сказать, что они обещают оплату только за обучение.

— Я могу снова заняться физиотерапией, — предложила жена. — Я уверена, что смогу найти что-то. Все получится.

— Ты хочешь сказать, что будешь содержать семью, пока я буду учиться?

Она коснулась моей руки и тихо сказала:

— Я знаю, что ты всегда хотел этого.

Я не заслуживаю людей, которые приходят в мою жизнь. Я точно не заслуживал своей первой жены, одного из добрейших человеческих существ, которых я встречал.

Но я не сделал этого. Я не мог. Все было как надо, все было прекрасно — кроме богословия. В конечном счете именно вопросы богословия меня остановили.

Я сделал так, как предложил преподобный Шоу. Я молился об ответе. И чем больше я молился, тем больше понимал, что не могу читать проповеди — как бы мягко я этого ни делал — о первородном грехе и о необходимости спасения.

С самого детства мне было трудно считать людей “плохими”. Я знал, что люди поступают плохо. Я видел это вокруг себя. Но даже в подростковом возрасте, а потом в юности я упрямо придерживался мнения о положительности истинной природы человека. Мне казалось, что все люди хорошие и что они совершают плохие поступки из-за своего воспитания, непонимания или отсутствия возможностей, из-за отчаяния или гнева или иногда — просто из-за лени, но не из-за врожденной порочности.

Рассказ об Адаме и Еве казался мне бессмысленным даже как аллегория, и я знал, что не смогу учить ему Я также не мог учить тому, что спасутся только избранные, какими бы мягкими ни были требования к избранным, потому что глубоко в душе я знал с тех пор, когда был еще маленьким, что все люди были моими братьями и сестрами и что никто и ничто не является уродливым или неприемлемым в глазах Бога И менее всего, убеждался я с возрастом, Бог отвергает нас из-за “греха” “неправильной” веры.

Если это не так, значит, все то, что я интуитивно знал в самой глубине своего существа, было ложью. Я не мог этого принять. Но я не знал, что принимать. Весьма реальная возможность стать священником, которая возникла во второй раз в моей жизни, вызвала у меня духовный кризис. Я жаждал вершить Божье дело в мире, но я не мог согласиться, что Божьим делом было проповедовать евангелие отлучения и богословие наказания для отлученных.

Я просил Бога о ясности — не просто о том, следует ли мне принять духовный сан, но в самых важных вопросах о взаимоотношениях между людьми и Божественным. Я не обрел ясности ни в первом, ни во втором. И тогда я перестал интересоваться и тем, и другим.

Теперь, когда я приближался к сорока годам, Элизабет Кюб-лер-Росс возвращала меня обратно к Богу. Она снова и снова говорила о Боге безусловной любви, который никогда не судит, но принимает нас такими, какие мы есть.

“Если бы только люди смогли понять это, — думал я, — и стали любить друг друга без всяких условий, все проблемы, жестокость и трагедии мира испарились бы”.

“Бог не говорит: "Я полюблю вас, ЕСЛИ..."”, — не уставала повторять Элизабет, и таким образом освободила от страха смерти миллионы людей во всем мире.

Это был тот Бог, в которого я хотел верить. Это был Бог моего сердца, моего глубокого детского знания. Я хотел больше соприкоснуться с этим Богом, и решил снова вернуться в церковь. Может быть, я не там и не так искал. Я пошел в лютеранскую церковь, потом в методистскую. Я посетил баптистов и конгрегационалистов. Но каждый раз я сталкивался с верой, основанной на страхе. Я убежал. Я стал изучать иудаизм. Буддизм. Все “измы”, которые только мог найти. Ничто не подходило. Потом я услышал о Терри Коул-Уиттэкер и ее церкви в Сан-Диего.

Еще в те времена, когда Терри была домохозяйкой и жила в унылом калифорнийском пригороде шестидесятых, она тоже жаждала открыто испытать духовное родство, которое чувствовала глубоко в сердце. Ее собственный поиск привел ее в Объединенную церковь религиозной науки. Терри влюбилась в нее и, бросив все, стала официально учить богословие. Со временем ее посвятили в духовный сан, и она получила письмо-призыв от нуждающейся в помощи конгрегации из меньше чем пятидесяти человек в Ла-Джолла, штат Калифорния. Ей пришлось выбирать между своей мечтой и браком. Муж не полностью поддерживал ее внезапную трансформацию и, конечно, не согласился бы оставить хорошую работу и переехать в другой город.

И Терри развелась. За три года она превратила Церковь религиозной науки в Ла-Джолла в одну из самых больших церквей этого направления. Более тысячи людей приходили на два ее богослужения каждым воскресным утром, и их становилось все больше. Слава об этом духовном феномене быстро распространилась на юге Калифорнии и проникла даже в Эскондидо, очень консервативный, традиционно винодельческий и фермерский регион к северу от Сан-Диего.

Я поехал проверить, правда ли то, о чем я слышал.

— Здравствуйте, как поживаете? Замечательно, что вы пришли!

Я не знал, что и думать. Конечно, меня и раньше радушно принимали в церквах, но никогда столь бурно. В воздухе ощущалась энергия, которая бодрила.

Внутри звучала волнующая, восторженная мелодия из “Огненных колесниц”. Зал наполняло ожидание. Люди разговаривали и смеялись. Наконец свет в зрительном зале погас, и на сцене появились мужчина и женщина. Он сел с одной стороны, она — с другой.

— Наступило время прекратить разговоры и заглянуть в себя, — сказал мужчина в микрофон.

Хор в конце зала тихо пропел призыв к покою, и служба началась.

Я никогда не испытывал ничего подобного. Конечно, это было не то, чего я ожидал, и я чувствовал себя немного неуютно, но я решил дослушать все до конца. После нескольких объявлений Терри Коул-Уиттэкер вышла в центр сцены, встала за прозрачную плексигласовую трибуну и весело сказала:

— Доброе утро!

Ее улыбка сияла, ее жизнерадостность была заразительна.

— Если вы пришли сюда этим утром, ожидая найти что-то, похожее на церковь, что выглядит, как церковь, или звучит, как церковь, вы ошиблись.

Она, несомненно, была права. Присутствующие согласно засмеялись.

— Но если вы пришли сюда этим утром, надеясь найти Бога, заметьте, что Бог пришел в тот самый момент, как вы вошли в дверь.

Я был заинтригован. Хотя я не знал еще, к чему она ведет, любой, у кого было достаточно воображения и смелости, чтобы начать воскресное богослужение такими словами, заслуживал моего внимания. Это было начало почти трехлетней дружбы.

Как и при первой встрече с Элизабет, я был покорен Терри Коул Уитгэкер и ее делом за десять минут. Как и в случае с Элизабет, я очень быстро дал ей это понять, добровольно вызвавшись помогать ей. И, как с Элизабет, вскоре я оказался в команде Терри, заняв пост в отделе поддержки (я писал информационные бюллетени, выпускал еженедельные церковные сообщения, и так далее).

“Случилось” так, что я был безработным уже несколько недель, когда наши с Терри пути пересеклись. Элизабет уволила меня. Ну, “уволила” звучит резко. Она меня отпустила. Это не был гнев, просто для меня наступило время двигаться дальше, и Элизабет это знала. Она просто сказала:

— Тебе пора уходить. Я даю тебе три дня. Я был поражен.

— Но почему? Что я сделал?

— Дело не в том, что ты сделал. Дело в том, чего ты не сделаешь, если останешься здесь. Ты не сможешь полностью реализовать свой потенциал. Это невозможно, пока ты будешь стоять в моей тени. Уходи. Сейчас же. Пока не поздно.

— Но я не хочу уходить, — стал просить я.

— Ты уже достаточно поиграл в моем дворе, — безапелляционно сказала Элизабет. — Я тебя выталкиваю. Как птенца из гнезда. Тебе пора научиться летать.

Вот и все.

Я переехал в Сан-Диего и вернулся в сферу коммерческих отношений с общественностью. Я открыл свою фирму, которая называлась “Группа”.

На самом деле группы не было, был только я. Но я хотел, чтобы название звучало внушительно. И за несколько последующих месяцев у меня было немало клиентов, в том числе претендент на пост в Конгресс как независимый кандидат, чье имя даже не появилось в избирательном бюллетене. Рон Паккард был прежним мэром города Карлсбад, штат Калифорния, и стал первым кандидатом в этом столетии, чьего имени не было в списке и который тем не менее выиграл место в Конгрессе. И я помог ему в этом.

Как и время, проведенное с Элизабет, моя работа у Терри предоставила мне бесценные уроки. Я научился не только общению с людьми —в том числе с теми, перед которыми стоят эмоциональные и духовные трудности, — но также больше узнал о некоммерческих организациях и о том, как лучше всего они могут удовлетворять потребности человека и нести в мир духовные послания. Тогда я не знал, насколько ценным окажется для меня этот опыт, хотя мне следовало бы догадаться, что жизнь снова готовит меня к моему будущему. Теперь я вижу, что мне были даны нужные люди в нужное время для того, чтобы я смог продолжать свое образование.

Как и Элизабет, Терри говорила о Боге безусловной любви. Она также говорила о Божественной силе, которая заключена в каждом из нас. Это была сила создавать свою собственную реальность и определять свой опыт.

Как я говорил во введении ко всем книгам “Бесед с Богом”, некоторые из идей, которые я изложил в них, я почерпнул раньше от других людей. Многие, в том числе некоторые самые потрясающие, я раньше нигде не слышал, не читал, не думал о них и даже не представлял, что они могут существовать. Однако, как помогли мне понять “Беседы с Богом”, вся моя жизнь была обучением, и это истинно для каждого из нас. Мы должны быть внимательны! Мы должны держать глаза и уши открытыми! Бог посылает нам вести постоянно, беседует с нами каждый миг каждого дня! Послания Бога приходят к нам разными путями, из множества источников и с безграничной щедростью.

В моей жизни одним из таких источников был Ларри Ла Рю. Как и Джей Джексон. Как и Джо Элтон. Как и Элизабет Кюблер-Росс. Как и Терри Коул-Уиттэкер.

Мои мать и отец тоже были источниками посланий от Бога. Каждый из них преподал мне жизненные уроки и одарил меня мудростью, которая служит мне до сегодняшнего дня. Даже после того, как я “выбросил” все, что получил от них — и из других источников, — что не служило, не было созвучно мне и не совпадало с моей внутренней истиной, осталось еще много драгоценных даров.

Именно этому Терри научила меня в первую очередь. Она научила меня искать Вечную Истину с бесконечной решимостью, невзирая на то, насколько это ломает привычные устои твоей жизни, насколько это противоречит твоим прежним взглядам, насколько не нравится другим. Я надеюсь, что я остался верен этой миссии.

Но у меня есть еще несколько вопросов о радости.

Ты сказал, что для того, чтобы почувствовать радость, нужно принести радость другому.

Так как же мне быть радостным, если рядом никого нет?

Хорошо, но допустим, я не писатель. Допустим, я не художник, не поэт, не композитор или кто-то другой, кто творит в одиночестве. Допустим, я просто обычный человек с обычной работой, строитель, например, или дантист, и вдруг я оказался один.

Может быть, я священник, который ушел на пенсию, и живу в доме для священников-пенсионеров, и время, когда я помогал другим, кажется, давно прошло. Или, я вообще пенсионер. Пенсия часто становится для людей периодом депрессии, они чувствуют себя ненужными, бесполезными и покинутыми.

Это касается не только пенсионеров. Есть другие. Неподвижные больные, те, кто по многим причинам не участвуют и не могут участвовать в жизни общества. Кроме того, бывают обыкновенные люди, которым хорошо, когда они действуют и общаются с другими, потому что они делают то, о чем Ты говоришь — приносят радость другим. Но и у них бывает время, когда они остаются один на один со своими мыслями, когда рядом нет никого и не видно способов принести радость другим людям.

Наверное, я спрашиваю о том, как найти радость внутри себя? Разве идея о том, что находить радость можно, принося радость другим, в некоторой мере не опасна? Не может ли она стать ловушкой? Не приведет ли она к возникновению маленьких мучеников — людей, которые чувствуют, что единственный способ заслужить счастье — это делать счастливыми других?

Спасибо. А каковы ответы?

Бывшие военнопленные, побывавшие в одиночном заключении, или лежачие больные, которые закрыты в темнице своего собственного разума, могут не согласиться с Тобой. Я знаю, что использую нетипичные примеры, но я хочу сказать, что существуют случаи, когда “одиночество” вполне возможно.

Но если мы этого не знаем, то это все равно что Тебя нет с нами, потому что для нас результат один и тот же.

Как я могу это знать, если я “не знаю этого”? (Ты понимаешь вопрос?)

Ты не мог бы объяснить подробнее?

Если человек знает, зачем ему притворяться, что он не знает? Кто станет так делать?

Но почему?

Зачем мне хотеть продолжения драмы, а не ее окончания?

Ты шутишь. Есть способ полегче?

О чем они напоминают и чему учат?

Как я могу испытывать Конечную Реальность в любой момент? Будь спокоен и познай, что Я есмь Бог. Я говорю буквально. Будь неподвижен.

Можно даже сказать, что это Вибрация Созидания! Да, так и есть!

Но я думал, что радость можно испытать только тогда, когда отдаешь ее. Как можно чувствовать радость, если ты просто находишься наедине с собой, когда ты связан только с Богом внутри тебя?

Значит, я приношу Тебе радость, когда позволяю Тебе принести радость мне?

Нет.

Да.

Да. Да, настало. Но иногда мне кажется, что я так одинок в этом. Даже если я принимаю истину, что я никогда не бываю действительно один, мне интересно, что это меняет, если я чувствую себя одиноким? Что мне делать, если я чувствую, что совсем одинок и мне грустно?

Это замечательно. Ты снова так выражаешь идеи, чтобы мы смогли легко “ухватить” их. Но я не думаю, что люди в действительности так поступают. Не думаю, что люди отвергают Тебя.

Каждый раз, когда у тебя возникает предчувствие и ты его игнорируешь, ты отвергаешь Меня. Каждый раз, когда тебе предлагают покончить с враждой или прекратить конфликт и ты игнорируешь предложение, ты отвергаешь Меня. Каждый раз, когда ты не улыбаешься незнакомцу в ответ на его улыбку, проходили” под благоговейным чудом ночного неба и не поднимаешь глаз, проходишь мимо

Не я! Я никогда больше не отрекусь от Тебя и не отвергну Тебя, когда Ты призовешь меня испытать единение с Тобой.

Чтобы говорить одно и то же, мы все должны знать одно и то же. Но Ты сказал, что есть те, кто не знают. Я в замешательстве.

Я хочу полностью вспомнить. Я хочу воссоединиться с Богом. Разве не этого жаждет душа каждого человека?

Твои слова почему-то навевают на меня уныние. Они словно отбирают у меня радость любви. Как я могу по-настоящему любить кого-то или что-то, если я знаю, что все временно, все так... так бессмысленно с глобальной точки зрения.

Мне по-прежнему это не кажется слишком радостным.

Да, многих людей.

Да, Нэнси. Ты знаешь.

Ладно.

Еще бы.

Хотел бы я, чтоб было так.

Да. Периодичны и временны.

Все зависит от того, как много прошло времени.

Это шутка. Просто шутка. Да, говоря относительно, эти моменты недолговечны.

Нет.

Нет.

Я понимаю, куда Ты ведешь.

Да, я знаю, что это Вторая Позиция и что она может изменить мою жизнь. Ее мне не нужно объяснять. Я понимаю, что значит абсолютная любовь.

Думаю, да.

Да. Это означает любить всех без условий и ограничений. Что это значит? Как это работает?

Ну, в этом я пытаюсь разобраться. Я исследую это день за днем. Открываю в каждый миг.

Как же мне создавать в каждый миг переживание безусловной и неограниченной любви?

И с утверждением “Я тебя люблю”.

Для меня в том числе. Что касается любви, моя жизнь была настоящей катастрофой. Я не понимал, что означает быть полностью любящим, и, вероятно, не понимаю и сейчас. Я могу

Для меня папа был источником власти в доме. Источником любви была мама.

Отцовские приказы и решения, проявления его власти часто были деспотичными и жесткими, а мама была голосом сочувствия, терпения и мягкости. Мы приходили к ней с просьбами, когда нам хотелось обойти отцовские правила и запреты или заставить его изменить мнение. Она часто помогала. Вместе они служили очень хорошим примером игры в “хорошего полицейского — плохого полицейского”.

Думаю, что в 40-х и 50-х годах это была довольно распространенная модель воспитания, и я просто применил ее в 60-е, внеся некоторые поправки. Я поставил себе целью постоянно говорить детям, что я их люблю, чаще обнимать и целовать их, когда был рядом. Только я бывал с ними не так часто.

В моем понимании “сидеть с детьми” было женской работой, в то время как мужчина выходил в мир и “делал свои дела”. Со временем одним из этих “дел” стали интрижки с другими женщинами, которые закончились настоящим романом. Он стал причиной разрыва моего первого брака и превратился во второй.

Я никогда не гордился своим поведением, и засевшее во мне чувство вины с годами только усугублялось. Я много раз просил прощения у своей первой жены, и, так как она всегда была и остается великодушным человеком, мы уже много лет поддерживаем дружеские отношения. Но я знаю, что нанес ей глубокую рану, и мне хотелось бы найти способ вернуться в прошлое и предотвратить, исправить или хотя бы сделать по-другому то, что сделано.

Мой второй брак оказался неудачным, как и третий. Казалось, я не знал, как сохранить отношения с близкими людьми, и причиной было то, что я, казалось, не знал, как давать. Я придерживался (хотя не думаю, что сознательно) чрезвычайно эгоистичной и незрелой точки зрения, считая, что любовные отношения существуют для того, чтобы приносить мне удовольствие и удобства, и моя задача заключалась в том, чтобы поддерживать их, отдавая как можно меньше своего времени и сил.

Я на самом деле считал, что романтические отношения требуют, чтобы я отдавал кусочки и частички себя, пока у меня ничего не останется. Я не хотел этого, но я не знал, как быть счастливым без “моей второй половины”. Поэтому каждый раз вопрос был в том, какую часть себя я был готов “продать” в обмен на надежный и постоянный источник любви, дружбы и привязанности (читай: секса) в своей жизни. Как я сказал, я не горжусь этим. Я стараюсь быть откровенным. Мой друг, преподобная Мэри Мэнин Морриссей, основатель Центра улучшения жизни в Уилсонвилле, штат Орегон, называет меня “выздоравливающим мужчиной”.

К концу моего третьего брака я думал, что готов избавиться от старых представлений, но мне пришлось пройти через еще две попытки, прежде чем я смог наладить длительные отношения. За это время я стал отцом еще семерых детей, четырех из них — от женщины, с которой нас связывали длительные отношения без брака.

Сказать, что я поступал безответственно, было бы слишком мягко, но в каждом случае я верил, что (а) это, наконец, те отношения, которые будут длительными, и (б) я делал все возможное, чтобы сохранить наши отношения. Учитывая мое тогдашнее абсолютное непонимание того, что такое настоящая любовь, теперь я знаю, что эти слова совершенно не соответствуют тому, что было на самом деле.

Мне хотелось бы сказать, что мой неудачный опыт ограничивался только упомянутыми отношениями, но это будет неправдой. Одновременно с ними и в промежутках между ними у меня было много других увлечений, и всякий раз я вел себя так же незрело и эгоистично.

Теперь я понимаю, что в таких обстоятельствах не существует ни жертв, ни злодеев и что весь жизненный опыт — это совместное творение, но я признаю, что моя роль в тех неприглядных ситуациях была огромной. Теперь я вижу систему, для уничтожения которой мне понадобилось тридцать лет, и я не хочу прикрываться нъюэйджевскими афоризмами.

Поэтому не удивительно, что, приближаясь к своему пятидесятилетию, я оказался один. И, как я уже говорил, моя карьера и здоровье были не в лучшем состоянии, чем моя личная жизнь. Я смотрел на приближающийся пятидесятый день рождения с безнадежностью. Таково было положение вещей, когда я проснулся в отчаянии посреди февральской ночи и написал сердитое письмо Богу.

Я не могу выразить, как много значит для меня то, что Бог ответил.

Но я часто спрашиваю себя, почему это случилось именно со мной. Я не достоин.

Хорошо, но почему я? Есть много людей, жизнь которых тоже не совершенна. Почему Ты выбрал меня? Этот вопрос мне задают много людей. “Почему ты, Нил, а не я?”

Я говорю, что Бог постоянно говорит со всеми. Вопрос не в том, с кем разговаривает Господь, а в том, кто Его слушает.

Должно быть. Мне его дал Ты. Но я должен попросить Тебя ответить на вопрос, который я задал раньше. Как я могу создавать в каждый миг переживание безусловной и неограниченной любви? Как я могу принять божественную позицию быть абсолютно любящим?

Объясни мне разницу еще раз.

Почему?

Но почему так? Почему нас этому учили?

Это существует до сегодняшнего дня. Часть людей до сих пор считают некоторые журналы “грязными”. Загорание нагишом многие заклеймили как “отклонение”. Демонстрировать обнаженное тело считается неприличным, и людей, которые появляются нагишом у себя дома, в своем дворе или возле своего бассейна, часто называют “извращенцами”.

И запреты касаются не только обнажения “интимных мест”. В некоторых культурах женщинам не разрешается показывать свое лицо, запястья или лодыжки.

Это, конечно, можно понять. Если увидишь пару действительно красивых женских ножек, можно понять, почему некоторые считают, что их нельзя выставлять на всеобщее обозрение. Они могут быть весьма соблазнительными и даже навести вас на мысль о СЕКСЕ.

Ну ладно, я шучу. Но в некоторых домах и культурах существует подобное отношение.

Ты рассказывал об этом раньше, значит, это должно быть очень важно. Ты говоришь, что быть абсолютно любящим — значит быть абсолютно свободным.

Ты имеешь в виду, что каждый человек должен иметь возможность делать все, что пожелает?

Без последствий? Без наказаний?

Ты хочешь сказать, что никого и ни за что не следует наказывать?

Но разве наказание не может быть последствием? Разве не в этом смысл наказания?

Эрик Сигал правильно понимал это. Любовь — это отсутствие необходимости извиняться.

Большинство людей не могут себе даже представить, что его использует Бог.

Прошу прощения?

Даже если я знаю, что ему от этого будет плохо? Не тебе решать это за них.

Даже если это мои дети?

Значит, чтобы стать абсолютно любящим, я должен освобождать?

Что еще значит быть абсолютно любящим?

И Ты говоришь, что человеческие существа, обычные люди, такие, как я, способны проявлять подобную любовь?

Снова волшебный вопрос?

Как хорошо сказано!

А что, если я обманываю себя? Разве я не могу обмануться?

Что значит быть абсолютно принимающим, благословляющим и благодарным? Последние три из Пяти Позиций Бога не совсем ясны мне — особенно третья и четвертая.

Позволь мне прояснить кое-что. Человеку нужно принимать все, даже то, с чем он не согласен?

Мы уже обращались к этой теме.

Не уверен, что понимаю. Помоги мне.

Быть абсолютно принимающим звучит очень похоже на “быть абсолютно любящим”.

Дебора Форд написала на эту тему чудесную книгу под названием “Темная сторона охотников за Светом”. Она повествует о людях, которые стремятся к Свету, ноне знают, как обращаться со своей собственной “тьмой”, не видят в ней дар. Я рекомендую эту книгу всем. Она может полностью изменить жизнь. Она очень простыми и понятными словами объясняет, почему приятие—такое благо.

Когда что-нибудь плохое происходило с моей матерью, она всегда говорила: “Благословение Господне”*. Все другие говорили: “Проклятие Господне!**”, но не мама.

Однажды я спросил почему. Она посмотрела на меня так, словно не понимала, как я мог задать такой вопрос. Потом с любовью и терпением, с каким объясняют что-то маленькому ребенку, ответила:

— Я не хочу, чтобы Бог проклинал то, что произошло. Я хочу, чтобы Бог благословил это. Только так что-то может стать лучше.

Как можно благословлять что-то? Я не понимаю, что значат эти слова.

Я должен отдавать свои лучшие энергии, свои самые возвышенные мысли тому, что я ненавижу? Войне? Насилию? Жадности? Злым людям? Бесчеловечным поступкам? Я не понимаю. Я не могу благословлять такие вещи

Значит, я не должен осуждать беспричинные убийства, воинствующие предрассудки, повсеместное насилие и ненасытную жадность?

Ничего?

Но если мы ничего не осуждаем, значит, мы все одобряем.

Чувство благодарности — это ведь важный элемент, не так ли?

Мне кажется, настолько мощный, что Пятая Позиция должна быть на первом месте.

Это хороший момент, чтобы упомянуть мою любимую молитву, самую мощную, которую я когда-либо слышал.

Джерри основал Центр Исцеляющих Отношений в Саусали-то, штат Калифорния, и сегодня существует более 130 таких центров в разных городах мира. Я никогда не встречал более доброго и чуткого человека. Он положительно относится ко всему. Всему. У него дома я никогда “не слышал ни одного отрицательного слова”. В этом смысле он выдающийся человек, его восприятие жизни воодушевляет.

Когда мы с Нэнси гостили у Джерри и его замечательной талантливой супруги, Дайяны Сиринсьон, я обнаружил, что, как это иногда случается, у них в гостях был человек, которого я просто не выносил. Должен сказать, что, к сожалению, я был “не на высоте”. За несколько месяцев переездов с места на место я устал и измотался и не очень спокойно относился к ситуации.

Джерри заметил мое раздражение и спросил, может ли он чем-то нам помочь. Любой человек, который знает Джерри, скажет вам, что он всегда задает этот вопрос, когда видит, что кто-то рядом с ним испытывает дискомфорт.

Я сказал ему, что у меня остались некоторые отрицательные чувства после последней встречи с его гостем, и Джерри сразу же предложил нам собраться всем месте, включая Дайяну и этого человека, рассмотреть сложившуюся ситуацию и “посмотреть, как ее можно исправить”.

Потом он задал мне очень глубокий вопрос:

— Ты хочешь исправить ситуацию или хочешь и дальше испытывать отрицательные чувства?

Я сказал ему, что не принимал сознательного решения цепляться за недоброжелательность, но мне трудно не обращать на него внимание.

— Все будет зависеть от твоего отношения, — очень тихо и мягко ответил Джерри. — Возможно, из этой ситуации ты сможешь извлечь что-то очень положительное. Давай посмотрим, что это.

У нас состоялся этот разговор, и благодаря помощи Джерри и Дайаны я и мой оппонент смогли сделать первые шаги обратно к любви. Я был чрезвычайно благодарен Джерри за то, что он был рядом, когда я совершенно потерял связь со своим Центром и с тем, Кем Я Являюсь в Действительности Не принимая ничью сторону, не вынося суждений, без какого-либо особенного вмешательства, за исключением постоянного совета посмотреть на вещи по-другому и позволить себе увидеть точку зрения другого человека, Дайана и Джерри не только сыграли огромнейшую роль в исцелении ситуации, но дали мне инструменты, при помощи которых возможно применять исцеляющее отношение в повседневной жизни.

Не всем нам везет быть рядом с Джерри Ямпольски, когда нам трудно, но мы можем воспользоваться его мудростью. Вот почему я с трепетом отношусь к его новой книге “Прощение: Самый великий целитель”*.

Джерри отличается своим замечательным отношением к жизни. Такое отношение исцеляет любого, кто попадает в его поле зрения; оно даже исцелило зрение самого Джерри.

В то время, когда мы тесно общались, у Джерри ухудшалось зрение. Ему должны были сделать операцию, и существовала реальная угроза, что после нее вместо улучшения может наступить дальнейшее ухудшение. Фактически, он мог совершенно ослепнуть на один глаз.

Все это, казалось, не тревожило Джерри. Он не задумывался об операции. Он просто не собирался останавливаться на мыслях о ней. Он избегал любых разговоров об этом в дни перед операцией, и я помню, что он уехал в больницу с широкой улыбкой.

Да. Я видел, что Джерри принимал и благословлял ситуацию, которую переживал.

Вот почему я сразу вспоминаю о Джерри, когда слышу о Пяти Позициях Бога. Он человек, который постоянно практикует эти позиции.

Люди всегда спрашивают меня, как изменилась моя жизнь с тех пор, как вышли в свет мои книги. Встречи и дружба с такими людьми, как Джерри Ямпольски, — это то изменение, которое стало для меня благословением. То, что я встретился и установил личные отношения с людьми, которыми восхищался многие годы, было одним из самых поучительных последствий публикации трилогии “Беседы с Богом”. В этих необычайных людях было то, к чему мне нужно стремиться, они вдохновляли меня.

Конечно, были и другие изменения, и самое важное из них — это мое отношение к Богу.

Теперь я наслаждаюсь близкими отношениями с Богом, и это принесло мне здоровье, ощущение спокойной внутренней силы, личного роста, обогащающее вдохновение и подлинную и прочную любовь. В результате все другие важные аспекты моей жизни тоже изменились.

Я полностью изменил подход к личным отношениям, и это отражается в моей жизни. Общение с другими людьми стало приносить мне радость и удовлетворение. Что касается партнера на всю жизнь, то на тот момент, когда я пишу эти слова, я уже пять лет как женат на Нэнси, и наша встреча была почти сказочной. Наши отношения были чудесными с самого начала, и с каждым днем они становятся все чудеснее. Это не значит, что они непременно будут длиться вечно в неизменной форме. Я не собираюсь ничего предсказывать, потому что не хочу взваливать такие обязательства ни на Нэнси, ни на себя. Но я верю, что, даже если форма наших отношений изменится, они всегда останутся честными, нежными, благожелательными и любящими.

Улучшились не только мои отношения с людьми, и, таким образом, мое эмоциональное здоровье, но и мое физическое здоровье. Я теперь в лучшем состоянии, чем десять лет назад, и чувствую себя бодрым и полным энергии. Опять-таки, я не собираюсь утверждать, что так будет всегда, потому что не хочу

взваливать на себя обязательства, но я могу сказать вам, что, даже если мое здоровье ухудшится, моя внутренняя умиротворенность и радость не пострадают, ведь я увидел совершенство своей жизни, больше не сомневаюсь в результатах моих решений и не борюсь с ними.

Мое понимание достатка тоже изменилось, и теперь я не чувствую ни в чем ограничений. Я знаю, что большинство моих ближних живут в других условиях. Я сознательно работаю изо дня в день, чтобы помочь им изменить свою жизнь, и свободно делюсь своими средствами, поддерживая цели, проекты и людей, которые мне импонируют, и это является еще одним способом выражения, переживания и воссоздания того, Кем Я Являюсь.

И, конечно, меня воодушевили многие чудесные учителя и видящие, которых я узнал лично. Я научился у них тому, что выделяет человека, что поднимает его над толпой. Я упоминаю об этом не ради красного словца и не для того, чтобы припасть к подножию пьедестала, а потому, что знаю: то, что возвышает эти выдающиеся личности, может возвысить всех нас. Та же магия присутствует в каждом из нас, и чем больше мы знаем о людях, которые заставили магию своей жизни проявиться, тем больше у нас возможностей проявить ее самим. В этом смысле мы все учим друг друга. Мы —наставники, призывающие друг друга не столько учиться, сколько вспомнить, снова узнать, Кем Мы Являемся в Действительности.

Марианна Уильямсон — такой наставник. Позвольте мне сказать вам, чему я у нее научился.

Мужеству.

Она великолепно научила меня храбрости и решимости следовать по более возвышенному пути. Я никогда не знал человека такой огромной личной силы и духовной стойкости. И величайшего видения. Но Марианна не просто говорит о своем видении миру, она идет по пути этого видения ежедневно, без устали работает над тем, чтобы использовать его в жизни. Вот чему я научился от нее; без устали работать над тем, чтобы использовать в жизни то видение, которое тебе дано, и делать это смело. Действовать сейчас.

Я однажды был в постели с Марианной Уильямсон. Она убьет меня за то, что я вам это рассказал, но это правда. В те моменты нашего общения я узнал много чудесного.

Ну, может быть, не в постели, а на постели. И моя жена, Нэнси, входила и выходила из комнаты, разговаривая с нами и одновременно складывая вещи. Дело в том, что мы гостили в доме Марианны, наслаждаясь драгоценным и редким личным збщением. Рано утром в день нашего отъезда мы с Марианной сидели вместе на ее кровати, пили апельсиновый сок, грызли теченье и говорили о жизни. Я спросил ее, как ей удается продолжать идти вперед, как она сумела с такой скоростью дви-гаться на протяжении стольких лет, соприкасаясь с жизнями многих таким необычным образом. Она спокойно посмотрела и меня, но в ее глазах был сила, которую я помню до сегодняшнего дня.

— Все дело в решимости, — сказала она. — Нужно жить :воим высочайшим выбором, о котором многие только го-ворят.

Потом она бросила мне вызов.

— Ты готов к этому? — спросила она. — Если да, чудесно. Если нет, спрячься от глаз публики и не вмешивайся. Потому что, если ты даешь людям надежду, ты становишься образцом; ты должен быть готов принять на себя роль лидера, ты должен быть готов жить так, как живет образец. Или по крайней мере пытаться изо всех сил. Люди могут простить, если тебе это не удастся, но им будет тяжело простить тебя, если ты даже не попытаешься.

Когда ты делишься с другими информацией о процессе сво-его развития, твоя ответственность возрастает. Если ты гово-ришь кому-то, что для них что-то возможно, ты должен быть готов показать, что это возможно для тебя. Ты должен посвя-тить этому свою жизнь.

Несомненно, это значит жить “сознательно”.

И все же, даже тогда, когда мы живем сознательными намерениями, иногда кажется, что бывают случайные совпадения. Однако я понял, что совпадений не бывает и что одновремен-ные события — это просто способ Бога дать нам то, что мы выбрали, если у нас четкие намерения. Оказывается, чем сознательнее живешь, тем больше совпадении замечаешь в своей жизни.

Например, когда была издана Книга 1 “Бесед с Богом”, моим намерением стало проследить за тем, чтобы она попала в руки как можно большему количеству людей, ибо я верил, что в ней содержится информация, которая важна для всего человечества. Через две недели после выхода книги в свет доктор Берни Сайджел читал в Аннаполисе лекцию о связи между медициной и духовностью. Посредине своего выступления он сказал:

— Все мы говорим с Богом постоянно, и я не знаю, как у вас, но я записываю мой диалог. Моя следующая книга называется “Беседы с Богом”, и она рассказывает о человеке, который задает Богу все вопросы, какие только у него есть, и Бог отвечает ему. Человек понимает не все ответы, он даже немного спорит с Богом, и так возникает беседа. Это мой реальный опыт.

Все в зале заулыбались — кроме одной молодой женщины.

Моей дочери.

Саманта просто “случайно” попала в тот зал, и на первом же перерыве ринулась к сцене.

— Доктор Сайджел, — начала она взволнованно, — вы серьезно собираетесь написать книгу, о которой говорили?

— Конечно, — улыбнулся Берни. — Я уже написал половину!

— О, это очень интересно, — с трудом проговорила Саманта, — потому что только что была издана книга моего отца, и она точно такая, как вы рассказали, вплоть до названия.

Глаза Берни округлились.

— Правда? Это невероятно. Хотя я не удивлен. Если идея “всплыла”, любой может черпать из нее. Я думаю, что все мы должны написать свою личную библию. Я хотел бы поговорить об этом с вашим отцом.

На следующий день я по телефону разговаривал с доктором Сайджелом, который был у себя дома, в Коннектикуте. Мы поделились своим опытом, и оказалось, что он действительно пишет такую же книгу, какую я только что издал. В тот момент я не видел совершенства в том, что происходило, но почувствовал страх. Я начал представлять себе худший путь развития событий: через два месяца после того, как выйдет книга Берни, люди найдут мою на какой-то дальней полке и обвинят меня в том, что я украл его идею.

Я был слишком смущен, чтобы поделиться этой мыслью во время нашего разговора. В конце концов, моя книга предостерегала против страха и постоянно говорила о том, что нужно отбросить отрицательные идеи и заменить их положительными. Берни сказал, что он хотел бы прочитать “Беседы с Богом”, и я обещал ему прислать экземпляр. Я положил трубку и постарался применить положительное мышление. На протяжении нескольких недель я колебался между беспокойством и удивлением. Удивление — противоположность беспокойству. Эго что-то дивное, а “беспокойство” —что-то, лишающее покоя. В эти дни я много удивляюсь, то есть произвожу при помощи моей умственной энергии много удивления. В те дни беспокойс тво одолевало меня по крайней мере половину времени.

Наверное, того удивления, которое я испытывал, было достаточно, потому что знаете, что сделал Берни Сайджел? Он не только изменил название и структуру своей книги, в ней он рекомендовал мою. Это была первая рекомендация известного человека, которую получили “Беседы с Богом”, и она помогла читателям, которые, возможно, сдержанно отнеслись к ранее к публиковавшемуся автору, увидеть ценность моей работы.

Вот это класс. Это работа великого человека, который знает, чго ничего не потеряет, если поможет подняться своему ближ-нему. Даже если этот ближний ходит по той же территории, работает в той же области, этот человек смог не только сказать: Эй, места тут достаточно для всех нас”, но даже: “Я даю этому человеку часть моего пространства”.

Позже я подружился с Берни. Мы даже вместе проводили презентации. Он — чистая радость, сияние его глаз освещает каждый уголок. Это сияние самоотверженности, или, как я это назвал, Фактор Берни.

Ваши глаза тоже будут сиять, если вы живете так, как Берни, поднимая каждого, с чьей жизнью вы соприкасаетесь. Навер-яка это то, что называется жить “благотворно”.

Элизабет Кюблер-Росс, бывало, говорила: “Подлинное благо взаимно”. И это великое учение, ибо когда мы приносим благо другим, мы приносим благо себе. Я знаю человека, который отлично это понимает.

Когда Гари рассказывал об этом, я понял, что сам я не задавал себе этих вопросов. Я просто ринулся вперед. Я знал, что должен учиться у тех, кто пристально изучает глубокие вопросы, и у меня возникло намерение сделать то же самое, хотя я не знал, как или когда у меня возникнет такая возможность.

Прошло десять месяцев. Я садился на самолет в Чикаго. Захожу в салон и вижу Гари Зукава. Мы “просто случайно” летели одним и тем же рейсом и сидели в одной секции, хотя отправлялись в Чикаго по совершенно разным причинам. Разговаривая через проход, мы выяснили, что мы заказали номера в одной гостинице. Хорошо, сказал я себе” что тут происходит? Это еще одно из “совпадений”?

Когда мы приехали в гостиницу, я подумал, что было бы неплохо пообедать вместе. Я как раз писал книгу, которую вы сейчас читаете, и работа давалась мне с трудом. Все совершенно отановилось. Пока мы рассматривали меню, я поделился своими мыслями с Гари. Я сказал ему, что беспокоюсь, потому что включаю в книгу истории из своей жизни, и не знаю, будет ли это интересно читателям.

— Что им интересно, так это правда, — просто сказал Гари. — Если ты рассказываешь анекдоты, просто чтобы расска-зать их, в них мало ценности. Но если ты описываешь события своей жизни, чтобы поделиться тем, чему они тебя научили, они становятся бесценными.

Он тепло улыбнулся.

К тому времени Гари уже снова стал появляться на публике, принял приглашение участвовать в программе Опры и даже стал проводить встречи с читателями и лекции. Его книга о душе — снова бестселлер. Я спросил его, как он справляется со своей славой. Конечно, он понял, что на самом деле я спрашиваю совета о том, как мне справиться со своей. На короткое время его взгляд стал отсутствующим, и я увидел, что он сейчас где-то далеко. Он тихо заговорил.

— Вначале я должен найти свой центр, свою внутреннюю истину, свою правду. Я ищу ее каждый день. Я ищу ее активно. Я устремился к ней перед тем, как ответить на твой вопрос. Я стараюсь делать все, исходя из этого центра: пишу ли я, даю ли интервью, встречаюсь ли с читателями. Если я снимаюсь у Опры, например, я стараюсь не забывать, что обращаюсь к 70 миллионам зрителей. Мне приходится разговаривать с людьми, которые сидят прямо передо мной, в студии. Если я не выхожу из своего центра, я остаюсь в гармонии с собой, и это позволяет мне оставаться в гармонии с другими и со всем, что вокруг меня.

Несомненно, это значит жить “гармонично”.

Однажды у меня дома зазвонил телефон, это был Эд Аснер. Он вместе с Эллен Берстин озвучивал слова Бога в аудиозаписях “Бесед с Богом”. Мы заговорили о статье на восемь колонок в утреннем номере “Уолл-Стрит джорнал”, где меня жестко критиковали.

— Послушай, — прорычал Эд,—не позволяй им добраться до тебя, парень.

Я чувствовал течение его энергии, когда он пытался найти слова ободрения и поддержать меня в ситуации, которая, как он знал, была для меня очень трудной. Я сказал, что думаю написать письмо в “Джорнал” в ответ на статью.

— Нет, — сказал он, — не. делай этого. Это не то, кем ты являешься. Я знаю немного о том, что чувствуешь, когда пресса рвет тебя на куски.

Он рассмеялся, а потом стал серьезным:

— Они не знают, кем ты являешься, но ты знаешь. Оставайся таким, потому что это важнее всего. Они изменят свое мнение. Так всегда бывает. Пока ты остаешься самим собой. Не позволяй никому и ничему отрывать тебя от твоей истины.

Эд Аснер, как и Гари, — очень любящий и мягкий человек, который знает все об искренности. И живет ею.

Как и Ширли Мак-Лейн.

Я познакомился с Ширли благодаря Шанталу Уэстерману, который тогда был обозревателем культурной жизни в программе “Доброе утро, Америка”. Мы собирались снять интервью для программы, и в день съемок Шантал, Нэнси и я обедали в Санта-Монике.

— Я знаю человека, с которым ты должен познакомиться и который должен познакомиться с тобой, и я уверен, что она захочет встретиться с тобой, — сказал Шантал за салатом. — Могу ли я позвонить ей?

— О ком ты говоришь? — спросил я.

— Ширли Мак-Лейн, —небрежно ответил Шантал. Ширли Мак-Лейн? — мысленно воскликнул я. — Я встречусь с Ширли МакЛейн? Внешне я старался остаться спокойным.

— Ну, если ты хочешь организовать нашу встречу, — сказал я самым небрежным тоном, —давай.

Как вы думаете, почему, когда другие видят, что мы действительно взволнованы чем-то, мы становимся более уязвимыми? Я не знаю. Я не знаю, что это такое. Я только знаю, что начинаю отучаться от этой привычки. Я сбрасываю все защитные оболочки, которые скрывали от других людей то, что я думаю и чувствую или что со мной происходит. Что за смысл прятаться половину времени своей жизни? Я стараюсь учиться у таких людей, как Гари, Эд и Ширли.

Тем вечером мы ужинали с Ширли в отдельном кабинете в отеле “Беверли-Хилс”. Ширли Мак-Лейн—очень реальный человек, один из самых реальных, каких я когда-либо встречал. Она сразу же вынуждает и тебя быть реальным рядом с ней. Я хочу сказать, что у нее нет времени на множество бессмысленных любезностей. Она не любитель светских бесед.

— Итак, — сказала она, когда я сел рядом с ней, — вы дейс-твительно говорили с Богом?

— Думаю, да, — скромно ответил я.

— Думаете? — ее голос звучал недоверчиво. — Вы думаете?

— А вы не думаете, что вам следует так и сказать? Разве это не произошло?

— Именно это произошло. Просто некоторым людям трудно принять мои слова, если я так прямо и говорю.

— О, вас заботит то, что думают люди? — спросила Ширли, приблизив ко мне лицо и стремясь заглянуть мне в глаза. — Почему?

Ширли всегда задает вопросы. Что ты об этом думаешь? Что ты об этом знаешь? Почему ты думаешь, что знаешь то, что, по-твоему, ты знаешь? Как ты себя чувствуешь, когда происходит то или это? После нашей первой встречи я виделся с Ширли несколько раз, и мне совершенно ясно, почему она такая невероятная, актриса. Она как будто исследует каждого встречающегося ей человека, по-настоящему интересуется им и отдает каждому очень реальную частичку себя. Она ничего не утаивает. Ее радость, ее смех, ее слезы, ее правда — все перед вами, все это дар искреннего человека, который искренне является собой. Она не приспосабливает свое поведение, свою личность, свои замечания или разговоры никогда и ни к кому.

И вот чем Ширли поделилась со мной, хотя это не было сделано через какие-то конкретные слова, которые я услышал во время нашей беседы, но просто через ее присутствие и поведение: никогда не принимай чей-то ответ как свой собственный, никогда не отказывайся от того, кто ты есть, и никогда не переставай исследовать, кем бы ты мог стать, если бы перешел на следующий уровень.

Для этого нужна смелость.

Что заставляет меня вспомнить двух самых смелых людей, которых я знаю: Эллен де Дженерес и Энн Хеч.

Мы с Нэнси получили приглашение провести несколько дней с этими замечательными женщинами в декабре 1998 года. Они спрашивали, не могли ли мы приехать и провести с ними и их друзьями первое января. “В этом году мы начинаем новую жизнь, и именно с вами мы хотели бы отпраздновать Новый Год, — писали они. — Ваши книги так вдохновили нас!”

Мы с Нэнси вылетели из Эстес-Парк, штат Колорадо, где только что, утром, закончили предновогоднюю сессию “Воссоздай Себя”.

Не думаю, что на Земле есть другое место, где я бы быстрее почувствовал себя комфортно, чем в доме Эллен и Энн. У них в доме сложно не почувствовать себя комфортно, так как ты чувствуешь, что все притворство уходит, все неискреннее исчезает, и остается лишь безусловное приятие того, кем и каким ты являешься; не нужны ни извинения, ни объяснения, нет ни чувства вины, ни стыда, ни страха или ощущения, что ты “не соответствуешь”. Все это происходит не из-за каких-то особенных действий Эллен и Энн, но из-за того, чем они являются.

Дом Эллен и Энн, их сердца бесхитростно говорят вам: “Добро пожаловать, вы здесь в безопасности”.

Они дарят людям очень особый дар. Я надеюсь, что когда-нибудь смогу давать каждому человеку почувствовать себя так же спокойно в моем присутствии. Я встречал такой талант у многих Мастеров.

Я только сожалею, что не встретил этих чудесных людей несколькими годами ранее.

Да, но если бы я научился тому, чему научила меня их жизнь, несколькими годами раньше, я бы не причинил так много бед другим людям.

Ну, может быть, один или два человека.

Нет, наверное.

Ты звучишь прямо как Ширли.

Остроумно.

Иногда это очень трудно. Особенно когда я думаю о своем прошлом. Большую часть своей жизни я был не очень приятным человеком. Я провел тридцать лет, начиная с двадцати и до пятидесяти, будучи в высшей степени...

Ну, может, я не был в высшей степени... каким бы то ни было... Но мне точно не удавалось создать для людей ощущение спокойствия. Даже в начале восьмидесятых, когда я думал, что кое-чему научился в смысле личного роста, я не применял в жизни приобретенные знания.

Я снова женился, ушел из “Терри Коул-Уиттэкер Минист-риз” и переехал из суматохи Сан-Диего в крохотный городок Кликитат, штат Вашингтон. Но там жизнь тоже не сложилась, в основном потому, что со мной рядом было неспокойно. Я был эгоистом и при любой возможности манипулировал каждым моментом и человеком, чтобы получить то, чего хотел.

Мало что изменилось, когда я переехал в Портленд, штат Орегон, надеясь начать все сначала. Вместо того чтобы улучшиться, моя жизнь стала все больше усложняться, и самым страшным ударим был большой пожар в многоквартирном доме, где мы жили с женой, уничтоживший все, что у нас было. Но я еще не достиг предела. Я развелся, потом завязал новые отношения и вскоре разорвал их. Я боролся, как утопающий, стараясь остаться на плаву, и тащил на дно практически всех, кто был со мной рядом.

Это был классический случай “Пришла беда — отворяй ворота”, и я буду помнить те минуты до конца своей жизни. Все еще не оправившись от всех своих бед, я ходил взад и вперед по улице, напрасно надеясь, что я просто забыл, где оставил машину. А потом в крайнем отчаянии, от безысходности, я упал на колени и завыл от злости. Проходящая мимо женщина испуганно взглянула на меня и перебежала на другую сторону улицы.

Два дня спустя я на последние несколько долларов купил билет на автобус в городок на юге Орегона, где жила моя бывшая жена с тремя нашими детьми. Я спросил, не может ли она мне помочь, может, она позволит мне пожить в пустой комнате несколько недель, пока я не встану на ноги. Понятно, что она мне отказала и выставила меня за дверь. Я сказал ей, что мне больше некуда идти, и она ответила:

— Можешь взять палатку и туристское снаряжение.

Так я оказался в кэмпинге “Горячие источники Джексона”, около Эшленда, штат Орегон, где недельная арендная плата составляла 25 долларов, которых у меня не было. Я попросил менеджера дать мне пару дней, чтобы я смог собрать деньги, и он закатил глаза. Парк уже был полон людьми без постоянной работы, и еще один нужен был ему меньше всего, но он выслушал мою историю. Он услышал о пожаре, об аварии, о сломанной шее, об украденной машине, о нескончаемой полосе неудач, и, наверное, это его тронуло.

— Ладно, — сказал он, — пару дней. Посмотрим, что у вас получится. Поставьте свою палатку вон там.

Мне было сорок пять лет, и я чувствовал, что жизнь моя катится под откос. В прошлом высокооплачиваемый профессионал в сфере радиовешания, главный редактор газеты, помощник по связям с общественностью в одном из крупнейших отделов образования страны и личный ассистент доктора Элизабет Кюблер-Росс, теперь я собирал на улицах и в парках банки из-под пива и бутылки из-под содовой, зарабатывая по пяти центов за штуку. (Двадцать банок —доллар, сто банок — пять долларов, а пять раз по пять долларов составляют арендную плату за мое пребывание в кэмпинге.)

За то время, которое я провел возле горячих источников, я действительно узнал, что значит жить на улице. Я не был бездомным в прямом смысле этого слова, но до этого был один шаг. И я обнаружил, что на улице, под мостами и в парках существует свой Кодекс, который, если бы его выполняла все планета, изменил бы мир: Помоги Другому.

Прожив на улице несколько недель, хорошо узнаешь тех, кто живет рядом с тобой, как и они тебя. Ничего личного, никто не спрашивает о том, как ты оказался здесь. Но если они видят, что ты в беде, они не пройдут мимо, как большинство тех, у которых есть крыша над головой. Они остановятся, спросят: “Ты в порядке?”, и, если у них есть то, что тебе нужно, ты это получишь.

Бывало, что парни с улицы отдавали мне свою последнюю пару сухих носков или половину собранных за день банок, когда видели, что я не выполняю свою “норму”. И если кому-то везло (пять или десять долларов от сострадательного прохожего), он возвращался в кэмпинг с едой для всех.

Я помню, как в первый вечер пытался установить палатку. К тому времени, как я добрался до кэмпинга, наступили сумерки. Я знал, что нужно все сделать быстро, но особого опыта в установке палаток у меня не было. Дул ветер и собирался дождь.

— Привяжи вон к тому дереву, — послышался хриплый голос из ниоткуда. — Потом обмотай веревкой телефонный

столб. Повесь на веревку тряпку, чтоб не убиться, когда ночью пойдешь в сортир.

Начал накрапывать дождь. Внезапно я заметил, что я не один. Мой безымянный друг ничего не говорил, кроме самого необходимого, ограничивая свои замечания словами: “Тут нужен колышек” и “Лучше поверни откидным полотнищем кверху, а то будешь спать в луже”.

Когда мы закончили (на самом деле он сделал всю основную работу), он бросил мой молоток на землю.

— Будет стоять, — пробормотал он, развернулся и пошел прочь.

— Эй, спасибо, — крикнул я вслед. — Как вас зовут?

— Не важно, — сказал он, не оглядываясь.

Я больше никогда его не видел.

Моя жизнь в парке была очень простой. Самым важным заданием (и самым большим желанием) было оставаться в тепле и сухости. Я не жаждал повышения, не беспокоился о том, что могу “вылететь с работы”, не раздражался по поводу телефонных счетов и не спрашивал себя, что буду делать дальше. Часто шел дождь и дули холодные мартовские ветры, и я просто старался не замерзать и не промокать.

Время от времени я задумывался о том, как выкарабкаться, но моей основной заботой было остаться в кэмпинге. Двадцать пять долларов в неделю — большая сумма, если деньги приходится зарабатывать, собирая пустые банки. Конечно, я собирался искать работу. Но были более насущные проблемы. Я должен был думать о сегодняшнем вечере, о завтрашнем и послезавтрашнем дне. Я еще не до конца выздоровел после травмы шеи, у меня не было ни машины, ни денег, ни дома, почти не было еды. Но, с другой стороны, приближалось лето. В этом была положительная сторона моей ситуации.

Каждый день я рылся в мусорных ящиках в надежде найти газету, недоеденное яблоко, пакет с завтраком, который не съел чей-то сынишка. Газетами я выстилал пол в палатке. Они сберегали тепло, не давали влаге проникнуть внутрь и прикрывали неровности земли. Но, самое главное, они были источником информации о работе. Каждый раз, когда мне в руки попадала газета, я тщательно изучал объявления. Так как у меня была повреждена шея, я не мог заниматься тяжелым физическим трудом, а большинство работы, которую предлагали мужчинам, предполагала в первую очередь большую физическую нагрузку. Разнорабочий. Подручный то в этой бригаде, то в той. Но через два месяца поисков я напал на настоящую жилу.

— Может ли он вам перезвонить? — спросил женский голос.

— Конечно, — ответил я небрежно, упомянув моим лучшим радиоголосом, что я звонил по объявлению. — Я буду здесь до четырех часов.

Я дал ей номер автомата и повесил трубку, а потом три часа просидел на земле возле будки, напрасно ожидая звонка.

Следующим утром я нашел в мусоре какой-то роман, вытащил его и отправился к телефонной будке. Я был готов прождать целый день, если будет нужно. В девять часов утра, усевшись на землю и открыв книгу, я сказал себе, что, если до двенадцати не будет звонка, я потрачу еще двадцать пять центов и позвоню на радиостанцию после обеденного перерыва. Телефон зазвонил в 9.35.

— Извините, что не связался с вами вчера, — сказал директор программ. — Я просто замотался. Итак, мне сказали, что вы прочитали наше объявление. У вас есть опыт?

Я снова опустился в нижний регистр своего голоса.

— Ну, я делал кое-какую работу в эфире, — сказал я небрежно, а потом добавил, — последние двадцать лет.

Пока происходила эта беседа, я молился, чтобы в парк с ревом не ворвался какой-нибудь грузовик. Я не хотел объяснять, почему через мою гостиную едет огромная машина.

— Почему бы вам не прийти? — предложил директор программ. — У вас есть эфирная проба?

Эфирная проба — это магнитофонная запись работы диск-жокея без музыки. Определенно, я вызвал у него интерес.

— Нет, я оставил все в Портленде, — соврал я. — Но я могу прямо на месте озвучить любой фрагмент, и, думаю, вы получите представление о том, что я умею.

— Хорошо, — согласился он. — Приходите около трех. Я ухожу в четыре, так что не опаздывайте.

— Понял.

Выйдя из телефонной будки, я подпрыгнул и издал вопль. Мимо проходили двое парней.

— Так хорошо, да?— растягивая слова, произнес один.

— Думаю, я нашел работу! — похвалился я. Они были искренне рады за меня.

— Что за работа? — поинтересовался один из них.

— Диск-жокей на выходные! Я иду на собеседование в три.

— Считаешь, ты похож на диск-жокея?

Я не подумал о том, как я выгляжу. Уже несколько недель я не стригся, но это было не страшно. Половина диск-жокеев в Америке носили конские хвосты. И все же нужно было что-то сделать с одеждой. В кэмпинге была прачечная, но у меня не хватило бы денег на то, чтобы купить мыла, выстирать и высушить одежду и к тому же заплатить за проезд на автобусе в Медфорд и обратно.

До этого момента мне не приходило в голову, насколько я был беден. Я даже не мог съездить в город на краткое собеседование без помощи чуда. В тот момент я получил представление о том, какие препятствия встают перед людьми с улицы, когда они пытаются снова встать на ноги и начать нормальную жизнь.

Парни смотрели на меня так, как будто точно знали, о чем я размышляю.

— У тебя нет денег, так? — сипло спросил один из них.

— Может быть, пара долларов, — сказал я, явно преувеличивая.

— Ладно, пошли, приятель.

Я вместе с ними подошел к палаткам, где жили еще несколько человек.

— У него есть шанс найти работу и убраться отсюда, — объяснили они своим друзьям и пробормотали что-то еще, чего я не услышал.

— У тебя есть приличная одежда?

— Да, в сумке, но нет ничего чистого, что я мог бы сразу одеть.

— Неси сюда.

Когда я вернулся, к мужчинам присоединилась женщина, которую я уже видел раньше в кэмпинге. Она жила в одном из маленьких трейлеров, разбросанных по парку.

— Постирай и высуши эти вещи, и я их отглажу, дорогой, — объявила она.

Один из мужчин подошел ко мне и вручил маленький пакет из коричневой бумаги, в котором звенели монеты.

— Ребята собрали для тебя, — объяснил он. — Пойди постирай одежку.

Через пять часов я появился на радиостанции с сияющими глазами и густым хвостом на затылке. Я выглядел так, словно только что вышел из своей городской квартиры.

Я получил работу!

— Мы платим $6,25 в час за два восьмичасовых рабочих дня, — сказал директор программы. — Извините, я не могу предложить больше. У вас высокая квалификация, и я пойму, если вы решите отказаться.

Сто долларов в неделю! Я буду зарабатывать сто долларов в неделю. Это четыреста долларов в месяц — в то время это было для меня целое состояние.

Меня тревожили грядущие холода, и в ноябре я переехал в один из крохотных однокомнатных домиков в парке, за аренду которого платил $75 в неделю. Я чувствовал себя виноватым, что оставляю своих друзей на улице — ни у кого из них не было столько денег, — поэтому я приглашал одного-двух из них к себе в особенно холодные или дождливые ночи. Я старался приглашать всех по очереди, так что у каждого был шанс ненадолго укрыться от ненастья.

Именно тогда, когда казалось, что я уже до конца буду работать по два дня в неделю, я вдруг получил предложение от другой городской радиостанции вести их послеобеденные шоу. Они случайно услышали мой воскресный эфир, и я им понравился. В Медфорде между радиостанциями не было особой конкуренции, поэтому мне предложили для начала $900 в месяц. Но я снова стал работать всю неделю и смог уехать из кэмпинга. Я прожил там девять месяцев. Я никогда не забуду это время.

Я благословляю тот день; когда притащился в этот парк и приволок с собой туристское снаряжение, потому что это был вовсе не конец моей жизни, но начало. Там я научился верности, честности, искренности и доверию, а также тому, как быть простым в общении, делиться всем, что у тебя есть, и выживать. Я научился никогда не сдаваться, но принимать и быть благодарным за то, что истинно здесь и сейчас.

Итак, я учился не только у кинозвезд и известных писателей. Я учился у бездомных, которые дружески отнеслись ко мне, у людей, которых я встречаю каждый день: почтальона, продавца в овощной лавке, приемщицы в химчистке.

Несмотря на его верования, несмотря на его религию?

Или отсутствие религии?

Любой человек может обрести дружбу с Богом в любое время, я прав?

Я знаю, что мы повторяемся, но я просто хочу убедиться, я хочу быть абсолютно уверенным, что понял все правильно. Ты только что говорил о том, как мы не всегда правильно истолковываем Твои слова, а я хочу понять Тебя как можно точнее. Я не хочу ошибиться. Ты говоришь, что к Богу нет “неправильного” пути?

Так значит, мы можем наконец покончить с разговорами о том, что “наш Бог лучший”.

Ты уже говорил об этом.

Я слышал эту строчку в замечательной песне, записанной Карли Саймон.

Значит, мы создаем свой рай и свой ад!

Я принимаю! Я принимаю Твое предложение начать истинную дружбу с Богом! Я выполню Семь Шагов. Я займу Пять Позиций. Я больше никогда не буду считать, что Ты перестал говорить со мной или что я не могу обращаться непосредственно к Тебе.

Так как мы теперь близкие друзья, я хочу попросить Тебя об одолжении.

Ты не объяснишь мне, как осуществить некоторые из величайших истин, которые Ты дал в “Беседах с Богом”? Я хочу, чтобы все поняли, как заставить мудрость стать частью повседневной жизни.

Хорошо! Наконец-то мы займемся делом! Итак, в конце трилогии “Беседы с Богом” Ты сказал, что все 800 страниц диалога можно свести к Трем Пунктам: (1) Мы Все Одно, (2) У нас всего достаточно, (3) Нам ничего не нужно делать. Ты как бы вернулся к Пункту Первому и Третьему только что, когда говорил о том, что нужно покончить с идеей о превосходстве...

Но Ты не мог бы рассказать мне, как это работает в повседневной жизни? А также как работает Пункт Второй? Как его применять? Как мне применять все эти пункты?

Но если я един со всем, разве я не убью часть себя, когда прихлопну комара?

Нет, конечно, нет.

Да, потому что я использовал иную систему ценностей. Не ту, которую Ты предлагаешь. Я не говорю, что мы все Одно. Я говорю, что люди и термиты не Одно, так же как люди и деревья. И, определив такое различие, я отношусь к ним по-разному! Согласно Твоей системы ценностей, я не могу так поступить.

Прошу прощения?

Понимаю, что Ты хочешь сказать.

Не многие так поступают.

Хорошо, так как же нам быть? Как мне относиться ко всем и ко всему так, как будто все — часть Меня самого? А что, если я решу, что кто-то или какая-то группа людей являются раковой опухолью в моем теле? Разве мне не следует вырезать ее? Разве это не то, что мы называем очищением нации, уничтожением или выселением целых народов?

Да, об албанцах в Косово. О евреях в Германии. Я имел в виду коренных жителей Америки.

Как Ты уже говорил.

Но если мы все — части одного тела, что, если я решу, что что-то или кто-то является “раковой опухолью”? Что мне делать? Вот о чем я спрашиваю.

Но некоторые вещи и люди не отвечают на любовь. Иногда излечить рак означает убить его, удалить его из тела. Мы стараемся исцелить тело, а не рак.

Что?

Я умру.

Вот именно.

Ты говоришь об одной форме выживания — вечной жизни — а я говорю о другой: о том, Кем Мы Являемся здесь и сейчас. Что, если нам нравится, кто мы здесь и сейчас, и мы не хотим, чтобы что-то или кто-то менял нас?

Но Ты не ответил на мой вопрос. А если нам нравится быть такими, какими мы есть здесь и сейчас, и мы не хотим, чтобы что-то или кто-то изменял нас?

Я не понимаю. Я потерял нить....

Но бывают перемены к лучшему, а бывают — к худшему! Я просто стараюсь не допустить перемен к худшему.

Ладно, но что, если я называю лучшим остаться жить в моей настоящей физической форме, а не умереть? Я называю это изменением к худшему! Ты ведь не говоришь, что, если в моем теле появилась раковая опухоль, я не должен ничего делать, так как жизнь вечна, и если моя жизнь в этом теле закончится из-за моего бездействия, так что же? Ты ведь не это имеешь в виду — или это?

Но Ты все еще не разрешил дилемму. Если я Одно со всем, как мне быть с комаром?

Это опасный разговор. Опасное учение. Люди могут сказать: “Значит, я могу делать все что угодно, с кем угодно, так как они дали мне свое разрешение! В любом случае, они "создают свой опыт совместно" со мной!” Наступит полная анархия поведения.

Конечно, задавался. Мы все. Мы кричали в душе: “Боже, почему Ты допускаешь это?”

Конечно, хочу.

Если это правда, мне нужно будет подумать об этом. Если это правда, то, значит, в мире не существует ничего, что удержало бы нас от нанесения непоправимого ущерба друг другу. Значит, мы можем оправдывать свои проступки тем, что вся Вселенная согласна с нашими действиями. Меня это очень тревожит. Я не знаю, что делать. Доктрина о правильном и неправильном, о преступлении и наказании, добре и зле, вечной награде и вечном проклятии — все то, что контролирует нас, все то, что дает надежду угнетенным, все обесценивается этим посланием. Если у нас не будет нового послания, чтобы заменить все это, я опасаюсь за человечество, я боюсь новых глубин порока, до которых оно может опуститься.

Почему эти чудесные истины не были даны нам таким образом с самого начала? Каким бы прекрасным ни было Золотое Правило раньше, теперь в нем больше смысла. Оно идеально симметрично. Логический круг замкнулся. Теперь мы видим причину. Мы видим, почему в наших собственных интересах применять эту мудрость. Это больше не вопрос альтруизма, но вопрос практичности. Это просто то, что работает — для Нас. Почему мы не учили Золотое Правило так с самого начала, начиная с детства?

Ты говоришь так, будто предлагаешь придать нашей духовности политический характер. Но есть люди, которые говорят, что духовность и политику не следует смешивать.

Но я думал, что церковь должна быть отделена от государства. Разве слияние религии и политики не порождает новых проблем?

Правда? Ты меня не дурачишь?

Да, вероятно... но какое это имеет отношение к чему бы то ни было — и тем более к политике?

Я никогда не думал о политике с такой точки зрения.

Но большинство людей по-прежнему не хотят слышать, как Бог говорит о политике или о политических вопросах. Каждый раз, когда я рассказываю о точке зрения “Бесед с Богом” на вопросы политики в бюллетене нашей организации, я получаю возмущенные письма. “Отмените мою подписку! — пишут мне. — Это не Божья работа! Это политические проблемы, а я подписывался на этот бюллетень не для того, чтобы читать о политике!”

Когда Марианна Уильямсон, Джеймс Редфилд и я финансировали Ночное Бдение Мирной Молитвы в Вашингтоне, округ Колумбия, все считали, что это прекрасно. Мы призывали всех людей повсюду использовать силу молитвы, чтобы принести мир на землю, — и получили широкую поддержку. Но как только кто-либо из нас заговаривает о том, как достичь мира, — о духовных принципах, которые лежат в его основе, — нас засыпают письмами. Люди в ярости.

Я не думаю, что люди возражают против того, чтобы другие делали что-то с проблемой. Они возражают, чтобы Бог говорил им, что нужно сделать.

Но Я никогда не говорил и не буду говорить вам, что нужно сделать. Я никогда не отдавал приказов, не раздавал команд и не предъявлял ультиматумов. Я просто слушал, куда вы хотите идти, и предлагал вам советы о том, как туда попасть.

Ты опять повторяешься.

Так не получается. В Книге 2 “Бесед с Богом” ты обращался к социальным вопросам, и многие обвинили ее в том, что она слишком политизирована. Марианна Уильямсон написала совершенно замечательную книгу “Исцелить душу Америки” и стала проповедовать идею о “социальной духовности” со своей кафедры в Церкви Сегодняшнего Дня в районе Детройта, и некоторые люди из ее же конгрегации упрекали ее в том, что она слишком много внимания уделяет политике.

Но если нет “лучшего” пути, каков смысл в духовной деятельности? Каков смысл в политике? Или в чем угодно? Зачем мне действовать, если все это просто лотерея? Если не имеет значения, каким путем идти, откуда мне черпать вдохновение?

Но что, если одна нота неправильна? Разве неправильная нота не портит симфонию?

Не понимаю.

Да. Это мне очень знакомо.

Я никогда об этом не задумывался.

Конечно.

Уверен, что один-два из нас точно фальшивили.

Да, я назвал это Движением Новой Мысли. Но я должен задать мой вопрос (наверное, я все еще “в своем разуме”, что касается этой проблемы): значит ли Новое Евангелие “Мы все Одно”, что мы не можем причинить вреда ничему: не можем прихлопнуть комара, поймать мышь, сорвать сорняк (а тем более цветок)? Значит ли оно, что мы не можем убить ягненка ради нежных восхитительных котлеток?

Ты не ответил на мой вопрос. Почему Ты не дашь мне знать Твою волю? Просто скажи мне Твою волю, и для меня все станет очень просто.

Я вспомнил об одной наклейке на бампере: БОЖЕ, СПАСИ МЕНЯ ОТ ТВОИХ ЛЮДЕЙ.

Каждый поступок — это акт самоопределения.

Ты понимаешь. Потому что Ты так часто повторяешь эти слова.

Хорошо, хорошо, но “Единство” не значит “единообразие”, так? Я могу хотя бы это вытащить из Тебя?

Что же значит Единство?

А я хотел бы продолжить поиски применения этой мудрости, ее практического использования в повседневной жизни, так что давай перейдем к этим пунктам.

В конце трилогии “Беседы с Богом” Ты выделил эти Три Пункта.

Что значит У нас всего достаточно?.

Значит ли это, что нам не нужно иметь богатство?

Это правда! Только когда я понял, что всего достаточно для всех, я смог позволить себе поверить, что всего достаточно для меня. Однако мне приходится полагаться на веру, так как не похоже, чтобы всего было достаточно для всех.

Я просто слышу, как некоторые люди нетерпеливо говорят: “Да, да, да, Ты уже говорил об этом”.

Что может вызвать такое изменение?

Я? Сейчас?

Вопрос из древних еврейских писаний.

Мой ответ: я, сейчас.

Но — можно, я немного поспорю с Тобой? — мне казалось, Ты казал, что нам ничего не нужно делать.

О чем же мы сейчас говорим? Разве если я “несу послание”, я не выполняю действие?

Да, но разве таково значение этого утверждения?

Откуда я могу знать? Я хотел сказать, наверняка.

Какие слова!

Вот к чему все идет? Я должен стать Тобой?

Но если я попытаюсь поступать как Бог, люди подумают, что я сумасшедший.

Нет. Я хочу сказать, если я попытаюсь поступать как Бог.

Но Ты речешь: “И отмщу”.

Значит, человек поступает как Бог, когда проявляет Пять Позиций Бога —не того Бога, которого мы представляли в своих ночных кошмарах, но Бога, который есть в действительности, — так?

Нет, думаю, я все понял еще тогда.

Ты даешь мне много материала. Как долго будет продолжаться мое обучение?

Оно ведь никогда не закончится, да? Никогда не наступит время, когда я смогу сказать: “Я понял” и встать из-за парты.

Но Ты сказал, что мне нечему учиться.

Благодарю Тебя. Тогда расскажи не о Коренных Концепциях

Это необычайно. Я никогда не слышал ничего подобного.

Некоторые люди руководствуются в жизни правилом, которое гласит: “Каждый человек отвечает за все последствия своих действий, так как мы сами создаем свою реальность, поэтому я не отвечаю за то, что происходит с тобой, даже если я послужил тому причиной”. Я называю это нью-эйджевской лазейкой. Это попытка извратить логику Движения Новой Мысли, которая провозглашает, что каждый человек — создатель.

Что это значит? Я не знаю, что это значит.

Ну, словарь определяет его как “совокупное познание, даваемое восприятием; все, что можно воспринять, понять и вспомнить”.

Тут моя история пока заканчивается. Сегодня 29 июня 1999 года, 6:25 утра. Я встал в 2:30 ночи и, сидя в уютном кабинете в моем чудесном доме в холмах недалеко от Эшленда, штат Орегон, сейчас заканчиваю свою книгу. Я ожидал чего-то, что помогло бы мне завершить ее. Последняя глава стала этим завершением. Больше нечего сказать. Все уже здесь. Все ясно. Когда осознаешь и когда осознаешь, что осознаешь, больше нет вопросов.

Я закончу рассказ о себе тем, с чего я начал его в Книге 1 “Бесед с Богом”. Из кэмпинга возле Эшленда я вернулся к “настоящей жизни”. Но на этот раз я хотел жить, а не просто “зарабатывать на жизнь”. Это желание было основным источником моей грусти в годы, которые предшествовали написанию первой части “Бесед с Богом” и моему гневному письму к Богу. Это был основной источник моих неудач в создании личных взаимоотношений. С тех пор я научился двум важным вопросам, которые нужно задавать в жизни: Куда я иду? Кто идет со мной? Я также научился никогда не менять местами эти вопросы; никогда не задавать вначале второй, а потом изменять первый, чтобы он соответствовал второму.

Теперь у меня чудесная жизнь, у меня чудесная жена, Нэнси, и чудесные друзья. И мой самый чудесный друг — Бог.

Я действительно дружу с Богом и использую эту дружбу каждый день. Для этого и существуют друзья — чтобы их использовать. Бог любит, когда мы так поступаем. Бог говорит: “Используй Меня”. Это волшебные слова. Эти слова изменят вашу жизнь. Когда вы услышите, как Бог говорит их, ваша жизнь изменится. Когда люди услышат, как вы говорите эти слова, ваша жизнь изменится.

Эти слова даже мощнее, чем “Я люблю тебя”. Ибо, когда вы говорите: “Используй меня”, вы говорите намного больше, чем просто “Я люблю тебя”. Вы говорите: “Я люблю тебя” и “Я докажу тебе это прямо сейчас”.

Вот что говорит Бог. Вот что говорит Бог всегда.

Я уверен, что это утверждение сложно принять тем, кому были нанесены травмы, обиды и глубокие душевные раны. Но я уверяю вас, это правда. Даже наши самые черные минуты — это дар. Этому учили нас все Мастера, и либо так и есть, либо все Мастера лгали нам. Не думаю, что Будда был лжецом. Не думаю, что Иисус выдумывал. Не думаю, что Магомет водил нас за нос.

Я думаю, что спасение от рогаток и стрел яростной судьбы — в том, чем мы являемся. Быть или не быть, вот в чем вопрос. Быть тем, Кто Мы Есть в Действительности, или быть чем-то иным. Вот в чем выбор.

То, чем Бог поделился с нами в этой книге, изменит нашу жизнь и может изменить мир. Это мощная весть. Так поделитесь ею. Отдайте ее. Идите и проповедуйте Новое Евангелие.

Не игнорируйте возможности поделиться этим посланием, которые предоставляет вам каждый день. Но помните, что самый эффективный способ поделиться им — быть им. Сейчас я выбираю посвятить остаток моей жизни бытию. И призываю вас сделать то же самое.

Я люблю Тебя, Ты знаешь это?

Как всегда, заканчивая один из диалогов с Богом, я восхищаюсь богатствами мудрости, которые были дарованы человечеству. Бог постоянно говорит с нами не только через мои книги, но и через множество других книг и источников. Я уверен, что все наши проблемы на этой планете были бы решены, если бы мы прислушались к Нему.

Я хочу использовать на практике дарованную нам мудрость. Вот почему я позволяю себе в конце каждой из моих книг давать рекомендации, которые могут помочь нам подняться на следующий уровень выражения своего духовного начала в реальной жизни.

Чтобы выразить свое духовное начало в реальной жизни, в первую очередь нужно найти его в себе. Для многих людей это не только первый, но и самый трудный шаг, ибо для них вопрос в том, как его сделать. Я задавал этот вопрос на страницах “Дружбы с Богом”. Может быть, вы припоминаете ответ Бога:

На протяжении всей истории человечества множество мудрых мужчин и женщин учили нас, что мы все действительно Одно, что мы неотделимы друг от друга и что то, что воздействует на одного из нас, воздействует на нас всех. Хотя мы неоднократно получали это послание, остается открытым вопрос о том, как сделать эту мудрость по-настоящему нашей? Как нам “прочувствовать” истину Единства, а не просто “знать” ее на поверхностном уровне? Дахн — один из ответов.

Дахн — это всесторонняя, целостная система, которая включает гимнастику, глубокую растяжку, медитацию, дыхательные техники и другие практики, которые помогают человеку ощутить Ки (известную в некоторых культурах как Ци), или Жизненную Энергию, которая наполняет всех нас. Почувствовав эту энергию, вы сможете использовать ее не только для того, чтобы добиться физического здоровья, но и чтобы установить связь с универсальной энергией и достичь духовного пробуждения, в котором каждая клетка вашего существа ощущает Единство.

Дахн —это простая, легкая и действенная система. Если вы хотите больше узнать о ней, вы можете найти ближайший к вам Центр Дахн, позвонив по телефону 1-877-DAHNHAK.

Существует множество других физических и психических техник, которые также достойны вашего внимания: они все приведут вас к цели, если вы серьезно относитесь к ним и в глубине души приняли твердое решение не просто искать, но и нести свет в наш мир. Ибо сегодня мы должны делать больше, чем просто заботиться о своей собственной жизни. Эти техники и системы помогают установить связь между телом и сознанием, между “деланием” и “бытием” и возвышают индивидуальное и групповое осознание.

В прошлом мы пытались изменить наш общий опыт, стараясь изменить то, что мы делаем, но наши усилия не оправдали себя. Человеческий род делает те же ошибки, что и тысячу лет назад. Я полагаю, причина в том, что мы стремились изменить поведение, а не сознание, которое им управляет.

В моем непрекращающемся диалоге с Богом постоянно звучит мысль о том, что нам ничего не нужно делать; что решение наших проблем лежит не в “делании”, но в бытии.

Какая разница между “бытием” и “деланием”, и как это можно применить в нашем мире, где каждый человек ежедневно занят добыванием хлеба насущного? Это необычайно интересная тема, и я коснулся ее в брошюре, которую я написал, столкнувшись с этой конкретной проблемой. Я хотел найти способ жить в реальном мире, как призывает меня Господь. Я хотел превратить чудесную мудрость Бога о бытии в практическую технику. Я знал, что идея о “бытии” может изменить мир, но не знал, как применить ее на практике.

И вот однажды ко мне пришло решение. В эти дни я был просто одержим — я писал часы напролет, и так появилась брошюра “Носители Света”. Она дает ответы на один из самых важных вопросов современного мира — как научиться правильно зарабатывать на жизнь, как жить, а не просто работать ради выживания. Мы все должны освободиться из ловушки ежедневного “делания”, если хотим когда-либо стать, как призывает нас Бог, “светом, который действительно может озарить мир”.

Став сознательным участником процесса воссоздания, вы захотите сделать что-то для остального человечества. Это естественно. Одним из способов, которым мы можем помочь миру, является привнесение наших духовных принципов в полити-

ческую деятельность. Я знаю, некоторые люди полагают, что духовность и политика несовместимы. Но Бог говорит нам: “Ваши политические взгляды и есть ваша проявленная духовность”.

Я ясно осознаю истинность Его слов. Вот почему я не один год искал политическую партию или движение, которое руководствовалось бы духовными, жизнеутверждающими принципами. Говоря проще, мне нужна была причина, чтобы голосовать на выборах. Я не смог найти то, что я искал, среди традиционных политических партий. Когда я прочитал книгу Роберта Рота, она перевернула мое понимание проблемы. Если вы переживаете то же состояние, которое переживал я, —ищете и уже начинаете терять надежду, — я обещаю вам, что эта книга покажет вам замечательный способ обратить вашу духовную истину в практические политические действия.

Книга мистера Рота называется “Причина голосовать”. Вы обязаны ее прочесть, даже если не “интересуетесь политикой”. Особенно если не интересуетесь политикой. Возможно, вы не интересуетесь ею, поскольку не видите смысла в том, чем занимаются политики. Политика не давала вам реального способа выразить того, кем вы являетесь. У вас не было причины голосовать.

Теперь она у вас будет.

Марианна Уильямами говорит: “По мере того как растет в нас сила духа, растет наше желание служить миру”. Ее потрясающая книга “Исцелить душу Америки” показывает, что необходимо сделать и как мы можем это сделать. Ее идеи можно применять не только в Америке, но и во всем мире.

Мы с Марианной совместно организовали Альянс Глобального Возрождения, который объединяет людей по всему земному шару в Круги Граждан. Их целью является изменение мира посредством применения духовных принципов в общественной деятельности. Это самое захватывающее трансконтинентальное духовно-политическое движение, о котором я знаю. В его совет директоров входят Дипак Чопра, Уэйн Дайер, Том Хартман, Джин Хьюстон, Барбара Маркс Хаббард, Томас Мур, Кэролин Мисс, Джеймс Редфилд, Гари Зукав и другие. Все мы работаем в одной команде, и мы надеемся, что вы присоединитесь к нам. Чтобы больше узнать об этой действительно прекрасной инициативе, связывайтесь с нами по адресу:

Есть много других способов найти практическое применение конкретных идей и истин, которые были даны нам в беседах с Богом. Это мое самое заветное желание, и я знаю, что многие люди чувствуют то же самое. Если вы один из нас, я приглашаю вас связаться с нашим фондом и попросить информацию о программе “Беседы с Богом” в действии.

Это новая программа, в которую входит Круг Мудрости (группы людей, организованные по всей стране, чьей задачей является отвечать на триста писем в неделю — писем, в которых нам задают вопросы относительно материала книг трилогии), Команда Разрешения Кризисов (в нее входят добровольцы, предоставляющие нам информацию о состоянии дела в своих сообществах и в некоторых случаях оказывающие поддержку людям, которые звонят нам в часы духовного кризиса) и Сеть Ресурсов (которая связывает людей по всему миру, работающих над проектами и идеями с целью улучшения духовного роста человечества).

По вашей просьбе вам могут выслать описание программы объемом в один лист. Там вы также найдете инструкции о том, как можно присоединиться к нам, и данные о наших других проектах, не последним из которых является новая школа, основанная на принципах, изложенных в моих беседах с Богом, к созданию которой Он призывал нас.

детям испытывать и развивать естественным образом понимание, которое в них заложено изначально. Мы намереваемся дать детям много знаний, помочь каждому ребенку достичь академических успехов в окружении любви и заботы и научить их черпать из своего собственного внутреннего источника мудрости.

Школа Сердечного Света научит наших детей создавать наше будущее, а не повторять наше прошлое. Она даст им всю информацию, необходимую, чтобы выжить в нашем мире, но не указания, которые дети обычно получают в школах и которые побуждают их, а в некоторых культурах даже требуют от них копировать старый способ жизни. Мы предвидим, что Школы Сердечного Света будут открыты во многих городах во всем мире, когда известия о том, что мы делаем —и как мы это делаем, — начнут распространяться.

Кроме того, многие люди, прочитав трилогию “Беседы с Богом” и серьезно заинтересовавшись полученной информацией, ждут продолжения. Если вы хотите “оставаться в курсе событий”, вам в этом поможет наш информационный бюллетень “Беседы”. В каждом номере мы общаемся с читателями, рассказываем людям, как они могут применить послания Бога в повседневной жизни, и отвечаем на вопросы, касающиеся материала трилогии. Многие из этих вопросов являются очень глубокими. В бюллетене также содержится информация о возможностях расширения опыта, в том числе о программе “Друзья Бога по переписке”, наших пятидневных сессиях “Воссоздай Себя”, программе “Книги для друзей” и других видах деятельности нашей организации. Подписаться на бюллетень можно, выслав $35 за 12 номеров ($45 для проживающих вне Соединенных Штатов). Возможна подписка по перечислению. Если вы хотите получить информацию о брошюре “Носители Света”, программе “БСБ в действии”, о Школе Сердечного Света или о бюллетене “Беседы”, вот адрес нашего фонда:

e-mail: Recreating@aol.com

Читаете ли вы любую из книг “Беседы с Богом” или принимаете участие в работе любой из упомянутых программ, я надеюсь, что вы присоединитесь к нам в деле распространения по всему миру Нового Евангелия.

Сколь бы великим ни было это достижение, еще важнее будет то, что подарит нам эта новая дружба: мы обретем не только осознание нашей глубокой связи с Создателем, но и осознание нашего Единства со всеми живыми существами. Так мы сможем покончить с идеей, которая принесла так много несчастий в нашу жизнь: идеей о том, что один или некоторые из нас чем-то лучше других.

В этой книге содержится грандиозное послание об этом. Я надеюсь, что вы присоединитесь ко мне в распространении этого послания по миру. Я призываю вас работать вместе со мной, чтобы в XXI веке — и как можно раньше — мы увидели религиозных лидеров, политические фигуры, деятелей образования и социологов любых убеждений, которые принимают призыв Бога и провозглашают:

“Наш путь не лучший, наш путь просто иной”.

Это единственное потрясающее утверждение изменит мир.

Мы говорим здесь о том, что нужно изменить все наши традиционные ценности, навсегда изменить нашу общую идею о том, чем в действительности являются люди, и о том, как нам строить свою жизнь.

Наше древнейшее представление, которое имело самые серьезные последствия, — это представление об отдельности. Мы полагали, что мы отдельны от Бога и поэтому отдельны друг от друга. Из этого мифа об отдельности произрастает наша концепция о неизбежности борьбы, ибо если мы отдельны друг от друга, значит, каждый из нас сам по себе—каждый человек, каждая культура, каждая нация, — мы должны соперничать друг с другом за ограниченные ресурсы.

Из-за такого ошибочного понимания мы создали идею о “превосходстве”. Ведь если мы соперничаем друг с другом, у нас должна быть причина, чтобы объявить, что наши претензии на пищу, землю, ресурсы и блага того или иного рода должны уважаться. Причина эта в том, что, как мы говорим себе, мы “лучше”. Мы заслуживаем победу.

Представления о нашем превосходстве над другими позволяют нам оправдывать действия, которые мы считали необходимыми, чтобы победить. Однако так мы подготовили не победу, но поражение. Это трагедия человечества. Прикрываясь своим “превосходством”, мы проводили “этнические чистки” целых наций. Мы объявляли о своих прерогативах и накопляли ресурсы. Мы господствовали над теми, кого заклеймили низшими, обрекая их на жизнь в тихом отчаянии.

Все это произошло из-за убежденности людей в том, что у них есть “лучший” путь к Богу, “лучший” способ управления, “лучшая” экономическая система или “лучшая” причина для владения землей. Но послание книг “Беседы с Богом” ясно.

Нет лучших.

Мы Одно.

И мы не можем достичь мира на Земле, пока не научимся говорить одним голосом. Этот голос должен быть голосом разума, голосом сострадания, голосом любви. Это голос божественного начала внутри нас.

Я знаю, что наши Беседы с Богом могут привести к такой чудесной Дружбе с Богом, что мы в конечном счете испытаем Единение с Богом, которое позволит нам говорить Единым Голосом.