"Экваториальная скорость планеты гамма 1 дробь 16, период
обращения 22 земных часа..." - докладывал сумматор, не по-человечески
четко произнося слова. Широкая лента записей ползла в приемник
путевого журнала. Автоматы "Темного Пламени" тщательно исследовали
Торманс, не упуская ни одной детали.
- Удивляет количество углекислоты в нижних слоях атмосферы,-
сказал Тор Лик.- А сколько еще растворено в океанах! Похоже на
палеозойскую геологическую эру Земли, когда углекислота еще не была
частично связана процессами углеобразования.
- Оранжерейный эффект? - осведомился Соль Саин.
- Климат здесь вообще мягок и равномерен. Экватор Торманса стоит
"вертикально" по сравнению с Земным, то есть перпендикулярно к
плоскости орбиты, а ось вращения однозначна с линией орбиты. Это могло
бы дать резкую зональность, но Торманс бежит по орбите раза в четыре
быстрее Земли...
- Нехватка воды может свести на нет эти преимущества,- вмешался
Гриф Рифт, читавший кривые зондажа поверхности,- площадь океанов
пятьдесят пять сотых, а медианный перепад колебаний по глубине -
один-два километра.
- Само по себе это еще не говорит о недостатке влаги,- сказал
Тор Лик,- будем исследовать баланс испарения, насыщенности водяными
парами, распределение ветровыми потоками. Больших запасов льда на
полюсах при таком климате ожидать нечего - мы их и не видим. Нет и
полярных фронтов и вообще сильных перемещений воздушных масс.
Люди продолжали работу у приборов, время от времени бросая
взгляд в шахту визуального обзора, которую открыл для них Гэн Атал.
Пронизывая толщу стен корабля и заканчиваясь широким окном из
прозрачной иттриевой керамики, шахта через систему зеркал позволяла
обозревать планету невооруженным глазом.
В прозрачном окне под звездолетом едва заметно двигалась
планета. "Темное Пламя" вращался на высоте двадцати двух тысяч
километров чуть медленнее планеты: так было удобно просматривать
поверхность Торманса. Облачный покров, сначала показавшийся землянам
загадочно плотным, на экваторе изобиловал большими разрывами. В них
проплывали свинцовые моря, коричневые равнины вроде степей или лесов,
желтые хребты и массивы разрушенных невысоких гор. Наблюдатели
постепенно привыкали к виду планеты, и все больше подробностей
становилось понятным на снимках.
Торманс, почти одинаковый по размерам с Землей и похожий на нее
во многих общих чертах планетарного порядка, резко разнился с ней в
деталях своей планетографии. Моря занимали широкую область на
экваторе, а материки были сдвинуты к полюсам. Разделенные
меридиональными проливами, вернее, морями, материки составляли как бы
два венца, каждый из четырех сегментов, расширявшихся к экватору и
сужавшихся к полюсам, похожих на Южную Америку Земли. Издалека и
сверху поверхность планеты производила впечатление симметричности,
резко отличной от сложных очертаний морей и суши Земли. Большие реки
текли главным образом от полюсов к экватору, впадая в экваториальный
океан или его заливы. Между ними виднелись обширные клинья неорошенной
суши, по-видимому, пустынь.
- Что скажет планетолог,- по обыкновению сощурился Соль Саин,-
диковинная планета?
- Ничего диковинного! - важно ответил Тор Лик.- Более древняя,
чем наша Земля, но быстрее вращающаяся. Следовательно, полярный сдвиг
материков проходил быстрее и зашел дальше, чем у нас. Симметрия,
вернее, похожесть одного полушария на другое - дело случайное.
Вероятно, глубины Торманса спокойнее, чем земные,- не так резки
поднятия и опускания, нет или мало действующих вулканов, слабее
землетрясения. Все это закономерно, удивительнее другое...
- Обогащение углекислотой при высоком содержании кислорода? -
воскликнул Гриф Рифт.
- Слишком много тормансиане сожгли естественного топлива. Здесь
будет нам трудно дышать и придется избегать глубоких впадин рельефа.
Зато море, насыщенное углекислотой, будет прозрачным, как в древнейшие
геологические эпохи Земли... наверное, с массой известкового осадка на
дне. Все это не вяжется с численностью поселения, отмеченного
цефеянами двести пятьдесят лет назад.
- Тут немало противоречий между планетографией и демографией,-
согласился Гриф.- Может быть, не стоит стараться их разгадать, пока не
спустимся на низкую орбиту. Раз нет искусственных спутников, то, кроме
риска обнаружения, ничто не мешает нам облететь планету на любой
высоте.
- Тем более что мы взяли уже все с первой орбиты,- горячо
подхватил Тор Лик.
- Еще заняты Чеди и Фай. Нашей лингвистке удалось получить
тексты достаточной длины, чтобы выяснить структуру языка методом Кам
Амата. Фай Родис хочет, чтобы мы, приблизившись к планете и следя за
телепередачами, уже понимали речь тормансиан.
- Разумно! Избежать неверных ассоциаций, из которых образуются
стойкие клише, мешающие пониманию.
- О, вас, планетологов, неплохо подготавливают! Даже по
психологии.
- Давно заметили несовершенство физикокосмологов,
сосредоточившихся только на своей области. Без представления о
человеке как факторе планетного масштаба случались опасные ошибки.
Теперь за этим следят,- сказал Тор Лик, вставая и останавливая ленивый
ход желтой ленты.
- И вместе с тем вы отлично преуспели в специальности. Едва
окончив подвиги Геркулеса, вы изобрели гипсоболометр и со спутника
открыли тот гигантский медно-ртутный пояс, о котором до сих пор спорят
геологи, как о редчайшем исключении,- добавил Гриф Рифт.
Молодой планетолог порозовел от удовольствия и, чтобы скрыть
смущение, добавил:
- А исключение это залегает на глубине двадцати километров чуть
ли не подо всем Синийским щитом!..
Планетолог ждал недолго. Еще несколько дней (ночи были очень
короткими на такой высоте облета), и "Темное Пламя" незаметно
соскользнул на орбиту высотой менее половины диаметра Торманса и,
чтобы не расходовать много энергии, увеличил относительную скорость.
Чеди и Фай Родис завесили круглый зал гипнотаблицами языка
Торманса. Каждый член экипажа, закончивший непосредственную работу,
приходил сюда и погружался в созерцание схем, одновременно прослушивая
и подсознательно запоминая звучание и смысл слов чужого языка. Не
совсем чужого - семантика и альдеология его очень походили на древние
языки Земли с удивительной смесью слов Восточной Азии и
распространенного в конце ЭРМ английского языка. Подобно земному, язык
Торманса был всепланетным, но с какими-то остаточными диалектами в
разных полушариях планеты, для которых пришлось придумывать условные
названия, аналогичные земным. Полушарие, обращенное вперед по бегу
Торманса на орбите, назвали Северным, а заднее - Южным. Как выяснилось
позднее, астрономы Торманса называли их соответственно полушариями
головным и хвостовым - Жизни и Смерти.
Всеобщность языка облегчала задачу исследователей, но изменение
высоты звука и носовое, то растянутое, то убыстряющееся произношение
оказались много труднее земного, с его четким и чистым выговором.
- Зачем это? - негодовал Гриф Рифт, самый отстающий из всех
учеников Чеди.- Разве нельзя выразить оттенок мысли лишним словом
вместо завывания, вопля или мяуканья? Не возвращение ли это к предкам
из числа скакавших по ветвям?
- Для иных проще одно и то же слово произнести по-разному, меняя
смысл,- возразила Тивиса, виртуозно "мяукавшая", по выражению
командира.
- А для меня проще запомнить десять слов, чем взвыть в середине
или в конце уже известного,- недовольно хмурился Гриф.- Не все ли
равно, сто или сто пятьдесят тысяч слов?
- Не все равно, если орфография так сильно не совпадает с
произношением, как у тормансиан,- авторитетно заявила Чеди.
- Как могло получиться столь нелепое расхождение?
- Из-за недальновидного консерватизма. Оно наблюдалось и у нас
во времена до мирового языка и до рационализации разноречья, которую
заставило произвести появление переводных машин. С ускорением развития
общества язык стал меняться и обогащаться, а правописание оставалось
на прежнем уровне. Даже хуже: упорно упрощали орфографию, облегчая
язык для ленивых или тупых людей, в то время как общественное развитие
требовало все большего усложнения.
- И в результате язык утрачивал свое фонетическое богатство?
- Неизбежно. По существу, процесс был сложнее. Например, у
каждого народа Земли с подъемом культуры шло обогащение бытового
языка, выражавшего чувства, описывающего видимый мир и внутренние
переживания. Затем, по мере разделения труда, появился технический,
профессиональный язык. С развитием техники он становился все богаче,
пока число слов в нем не превысило общеэмоциональный язык, а тот,
наоборот, беднел. И я подозреваю, что общеэмоциональный язык Торманса
так же беден, как наш в конце ЭРМ, и даже еще беднее.
- Означает ли это перевес профессиональной жизни над досугом?
- Вне всякого сомнения. У каждого человека времени на занятия
самообразованием, искусством, спортом, даже просто для общения друг с
другом было мало. Много меньше, чем на его обязанности перед обществом
и необходимые для жизни дела. Может быть и другое - неумение
использовать свой досуг для самообразования и совершенствования. То и
другое - признаки плохой организации и низкого уровня общественного
сознания. Фай Родис говорит, что в прочитанных нами текстах
радиопередач Торманса так же мало смысла, как бывало у нас в древние
исторические периоды ЭРМ, когда отпечатанные на листках плохой бумаги
ежедневные бюллетени новостей, теле - и радиопередач несли не больше
трех - пяти процентов полезной информации. Кроме того, Родис
подозревает по наличию большого количества семантических стереотипов,
что письменность планеты почему-то на низком уровне развития. Но мы
еще не видели ее, расшифровав язык по записям памятных машин.
- Еще учить и письменность? - шутливо вздохнул Вир Норин.-
Сколько же нам придется крутиться над Тормансом?
- Не так уж много,- утешила его Чеди,- теперь дело пойдет
интереснее. Сегодня Олла Дез начала перехват телепередач, и, наверное,
не позднее чем завтра мы увидим жизнь Торманса.
Они увидели. Телевидение Торманса не достигло тончайшей
эйдопластической техники Земли, но передачи оказались четкими, с
хорошей цветовой гаммой.
Экипаж "Темного Пламени", за исключением дежурных, рассаживался
перед громадным стереоэкраном, часами наблюдая чужую жизнь. Люди
Торманса были так похожи на землян, что более ни у кого не оставалось
сомнения в правоте догадки историков о судьбе трех звездолетов ЭМВ.
Странное ощущение овладевало землянами. Будто бы они смотрели на свои
же массовые представления, разыгрываемые на исторические темы. Они
видели гигантские города, редко разбросанные по планете, точно
воронки, всосавшие в себя основную массу населения. Внутри них люди
Торманса жили в тесноте многоэтажных зданий, под которыми в лабиринтах
подземелий происходила повседневная техническая работа. Каждый город,
окаймленный поясом чахлых рощ, рассекал их широкими дорогами, точно
щупальцами, протянувшимися в обширные поля, засаженные какими-то
растениями, похожими на соевые бобы и картофель Земли,
культивировавшиеся в огромном количестве. Самые крупные города
находились вблизи берегов экваториального океана, на тех участках
дельт рек, где каменистая почва давала опору большим зданиям. Вдали от
рек и возделанных полей колоссальные площади суши были заняты сухими
степями с редкой травянистой растительностью и бесконечно
однообразными зарослями кустарников.
В поясах возделанной земли поражало отсутствие постоянных
поселков. Какие-то унылые постройки, длинные и низкие, утомляли глаз
повторением однообразия повсюду и в головном и в хвостовом полушариях,
около больших городов и меньших концентраций населения. Тяжелые машины
двигались в пыли, обрабатывая почву или собирая урожай, не менее
тяжелые повозки с грохотом неслись по гладким и широким дорогам.
Земные наблюдатели не могли понять, почему так шумят эти
огромные машины, пока не сообразили, что чудовищный грохот происходит
просто из-за плохой конструкции двигателей, небрежной пригонки частей.
Час за часом, не смея нарушить молчание, чтобы не помешать
товарищам, обитатели Земли смотрели на жизнь далекой планеты,
оглушенные массой первых впечатлений. Время от времени те или иные
члены экипажа "Темного Пламени" вставали и удалялись в ту часть
круглого зала, за легкой перегородкой, куда на длинный стол подвели
подачу пищи. Там, обмениваясь впечатлениями, люди ели и снова
возвращались к экранам, боясь упустить хотя бы час из времени
телепередач Торманса. Собственно, не Торманса, а планеты Ян-Ях, как
она называлась на тормансианском языке. Однако название Торманс так
прочно вошло в сознание членов экспедиции за все те месяцы, когда оно
было главным ориентиром их раздумий, что земляне продолжали
пользоваться им.
Узнали и главный город планеты, чье название в переводе на язык
Земли означало Средоточие Мудрости.
И прежде всего подтвердилась догадка Фай Родис, что письменность
Торманса представляла собою систему сложных знаков - идеограмм, на
овладение которыми даже острым умам землян понадобилось бы много
времени. К счастью, существовал упрощенный набор письменных знаков,
каким обходились в повседневной жизни и в облегченном языке печатных
новостей. Новые таблицы украсили стены зала на "Темном Пламени".
Украсили, потому что начертание знаков соответствовало эстетическому
чувству экипажа звездолета. Их сложные переплетения казались изящными
абстрактными рисунками. Тексты писались или черным на ярко-желтой
бумаге, или же интенсивной темно-зеленой краской на бледно-голубом
фоне.
- Как красиво в сравнении с убогой простотой нашего линейного
алфавита! - восхищалась Олла Дез.- Может быть, по возвращении следует
представить алфавит Торманса в СВУ - Совет Всеобщих
Усовершенствований?
- Не думаю,- возразила Фай Родис,- алфавитами этого вида уже
пользовались на Земле, и по многу веков. Консерваторы всех времен и
народов отстаивали их преимущество перед чисто фонетическими,
подобными тем, какие дали начало нашему линейному письму. Они
доказывали, что, будучи идеограммами, эти знаки читаются в едином
смысле народами, говорящими на разных языках...
- И буквы становятся не только абстрактными знаками, но и
символами конкретного смысла,- подхватила Олла Дез.- Вот почему их
такое огромное количество!
- И слишком мало для всего объема расширяющейся экспоненциально
человеческой мысли,- добавила Чеди Даан.
- Вы верно подметили главное противоречие,- подтвердила Фай
Родис,- ничто не дается даром, и преимущества идеографического письма
становятся ничтожными с развитием культуры и науки. Зато стократно
усиливается его недостаток - смысловая окаменелость, способствующая
отставанию мышления, замедлению его развития. Сложное красивое письмо,
выражающее тысячи оттенков мысли там, где их нужны миллионы,
становится архаизмом, подобием пиктограмм людей каменного века, откуда
оно, несомненно, и произошло.
- Я давно сдалась, Фай! - рассмеялась Олла Дез.- В СВУ меня бы
объявили сторонницей пещерного мышления. Благодарю за спасение от
позора.
- Вряд ли СВУ расправился бы так беспощадно с вами,- в тон ей
ответила Фай Родис.- В этом Совете большинство мужчины, и притом
скептики. Сочетание нестойкое перед персонами нашего пола, особенно с
вашими данными.
- Вы шутите,- серьезно сказала Чеди,- а мне кажется трагичным
столь долгое существование идеограмм на Тормансе. Это неизбежная
отсталость мышления...
- Вернее, замедленность прогресса и архаика форм,- поправила ее
Родис,- отсталость подразумевает сравнение. С кем? Если с нами, то на
каком историческом уровне? Наш современный гораздо выше. Сколько
позади осталось веков хорошей, разумной и дружной жизни, жадного
познавания мира, счастья обогащения красотой и радостью. Кто из нас
отказался бы жить в те времена?
- Я,- откликнулся Вир Норин.- Они, наши предки, знали так мало.
Я не мог бы...
- И я тоже,- согласилась Фай Родис,- но безграничный океан
познания так же простирается перед нами, как и перед ними.
Эмоциональной разницы нет. А личное достоинство, мечты и любовь,
дружба и понимание - все, что выращивает и воспитывает нас? В этом мы
одинаковы. Почему же отказывать Тормансу в похожей ступени? Только
из-за отсталой письменности? Тем более главное доказательство
тормансианства, очевидно, отпадает. Наши демограммы не подтверждают
колоссальной численности населения, подсчитанного цефеянами.
Расходимся на целый порядок.
- Невероятно! - покачал головой Гриф Рифт.- В остальном цефеяне
показали себя хорошими планетографами. Ошибка это или...
- Резкое падение численности,- докончила Фай Родис.- Может быть.
Но тогда это катастрофа, а мы не заметили ничего особенного.
- Не обязательно катастрофа,- возразила Тивиса Хенако.
- Со времени посещения цефеян прошло более двухсот пятидесяти
лет. Возьмем среднюю продолжительность жизни, характерную для начала
ЭМВ,- семьдесят лет. За период, равный четверной продолжительности
жизни, население Торманса могло уменьшиться еще значительнее или,
наоборот, возрасти по причинам чисто внутренним.
- Внутренние причины, мне думается, самый худший вид
катастрофы,- сказала Чеди.- Не нравится мне пока планета Ян-Ях в своих
телепередачах!
Как бы оправдывая слова Чеди, из глубины стереоэкрана
послышалась мелодичная музыка, лишь изредка прерываемая диссонансными
ударами и воплями. Перед землянами появилась площадь на холме,
покрытая чем-то вроде бурого стекла. Стеклянная дорожка направлялась
через площадь к лестнице из того же материала. Уступ, украшенный
высокими вазами и массивными столбами из серого камня, всего через
несколько ступеней достигал стеклянного здания, сверкавшего в красном
солнце. Легкий фронтон поддерживался низкими колоннами с причудливой
вязью пилястров из ярко-желтого металла. Легкий дымок курился из двух
черных чаш перед входом.
По стеклянной дороге двигалось сборище молодых людей, размахивая
короткими палочками и ударяя ими в звенящие и гудящие диски. Некоторые
несли на перекинутых через плечо ремнях маленькие красные с золотом
коробочки, настроенные на одну и ту же музыку, которую земляне
причислили бы к зелено-голубому спектру. До сих пор вся слышанная ими
музыка Торманса принадлежала лишь к красному или желтому вееру
тональностей и мелодий.
Камера телеприемника приблизилась к идущим, выделив среди толпы
две четы, оглядывавшиеся на спутников и дальше на город со странным
смешением тревоги и удальства. Все четверо были одеты в одинаковые
ярко-желтые накидки, расцвеченные извивами черных змей с зияющими
пастями.
Каждый из мужчин подал руку своей спутнице. Продолжая двигаться
боком к лестнице, они вдруг запели, вернее - пронзительно заголосили.
Вызывающий напев подхватили все сопровождавшие.
Чеди Даан, Фай Родис и Тивиса Хенако, лучше всех овладевшие
языком Торманса, стали напряженно вслушиваться. Щелкнул специальный
фильтр звукозаписи, модулирующий учащенную неразборчивую речь.
- Они воспевают раннюю смерть, считая ее главной обязанностью
человека по отношению к обществу! - воскликнула Тивиса Хенако.
Фай Родис молчала, наклонившись к экрану, как делала всегда,
пораженная чем-либо виденным. Чеди Даан закрыла ладонями лицо,
повторяя наспех переведенный напев, мелодия которого сперва
понравилась землянам.
"Высшая мудрость - уйти в смерть полным здоровья и сил, избегнув
печалей старости и неизбежных страданий опыта жизни...
Так уходят в теплую ночь после вечернего собрания друзей...
Так уходят в свежее утро после ночи с любимыми, тихо закрыв
дверь цветущего сада жизни.
А могучие мужчины - опора и охрана - идут, захлопывая ворота.
Последний удар разносится во мраке подземелий времен, равно скрывающих
грядущее и ушедшее..."
Чеди оборвала перевод и, удивленно взглянув на Фай Родис,
добавила:
- Они поют, что долг смерти приходит на сто первом году их
жизни. Или по их второму календарю Белых Звезд, который не отличается
от нашего, после двадцати пяти лет. Этих четырех провожают в Храм
Нежной Смерти!
- Как может существовать такое общество? - забыв приличия,
негодующе вскричала Олла Дез.- Чем выше социальная структура и наука,
тем позднее созревает человек.
- Потому-то мы, биологи, прежде всего еще с древности ЭРМ
поставили целью продление жизни, вернее, молодости,- сказала Нея
Холли, не отрывая взгляда от поднимавшейся по ступеням процессии
тормансиан.
- У нас человек из-за сложности жизни и огромного объема
информации считается ребенком до подвигов Геркулеса. Еще двадцать лет
продолжается юность, зрелость наступает лишь к сорока годам. Затем
перед нами семьдесят лет, а то и целый век зрелости, полной энергии,
могучего труда и познавания жизни. Вместо десяти - двадцати лет, как в
древности. Раньше человек считался старым к сорока годам. Я была бы
старухой,- сказала Фай Родис.
- И человек умирал, так и не узнав ничего о многообразии и
красоте мира! - возмущенно отозвался Вир Норин.- Но в такой древности,
когда девяносто процентов людей не умели даже читать, это не
удивительно. Долгая жизнь была обременительна, просто не нужна.
Умиравших в молодости называли любимцами богов. Но на Тормансе
довольно высокая техническая цивилизация. Как же могут они срубать
деревья, еще не давшие плодов? Это безумие и гибель!
- Вир, вы забыли, что перед нами не коммунистическое и даже не
социалистическое общество, а классовая социальная структура. По-моему,
чудовищный обычай ранней смерти имеет прямое отношение к
перенаселенности и истощению ресурсов планеты,- возразила Родис.
- Понимаю,- сказала Чеди,- ранняя смерть не для всех!
- Да. Те, кто ведет технический прогресс, должен жить дольше, не
говоря уже о правящей верхушке. Умирают не могущие дать обществу
ничего, кроме своей жизни и несложного физического труда, то есть не
способные к высокому уровню образования. Во всяком случае, на Тормансе
два класса: образованные и необразованные, над которыми стоят
правители, а где-то между ними люди искусства - развлекающие,
украшающие и оправдывающие.
- Они тоже не умирают в двадцать пять лет! - воскликнула Олла
Дез.
- Естественно. Но, пожалуй, для артистов, там, где требуется
молодость и красота, предел жизни немногим больше,- ответила Фай
Родис.
А в ТВФ звездолета загремела резкая, дико ритмическая музыка,
сменявшаяся напевами марша, то есть согласованного ритмического хода
множества людей. Взвизгивающие звуки неведомых инструментов перебивали
едва уловимую нить скачущей и суетливой мелодии. Начинался фильм.
По просторам высокотравных степей тянулись неуклюжие повозки,
запряженные рогатыми четвероногими, похожими на земных жвачных, не то
антилоп, не то быков. Верхом на более длинноногих, напоминавших оленей
животных скакали дочерна загорелые тормансиане, размахивая топорами
или механизмами, аналогичными огнестрельному оружию древности Земли.
Всадники неустрашимо отбивались от стай ползучих коротколапых
хищников, скопищ ужасных змей с высокими, сдавленными с боков
головами. Иногда на повозки нападали такие же всадники, стрелявшие на
полном скаку. В перестрелке погибал или ехавший по степи караван, или
нападавшие, или те и другие вместе.
Земляне быстро поняли, что смотрят фильм о расселении тормансиан
по планете. Неясным осталось, кто такие нападавшие разбойники. Их
нельзя было считать аборигенами планеты, так как они ничем не
отличались от переселенцев.
Фильмов, постановок и картин на тему о геройском прошлом, о
покорении новой планеты экипажу "Темного Пламени" пришлось увидеть
множество. Яростные драки, скачки, убийства чередовались с удивительно
плоским и убогим показом духовной жизни. Повсюду и всегда
торжествовали молодые мужчины, наделенные качествами, особенно ценными
в этом воображаемом мире развлекательных иллюзий. Драчливость, сила,
быстрая реакция, умение стрелять из примитивного оружия в виде трубки,
из которой силой расширения газов выталкивался увесистый кусочек
металла.
Подобные темы повторялись в разных вариациях и очень быстро
надоели землянам. Все же они продолжали смотреть их из-за кусочков
подлинной хроники древних времен, нередко вкрапленных в глупейший
сюжет. В старых обрывках проглядывало лицо девственной и богатой
жизнью планеты, еще не тронутой вмешательством человека. Такой же,
только с еще более могучей животной и растительной жизнью, была
доисторическая Земля. Повторялась картина, некогда известная в земной
истории во время заселения Америки белой расой. Пионеры по периферии,
вольные, необузданные, плохо соблюдающие законы, и хранители веры и
общественного порядка в обжитых центрах. Затем обуздание пионеров до
полного подавления вольного общества. И неспроста столица планеты
называется городом Средоточия Мудрости. Это имя возникло в пионерские
времена освоения планеты Торманс.
На Тормансе изначально степи преобладали над лесами. Природа
планеты не породила животных-гигантов, вроде слонов, носорогов или
жираф Земли. Самыми крупными из наземных четвероногих считались
рогатые твари размером со среднего земного быка, ныне уже исчезнувшие.
Колоссальные стада быкоподобных и антилопообразных существ некогда
наводняли огромные степи. В мелких, прогретых лучами красного солнца
морях кишели в сплошных чащах водорослей рыбы, поразительно схожие с
земными.
Отсутствие сильных ветров на планете подтверждалось тем, что на
возвышенных участках экваториального побережья раньше росли деревья
немыслимых на Земле размеров. В более близких к полюсам зонах прежде
существовали обширные болота, покрытые зарослями однообразных
деревьев, похожих на земные таксодии, только с коричневатым оттенком
мелких и узких, подобных расплюснутым хвоинкам, листочков.
Все это было на Тормансе, как неоспоримо свидетельствовали
заснятые в отдаленные времена фильмы. Но теперь земляне повсюду видели
или возделанные поля, или бесконечные площади низкого кустарника,
нагретые солнцем и лишенные всякой другой растительности. Даже слабые
ветры Торманса вздымали и кружили над кустами густую пыль. Отраднее
выглядели сухие степи, но и там трава казалась низкой и редкой, скорее
напоминая полупустыни, когда-то распространенные в области пассатных
колец Земли.
Может быть, фильмы о прошлом планеты утоляли естественную тоску
тормансиан по былому разнообразию родной природы? Подавляющее
большинство населения обитало в огромных городах, где, конечно, лихие
скачки и стрельба на степных просторах или охотничьи экспедиции в
дремучие леса под яркими и чистыми звездами навсегда отошли в
невозвратимое прошлое.
Труднее поддавались объяснению зрелища иного характера, в
которых красивые женщины частично обнажались, совершая эротические
движения и замирая в объятиях мужчин в откровенных до отвращения
позах. В то же время земляне ни разу не видели полной наготы или
чистой открытости Эроса, столь обычных на родной планете. Здесь
обязательно что-то оставалось скрытым, искажалось, пряталось, намекая
на некие запретные или тайные качества, вероятно, с целью возбудить
слабое воображение или придать особый вкус надоевшим и утратившим
интерес отношениям полов.
Этот специфический эротизм сочетался с неизвестной на Земле
обязательностью одежды. Никто не смел появиться в общественных местах
или находиться дома в присутствии других людей иначе, как полностью
прикрыв свое тело.
Женщины чаще всего носили просторные короткие рубашки с широкими
и длинными рукавами и низким стоячим воротником, перехваченные мягким,
обычно черным, поясом, и широкие брюки, иногда длинные, до щиколоток,
юбки. Почти таков же был мужской костюм, но с более короткими полами
рубашек. Только молодежь появлялась в коротких, выше колен, штанах,
очень похожих на земные. В общественных собраниях или на празднествах
надевали одежду из ярких и узорчатых материй и набрасывали короткие
плащи или накидки с великолепной вышивкой.
Одежда показалась землянам удобной и простой в изготовлении,
соответствовала теплому климату планеты и самым разнообразным условиям
труда. Красивые сочетания оттенков красного и желтого, по-видимому,
нравились большинству женщин и очень шли к смуглому тону их кожи и
черным волосам. Мужчины предпочитали серо-фиолетовые и пурпурные цвета
с контрастной отделкой на воротниках и рукавах. Часть тормансиан
носила на левой стороне груди, над сердцем, нашивки в форме
удлиненного горизонтального ромба с какими-то знаками. Как подметила
Чеди, тем, у которых в ромбе блестело нечто похожее на глаз,
оказывалось особенное уважение. А вообще-то уважение друг к другу как
будто отсутствовало. Бесцеремонная толкотня на улице, неумение
уступать дорогу или помочь споткнувшемуся путнику изумляли
звездолетчиков. Более того, мелкие несчастья вроде падения на улице
вызывали смех у случайных свидетелей. Стоило человеку разбить хрупкий
предмет, рассыпать какую-нибудь ношу, как люди улыбались, будто
радуясь маленькой беде.
Если же случалась большая беда - телепередачи показывали иногда
катастрофы с повозками или летательными аппаратами,- то немедленно
собиралась толпа.
Люди окружали пострадавших и молча стояли, наблюдая с жадным
любопытством, как одетые в желтое мужчины, очевидно врачи и спасатели,
помогали раненым. Толпа увеличивалась, со всех сторон сбегались новые
зрители с одинаково жадным, звериным любопытством на лицах. То, что
люди бежали не для помощи, а только посмотреть, больше всего удивляло
землян.
Когда передача шла непосредственно со стадиона, завода, станций
сообщений, улиц города и даже из жилищ, то речи диктора или музыке
неизменно сопутствовал однообразный глухой рев, вначале принятый
звездолетчиками за несовершенство передачи. Оказалось, что на Тормансе
совершенно не заботятся о ликвидации шума. Повозки ревели и трещали
своими двигателями, небо дрожало от шума летательных аппаратов.
Тормансиане разговаривали, свистели и громко кричали, совершенно не
стесняясь окружающих. Тысячи маленьких радиоаппаратов вливались в
общий рев нестройной смесью музыки, пения или просто громкой и
неприятно модулированной речи. Как могли выдерживать жители планеты не
прекращающийся ни на минуту, ослабевавший только глубокой ночью
отвратительный шум, оставалось загадкой для врача и биолога "Темного
Пламени".
Постепенно вникая в чужую жизнь, земляне обнаружили странную
особенность в передачах всепланетных новостей. Их программа настолько
отличалась от содержания общей программы передач Земли, что
заслуживала особого изучения.
Ничтожное внимание уделялось достижениям науки, показу
искусства, исторических находок и открытий, занимавших основное место
в земных передачах, не говоря уже о полностью отсутствовавших на
Тормансе новостях Великого Кольца. Не было всепланетных обсуждений
каких-либо перемен в общественном устройстве, усовершенствований или
проектов больших построек, организаций крупных исследований. Никто не
выдвигал никаких вопросов, ставя их, как на Земле, перед Советами или
персонально перед кем-либо из лучших умов человечества.
Очень мало места отводилось показу и обсуждению новых проблемных
постановок театра, пытавшихся уловить возникающие повороты и перемены
в общественном сознании и личных достоинствах. Множество кинофильмов о
кровавом прошлом, покорении (а вернее, истреблении) природы и массовых
спортивных играх занимали больше всего времени. Людям Земли казалось
странным, как могли спортивные состязания собирать такое огромное
количество не участвующих в соревнованиях зрителей, почему-то
приходивших в невероятное возбуждение от созерцания борьбы
спортсменов. Только впоследствии земляне поняли существо дела. В
спортивных соревнованиях выступали тщательно отобранные люди,
посвятившие все свое время упорной и тупой тренировке в своей
спортивной специальности. Всем другим не было места на состязаниях.
Слабые физически и духовно тормансиане, как маленькие дети, обожали
своих выдающихся спортсменов. Это выглядело смешно и даже противно.
Похожее положение занимали артисты. Из миллионов людей отбирались
единицы. Им предоставлялись лучшие условия жизни, право участия в
любых постановках, фильмах и концертах. Их имена служили приманкой для
множества зрителей, соревновавшихся за места в театрах, а сами эти
артисты, называвшиеся "звездами", подвергались столь же наивному
обожествлению, как и спортсмены. Положение, достигнутое "звездой",
лишало ее или его всякой другой деятельности. Выступать в качестве
артиста любому другому человеку, сумевшему самостоятельно достичь
высот искусства, как на Земле, здесь, по-видимому, не удавалось.
Вообще отпечаток узкого профессионализма лежал на всей жизни Торманса,
обедняя чувства людей и сужая их кругозор. Возможно, это только
казалось звездолетчикам в результате отбора событий и материалов
информации. Только прямое соприкосновение с народом планеты могло
решить этот вопрос.
В телепередачах и радиоинформации очень много внимания уделялось
небольшой группе людей, их высказываниям и поездкам, совещаниям и
решениям. Чаще всего упоминалось имя Чойо Чагаса, соображения которого
на разные темы общественной жизни, прежде всего экономики, вызывали
неумеренные восторги и восхвалялись как высшая государственная
мудрость. Может быть, далекие от подлинной прозорливости гения,
охватывающего всю глубину и широту проблемы, высказывания Чойо Чагаса
в чем-то были очень важными для обитателей Торманса? Как могли судить
об этом пришельцы, парившие на высоте шести тысяч километров?..
Фай Родис и Гриф Рифт напоминали об этом горячим и резким в
суждениях молодым товарищам.
Странным образом, несмотря на постоянные сообщения о
выступлениях и поездках Чойо Чагаса и еще трех человек, его ближайших
помощников, составлявших Совет Четырех - верховный орган планеты
Ян-Ях, никому из звездолетчиков еще не удалось их увидеть. Чаще всего
поминаемые, эти люди как бы присутствовали везде и нигде.
Лишь один раз в передаче из города Средоточия Мудрости толпа,
запрудившая улицы и площади, приветствовала восторженным ревом пятерку
машин, тяжело, как броневики древних времен Земли, проползавших в
скопище людей. В темных стеклах ничего не проглядывалось, но
тормансиане, объятые массовым психозом, кричали и жестикулировали, как
на своих спортивных состязаниях.
Земляне поняли, что эти четверо во главе с Чойо Чагасом и есть
истинные владыки всех и всего. Как обычно у древних народов, у жителей
Торманса преобладали однообразные имена, и поэтому им приходилось
носить по три имени. Иногда встречались люди с двумя именами. Видимо,
двуименные составляли высшие классы общества планеты. Тормансианские
имена звучали отчасти похоже на земные, но в трудном для землян
диссонансе слогов. Чойо Чагас, Гентло Ши, Кандо Лелуф и Зетрино Умрог
- так звали четверку верховных правителей. Имена разрешалось сокращать
всем, кроме Чойо Чагаса; Ген Ши, Ка Луф, Зет Уг повторялись с
назойливым однообразием в неизменном порядке после имени Чойо Чагаса,
звучавшего магическим заклятием диких предков.
Олла Дез шутя объявила, что все земляне с их системой двойных,
бесконечно разнообразных имен должны принадлежать на Тормансе к
верховному классу.
- И ты хотела бы, не постыдилась бы? - спросила Чеди Даан.
- Мне представилась бы возможность увидеть настоящих хозяев
жизни и смерти любого человека. Еще в школе второго цикла я увлекалась
историческими фантазиями. Больше всего меня захватывали книги о
могучих королях, завоевателях, о пиратах и тиранах. Ими полны все
сказки Земли, какой бы из древних стран они ни принадлежали.
- Это несерьезно, Олла,- сказала Чеди,- величайшие страдания
человечеству доставили именно эти люди, почти всегда невежественные и
жестокие. Одно тесно связано с другим. В плохо устроенном обществе
человек или должен развивать в себе крепкую, бесстрашную психику,
служащую самозащитой, или, что бывает гораздо чаще, надеяться только
на внешнюю опору - бога. Если нет бога, то возникала вера в
сверхлюдей, с той же потребностью преклонения перед солнцеподобными
вождями, всемогущими государями. Те, кто играл эту роль, обычно темные
политиканы, могли дать человечеству только фашизм и ничего более.
- Среди них были и мудрецы, и герои,- не смутилась Олла Дез.-
Мне хотелось бы повстречаться с подобными людьми.- Она закинула руки
за голову и оперлась спиной о выступ дивана, мечтательно сощурив
глаза.
Фай Родис пристально посмотрела на инженера связи.
- Чеди права в одном аспекте,- сказала она,- в действиях всех
этих владык, помимо обусловленности, было еще отсутствие понимания
далеких последствий. Это порождало безответственность, приводившую к
трагическому результату. И я понимаю Оллу Дез.
- Как? - воскликнули разом Чеди, Вир и Тивиса.
- Любой человек Земли так осторожен в своих поступках, что
проигрывает в сравнении с властителями нашей древности. У него нет
внешних признаков могущества, хотя на самом деле он как осторожно
ступающий исполинский слон перед несущимся напролом перепуганным
оленем.
- Владыка - и перепуганный? - рассмеялась Олла.- Одно
противоречит другому.
- А следовательно, и составляет диалектическое единство,-
заключила Фай Родис.
Дискуссии подобного рода повторялись много раз, но внезапно
пришел конец спокойному изучению планеты.
Ночной дежурный по радиопередачам - им был на этот раз Гэн Атал
- поднял по тревоге Родис, Грифа и Чеди. Все четверо собрались у
темного экрана, прорезанного лишь светящейся индикаторной линией с ее
всплесками осцилляции. Переводная машина была выключена, так как
звучавшие в обертонной воронке слова были теперь понятны
звездолетчикам:
"Сообщение главной обсерватории Хвоста подтверждено следящими
станциями. Вокруг нашей планеты обращается неизвестное небесное тело -
вероятно, космический корабль. Орбита круговая, угол к экваториальной
плоскости - 45, высота - 200, скорость..."
- Они умеют рассчитывать и орбиты,- буркнул Гриф Рифт.
"Размеры космического тела по предварительным данным значительно
меньше звездолета, посетившего нас в Век Мудрого Отказа. Второй доклад
следящих станций в восемь часов утра".
- Вот мы и обнаружены,- с оттенком грусти сказал Гриф Рифт,
обращаясь к Фай Родис.- Что будем предпринимать?
Родис не успела ответить, как вспыхнул большой экран и на нем
появился знакомый диктор.
- Срочное сообщение! Всем слушать! Слушать город Средоточия
Мудрости! - Тормансианин говорил отрывисто, резко, будто взлаивая в
середине фраз. Он передал сообщение о звездолете и закончил: - В
десятый час утра выступит друг Великого Чойо Чагаса, сам Зет Уг. Всем
слушать город Средоточия Мудрости!
- Что будем делать? - повторил Гриф Рифт, приглушив повторное
сообщение.
- Говорить с Тормансом! После выступления Зет Уга перебьем
передачу, и на всех экранах появлюсь я с просьбой о посадке. Олла Дез
приготовилась к такому случаю.- На щеках Фай Родис проступил румянец
легкого волнения.
К назначенному времени весь экипаж звездолета собрался у экранов
связи. Наступил важнейший момент. Ради него они посланы Землей и
проделали весь невероятный полет прямого луча. Все зависит от того,
как сложатся отношения гостей, к сожалению незваных, с тормансианами -
вернее, с их владыками. Ибо решение этой небольшой кучки людей, даже,
возможно, одного лишь Чойо Чагаса, определит "волю" Торманса и успех
экспедиции землян.
Сигнальные часы над крылом отражателя стереоэкрана шли по
времени главного города Торманса. Фай Родис, удалившаяся на время в
свою каюту, появилась примерно за четверть часа до выступления Зет
Уга. Вероятно, она заранее приготовила платье любимого тормансианского
цвета - красного с золотисто-оранжевой подцветкой из пушистой,
дававшей глубокий тон материи. Оттененные этим платьем знакомые черты
Фай Родис стали непреклоннее и тверже, почти грозными, а плавные ее
движения казались бликами красного солнца Торманса. Она еще короче
срезала волосы, полностью открыв гордую шею. Тщательно причесанная, с
завитками черных волос на щеках, без единого украшения, Фай Родис села
в кресло перед экраном, не обменявшись ни словом со спутниками.
Приглушенное привычное пение приборов ОЭС не нарушало настороженной
тишины корабля.
Гулкие, гудящие металлом удары, как в огромный боевой щит,
возвестили начало выступления одного из правителей планеты. Некоторое
время экран оставался пустым, затем на нем появился небольшого роста
человек в красной накидке, вышитой причудливо извивающимися золотыми
змеями. Его кожа казалась более светлой, чем у большинства людей
Торманса. Нездоровая одутловатость смягчала резкие складки вокруг
широкого тонкогубого рта, маленькие умные глаза сверкали решимостью и
в то же время бегали беспокойно, будто тормансианин опасался что-то
упустить из виду.
Олла Дез подавила вздох недоумения и разочарования и покосилась
на Фай Родис. Та оставалась бесстрастной, будто облик этого человека
не был для нее неожиданностью.
Зетрино Умрог провел маленькой рукой по высокому, с залысинами
лбу, изборожденному поперечными морщинами.
- Народ Ян-Ях! Великий Чойо Чагас поручил мне предупредить тебя
об опасности. В нашем небе появился пришелец из тьмы и холода
вселенной. Управляемый корабль враждебных сил. Мы объявляем по всей
планете чрезвычайное положение, чтобы отразить врага. Последуем
примеру наших предков, их мудрости во время правления Ино Кау и
мужеству народа, прогнавшего непрошенных пришельцев в Век Мудрого
Отказа. Да здравствует Чойо Чагас!
- Может быть, довольно? Владыка высказался ясно? - шепнула Олла
Дез из-за пульта.
Фай Родис кивнула головой, и Олла повернула голубой шарик до
отказа, включив на полную мощность заранее настроенную установку ТВФ.
Изображение Зет Уга задрожало, разбилось на цветные зигзаги и исчезло.
На долю секунды Фай Родис успела заметить выражение испуга на лице
владыки, поднялась и встала на круг главного фокуса. Она не отрываясь
смотрела в ромбик центрального луча, а боковым зрением могла видеть
себя на экранах, как в зеркале.
Перед изумленными тормансианами вместо искривленного и
разбившегося изображения Зет Уга появилась удивительно похожая на них
прекрасная улыбающаяся женщина, с голосом нежным и сильным.
- Люди и правители Ян-Ях! Мы пришли с Земли, планеты, породившей
и вскормившей ваших предков. Случай отдалил вас в недоступную нам
прежде глубину пространства. Теперь мы в силах преодолеть его и пришли
к вам, как кровные прямые родичи, чтобы соединить усилия в достижении
лучшей жизни. Мы никогда не были ничьими врагами и полны добрых чувств
к вам, с которыми нас ничто не разделяет и возможно абсолютное
понимание. Мы просим разрешения опуститься на вашу планету,
познакомиться с вами, рассказать о жизни Земли и передать вам все, что
мы знаем полезного и хорошего. В экипаже нашего корабля всего
тринадцать таких же, как и вы, людей, это горсточка в сравнении со
множеством жителей Ян-Ях. Мы не представляем для вас никакой
опасности, если вы примете нас гостями своей планеты. Мы изучили ваш
язык, чтобы избежать ошибок и непонимания.
Экран подернулся серой рябью, сделавшись плоским и пустым. Из
глубины его возник, прерываясь, воющий звук, сквозь который надрывно
кричал знакомый уже землянам голос диктора города Средоточия Мудрости:
- Передачу... прекращаем передачу...
Фай Родис переглянулась с Гриф Рифтом и, отступив назад, села на
прежнее место. Олла Дез протянула руку к шарику выключателя, но Родис
жестом остановила ее. Нагнувшись к приемнику, она заговорила громко и
звонко, не обращая внимания на вой и свист помех:
- Звездолет "Томное Пламя" вызывает Совет Четырех! Вызывает
Совет Четырех! Повторяем просьбу - разрешить посадку! Просим довести
до сведения Чойо Чагаса, председателя Совета Четырех. Ждем ответа на
косвенной частоте ваших навигационных передач. Ждем ответа!
Олла Дез выключила ТВФ. Загорелся синий огонек эллипсоидной
антенны. После воя и взлаивающих криков в круглом зале наступило
мертвое молчание. Его нарушила сама Родис.
- Не могу считать начало успешным,- озабоченно сказала она.
- Я бы сказал, что попытка познакомить Торманс с нами
провалилась,- скупо улыбнулся Гриф Рифт.
- Хороши же эти правители! - возмущенно воскликнула Чеди.- Они
боятся!
- Того же, чего боялись все воспитанные капитализмом,
проникнутые завистью принужденного неравенства. Боятся конкуренции,-
печально ответила Фай Родис.
- То есть того, что мы отнимем власть? - спросила Чеди.
- Конечно!
- Но ведь это дико и нелепо. Зачем нам власть в чужом мире?
- Это ясно для нас, для всей Земли, для Великого Кольца, но вряд
ли много людей на Тормансе понимают это.
- Тогда зачем нам вообще просить посадки? Очевидно, мы не поймем
друг друга,- пожала плечами Чеди.
- Для тех, кто сможет понять. Да и нам тоже следует понять их,
даже этих странных правителей,- твердо сказала Родис.
- И вы будете настаивать?
- Попытаюсь!
Синий глазок горел час за часом, но планета молчала. Звездолет
ушел на ночную сторону, когда Фай Родис поднялась и пригласила
свободных от вахт спутников в столовую.
Все энергично принялись за темно-коричневые кирпичики пищевой
смеси, достаточно вкусной, чтобы поддержать аппетит, и достаточно
упругой, чтобы дать работу крепким зубам и челюстям, наследию предков,
евших всевозможные твердые и неудобоваримые яства. Фай Родис
ограничилась бокалом густого КМТ - оливково-зеленого напитка. Гриф
Рифт сделал лишь несколько глотков чистой воды.
Чеди Даан, оставшаяся дежурить на перехвате телепередач,
наблюдала за возобновлением всепланетных новостей. Перед глазами
телекамер возникали улицы и площади разных городов Торманса, залы
собраний и аудитории школ. Везде возбужденные тормансиане
жестикулировали, кричали издалека или разражались потоками слов в
непосредственной близости от приемных аппаратов. Задавался вопрос:
"Что делать со звездолетом?", и чаще всего повторялись слова:
"Долой,
вон, не допустим, уничтожим!.." На широком уступе перед зданием,
похожим на астрономическую обсерваторию, появился молодой человек в
голубой одежде. Диктор объявил, что выступит один из Стражей Неба,
организации, призванной охранять неприкосновенность планеты Ян-Ях.
Человек в голубой одежде завопил: "Вы слышали гнусную ложь дрянной
женщины, предводительницы шайки межзвездного ворья, с беспримерной
наглостью посмевшей назвать себя кровной сестрой нашего великого
народа. За одно это кощунство опасные пришельцы подлежат наказанию.
Наши ученые давно установили и доказали, что предки народа Ян-Ях
явились с Белых Звезд, чтобы покорить природу забытой планеты и
устроить здесь жизнь, полную счастья и покоя..."
Чеди Даан, увлекшаяся нелепой речью оратора, произносимой с
непривычным для землян пафосом, голосом то дрожащим, то срывающимся на
крик, не заметила, как за ее спиной появилась Фай Родис и включила
переводную машину. Но даже та не смогла найти эквивалента слов
"гнусный", "шайка", "воры", "дрянной",
"кощунство". Родис удалилась за
справками, а Чеди, иногда прибегая к дифференциальному увеличению,
продолжала всматриваться в толпу - молодые лица, только молодые, с тем
непроницаемым и отгороженным от мира выражением, какое бывает у
фанатиков или у тупых, равнодушных людей.
Внезапная догадка заставила Чеди включить на сигнальном браслете
вызов Оллы Дез. Та прибежала, раскрасневшаяся, после отражения атаки,
произведенной на нее сразу Вир Норином, Тивисой и Неей Холли за ее
романтическую приверженность к "владыкам". Вслед за ней вошла Фай
Родис, неся листок только что выкопированного из "звездочки" словаря
древних понятий.
- Нашли загадочные слова? - не утерпела Чеди, как ни хотелось ей
высказать собственную догадку.
- Ругань, то есть слова на низком уровне развития психики,
считающиеся оскорбительными для тех, кому адресованы.
- Зачем? Ведь они ничего не знают о нас!
- Они применяют методы проникновения в психику человека через
подсознание, в свое время запрещенные у нас законом, но широко
использовавшиеся в демагогии фашистских и лжесоциалистических
государств ЭРМ. Страшный преступник Гитлер, расценивавший свой народ
как стадное сборище обезьян, действовал в точности как эти
тормансианские ораторы. Он вопил, орал, багровел в яростных припадках,
извергая ругань и слова ненависти, заражая толпу ядом своих
несдержанных эмоций. "В толпе инстинкт выше всего, а из него выходит
вера" - вот его слова, использованные позже в олигархическом
лжесоциализме Китая. С противниками не спорят. На них кричат, плюют,
бьют, а при надобности уничтожают физически. Вы сами видите, что для
ораторов Торманса нет ничего, кроме вбитых в голову понятий. Они
обращаются не к здравому смыслу, а к животному безмыслию, так пусть
вас не смущает эта ругань - она всего лишь прием в разработанной
системе обмана народа.
Чеди встала и прошлась перед стеной экранов и пультов, сжав
кулачки от нетерпения.
- А я, кажется, поняла,- медленно заговорила она,- даже позвала
Оллу, прежде чем вы пришли,- для эксперимента...
Родис и Олла выжидательно смотрели на Чеди.
- У них существует вторая сеть всепланетных новостей. Та,
которую мы ежедневно принимали, контролируется и фильтруется, так же
как и наша Мировая Сеть. Но если мы делаем это для отбора наиболее
интересного и важного, подлежащего первоочередному оповещению, то
здесь это делается с совершенно другими целями.
- Понимаю,- кивнула Фай Родис,- показать только то, что хотят
правители Торманса. Подбором новостей создается "определенное
впечатление". А может быть, создаются и сами "новости".
- Без сомнения, так. Я догадалась, когда смотрела на
"негодование" народа. Группы людей, которые высказываются абсолютно
одинаково, с наигранным рвением. Они подобраны в разных городах. А
подлинного обзора людей и мнений мы не видим, как не видит его и
население планеты.
- Если так...- начала Фай Родис.
- Должна существовать другая сеть,- продолжала Чеди.- По ней
идет подлинная информация. Правители не смотрят на фальшивку. Это не
только бесполезно, но и опасно для управления.
- И вы хотите настроиться на вторую сеть? - спросила Олла Дез.-
Есть соображения о ее параметрах?
- Помните, мы поймали ночные рапорты обсерваторий?
Олла Дез склонилась над аппаратом волнового разреза, и стрелки
его индикаторов ожили, прощупывая каналы передач.
Фай Родис обняла Чеди за плечи и слегка прижала к себе. Обе не
отрываясь смотрели на слепой экран. Проплывали и стремительно
проносились размытые контуры или просверки четких линий. Через
несколько минут громкая речь зазвучала одновременно с появлением на
экране обширного помещения, заставленного рядами столов с развернутыми
на них таблицами и чертежами. Совсем непохожие на буйствующих на
улицах люди в коричневых и темно-серых одеждах собрались в кружок на
заднем плане. Они были намного старше экзальтированной молодежи.
"Не понимаю этой паники,- говорил один в центре собравшихся.-
Надо бы принять звездолет. Подумать только, как много мы можем узнать
от них, очевидно, людей более высокой культуры и столь похожих на
нас..."
"В этом-то и дело,- перебил другой,- но как же быть с мифом
Белых Звезд?"
"Кому он нужен сейчас?" - сердито нахмурился первый.
"Тем, кто твердил о непреложности истины в книгах величайшего
гения Цоама, доставленных с Белых Звезд. А если мы с планеты этих
пришельцев и там все так изменилось, тогда..."
"Довольно! У Четырех везде глаза и уши,- прервал первый
говоривший,- молчим".
Будто по сигналу, люди разошлись по своим местам за столами.
Глаз телекамеры переключился на лабораторию с аппаратурой и стеной
сетчатых клеток, в которых копошилось нечто живое. Здесь стояли
пожилые люди в желтых халатах и разговор тоже велся о звездолете
землян.
"Необычайное наконец случилось,- сказала женщина с забавными
косичками, на Земле годившимися для девочки.- Тысячелетия мы отрицали
разумную жизнь с высокой культурой вокруг нас или считали ее
величайшей редкостью. В Век Мудрого Отказа прилетал один звездолет, а
теперь появился второй, да еще с нашими прямыми родственниками. Как же
можно его не принять!"
"Шш! - совершенно по-земному дал знак молчания старый, согнутый
возрастом тормансианин.- Там,- он поднял палец вверх,- еще ничего не
сказали".
И опять по безмолвной команде люди разошлись. Камера
переключилась на высокий зал с огромными столбообразнымй машинами,
трубами и котлами. И вдруг все погасло. Синий глазок приемника потух,
зеленоватое свечение озарило окно фильтратора, и послышалась
взвизгивающая тормансианская речь. Земляне, задержавшиеся в столовой,
поспешили присоединиться к наблюдателям.
"Пришельцам чужой планеты. Пришельцам чужой планеты. Совет
Четырех вызывает вас для переговоров. Вступайте в двустороннюю
видеосвязь по особому каналу. Техник пояснит способ включения!"
Темный стереоэкран загорелся вновь. В тесной камере, похожей на
обычную автоматическую установку ТВФ, сидел пожилой тормансианин в
голубом. Он начал говорить в маленький рупор перед собой, пытаясь
объяснить землянам параметры особой линии. Олла Дез мгновенно
подключила уже настроенный ТВФ "Темного Пламени". Тормансианин
откинулся назад и замер от удивления, увидев на своем экране людей
звездолета.
- Звездолет "Темное Пламя" к переговорам готов,- с чуть заметной
ноткой торжества сказала Олла Дез, немного спотыкаясь на
тормансианском произношении.
Техник в голубом наконец оправился от неожиданности и проговорил
что-то приглушенное и неразборчивое в кубик на гибкой ножке, выслушал
ответ и поднял побледневшее лицо.
- Приготовьтесь. Выберите среди вас умеющего хорошо говорить на
языке Ян-Ях и знающего слова почтения. Переключаю вас на Обитель
Совета Четырех!
На экране появилась огромная комната, вся задрапированная
вертикальными складками тяжелой ткани густого малахитово-зеленого
цвета. На переднем плане стоял круглый стол с массивными, украшенными
резьбой ножками в форме когтистых лап. На столе одиноко лежал
бледно-голубой опалесцирующий шар. Четыре кресла из той же зеленой
ткани стояли на ярком солнечно-желтом ковре. На задней стене виднелась
астрономическая карта, слабо светившаяся над черным шкафом с дверцами,
украшенными пестрыми и тонкими рисунками. На шкафу горела высокая
лампа с бледно-голубым абажуром, окаймленным зеленой полосой,
бросавшая свет на четырех людей, с неприличной важностью развалившихся
в креслах. Трое скрывались в тени, впереди сидел худощавый и высокий
человек в белой накидке, с обнаженной головой и торчавшими ежиком
серо-черными волосами. Жесткий рот не гармонировал с притупленным
коротким носом, а проницательные узкие глаза - с высоко поднятыми, как
бы в усилии сообразить, бровями. Но Олла Дез могла быть довольна. Чойо
Чагас производил впечатление властелина и, несомненно, был им.
Фай Родис, по-прежнему в своем красно-оранжевом платье, ступила
на круг главного фокуса. Чойо Чагас выпрямился и долго рассматривал
женщину Земли.
- Я приветствую вас, хотя вы явились без спроса! - наконец
сказал он.
"Для того чтобы запросить "приглашение" и получить ответ,
потребовалось бы несколько тысяч лет!" - подумала Родис, и губы ее
дрогнули в еле заметной усмешке, вызвавшей столь же быструю реакцию -
брови владыки немного сдвинулись.
- Пусть тот, кто у вас владычествует и кому поручено
представлять правителей вашей планеты, объяснит цель прибытия,-
продолжал он.
Фай Родис кратко и точно рассказала об экспедиции, об источниках
сведений о планете Ян-Ях и истории исчезновения трех звездолетов Земли
в самом начале ЭМВ. Чойо Чагас бесстрастно слушал, отвалившись назад и
положив на мягкую подставку ноги, обтянутые белыми гетрами. И чем
надменнее становилась его поза, тем яснее читали земляне смятение,
происходившее в душе председателя Совета Четырех.
- Я не уяснил себе, от чьего имени вы говорите, пришельцы. Все
вы чересчур молоды! - сказал Чойо Чагас, едва Родис окончила свое
сообщение с просьбой принять "Темное Пламя".
- Мы люди Земли и говорим от имени нашей планеты,- ответила Фай
Родис.
- Я вижу, что вы люди Земли, но кто велел вам говорить так, a не
иначе?
- Мы не можем говорить иначе,- возразила Родис,- мы здесь
частица человечества. Каждый из людей Земли говорил бы то же самое,
только, может быть, в других выражениях или яснее.
- Человечество? Это что такое?
- Население нашей планеты.
- То есть народ?
- Понятие народа у нас было в древности, пока все народы планеты
не слились в одну семью. Но если пользоваться этим понятием, то мы
говорим от имени единого народа Земли.
- Как может народ говорить помимо законных правителей? Как может
неорганизованная толпа, тем более простонародье, выразить единое и
полезное мнение?
- А что вы подразумеваете под термином "простонародье"? -
осторожно спросила Фай Родис.
- Неспособную к высшей науке часть населения, используемую для
воспроизводства и самых простых работ.
- У нас нет простонародья, нет толпы и правителей. Законно же у
нас лишь желание человечества, выраженное через суммирование мнений.
Для этого есть точные машины.
- Я не уяснил себе, какую ценность имеет суждение отдельных
личностей, темных и некомпетентных.
- У нас нет некомпетентных личностей. Каждый большой вопрос
открыто изучается миллионами ученых в тысячах научных институтов.
Результаты доводятся до всеобщего сведения. Мелкие вопросы и решения
по ним принимаются соответствующими институтами, даже отдельными
людьми, а координируются Советами по главным направлениям экономики.
- Но есть же верховный правящий орган?
- Его нет. По надобности, в чрезвычайных обстоятельствах, власть
берет по своей компетенции один из Советов. Например, Экономики,
Здоровья, Чести и Права, Звездоплаванья. Распоряжения проверяются
Академиями.
- Я вижу у вас опасную анархию и сомневаюсь, что общение народа
Ян-Ях с вами принесет пользу. Наша счастливая и спокойная жизнь может
быть нарушена... Я отказываюсь принять звездолет. Возвращайтесь на
свою планету анархии или продолжайте бродяжничать в безднах вселенной!
Чойо Чагас встал, выпрямился во весь рост и направил
указательный палец прямо в Фай Родис. Три других члена Совета Четырех
вскочили и дружно вскинули руки с ладонями, направленными ребром
вперед, - жест высшего одобрения и восторга на Тормансе.
Побледнев, Фай Родис тоже простерла вперед руку успокаивающим
жестом Земли.
- Прошу вас еще несколько минут подумать, - звонко сказала она
Чойо Чагасу.- Я вынуждена связаться с нашей планетой, прежде чем
начать решительные действия...
- Вот и обнаружилось истинное лицо пришельцев! - Чойо Чагас
картинно повернулся к своим соратникам.- Какие решительные действия? -
Он грозно сощурил свои узкие глаза.
- Смотря по тому, какие мне разрешит Земля! Если...
- Но как вы сможете связаться? - нетерпеливо прервал Чойо
Чагас.- Вы только что говорили о недоступности расстояния. Или все это
обман?
- Мы никогда никого еще не обманывали. В крайних случаях,
израсходовав огромную энергию, можно пронзить пространство прямым
лучом.
Спутники Фай Родис переглянулись с изумлением. Чеди Даан открыла
было рот, Гриф Рифт сдавил ее плечо, глазами приказывая молчать.
Олла Дез невозмутимо подошла к Родис, и взгляды четырех
правителей сосредоточились на новой представительнице Земли. Олла
подала Родис обыкновенный микрофон для переговоров внутри корабля и
перевела раму ТВФ на экран в глубине зала, где обычно экипаж
звездолета смотрел взятые с Земли стереофильмы и эйдопластические
представления. Для звездолетчиков не осталось сомнения, что обе
женщины действуют по заранее согласованному плану.
Фай Родис принялась вызывать в микрофон Совет Звездоплавания.
Короткие и мелодичные слова земного языка звучали для тормансиан как
заклинания. Четверо владык остались стоять вне света лампы, и Фай
Родис не могла уследить за выражением их темных лиц.
На экране, совсем реальные в трехмерной пластике и естественных
цветах, появились люди Земли. В большом зале шло заседание одного из
Советов, по-видимому, отрывок из хроники.
Чеди Даан резко освободила плечо от пальцев Гриф Рифта.
- Недостойный обман! - громко произнесла она.
Фай Родис не дрогнула, а продолжала, склоняясь вперед и не сводя
глаз с владык Торманса:
- Перевожу свои вопросы Земле на язык Ян-Ях! - И она стала
говорить попеременно то на земном, то на тормансианском языке.-
Уважаемые члены Совета, я вынуждена просить разрешения чрезвычайных
мер. Правители Торманса, не выяснив мнения и вопреки желанию многих
людей планеты, отказались принять наш звездолет по мотивам ошибочным и
ничтожным...
- Ложь! Разве вы не видели по всепланетным передачам, как
негодует народ и требует, чтобы вас не только не пускали к нам, а
попросту уничтожили? - повелительно перебил Чойо Чагас.
- Мы включились в вашу особую сеть и видели другое,- невозмутимо
парировала Родис и продолжала: - Поэтому я прошу позволить нам стереть
с лица планеты главный город - центр самовластной олигархии - или
произвести всепланетную наркотизацию с персональным отбором.
Чойо Чагас присел на край стола, а трое остальных ринулись
вперед, размахивая руками.
Олла Дез незаметно передвинула кадры эйдопластики. На экране ТВФ
председатель Совета энергично заговорил, указывая на карту вверху.
Члены Совета утвердительно закивали. Шло обсуждение постройки
тренировочной школы для будущих исследователей Тамаса. Со стороны
можно было подумать, что Фай Родис получила необходимое разрешение.
- Неслыханно! Я больше не могу! - Чеди Даан выбежала из зала,
бросилась в свою каюту и заперлась там, жестоко страдая.
Следом за ней двинулись Гэн Атал, Тивиса и Мента Кор, но были
остановлены повелительным тоном речи Фай Родис:
- Я получила разрешение на чрезвычайные действия. Прошу снова
подумать. Буду ждать два часа по времени Ян-Ях.- Фай Родис
повернулась, чтобы выйти из главного фокуса.
- Стойте! - крикнул Чойо Чагас.- На какое действие вы получили
разрешение?
- На любое.
- И что решили?
- Пока ничего. Жду вашего ответа.
Родис погасила обратную связь ТВФ, оставив владык Торманса перед
темным экраном их секретной сети. Они не догадались сразу выключиться,
и земляне могли несколько минут наблюдать их спор и суетливые
испуганные жесты.
- Положение опасно! - говорил горбоносый тормансианин с круглыми
и выпуклыми глазами, как позднее узнали земляне, первый помощник Чойо
Чагаса Ген Ши.- Могущество пришельцев несомненно.
- Как бы они ни лгали, звездолет обладает огромной силой и, без
сомнения, могущественным оружием. Без него никто не пустился бы в
дальние пути к неведомым планетам,- бубнил Зетрино Умрог,- но
звездолет, севший на планету...
- Это совсем другое! - сказал Чойо Чагас и что-то крикнул в
сторону. Экран выключился.
Родис устало опустилась в кресло и несколько раз провела
ладонями по лицу и волосам снизу вверх, как бы умываясь. Гриф Рифт
молча протянул бокал КМТ, и она приняла его с благодарной улыбкой.
- Представление получилось блестящее! - довольно сказала Олла
Дез и прорвала плотину негодующего молчания.
- Недостойно! Стыдно! Люди Земли не должны разыгрывать лживые
сцены и пускаться в обман! Никогда не ожидали, что глава нашей
экспедиции способна на бессовестный поступок! - наперебой заговорили
Тивиса Хенако, Мента Кор, Гэн Атал и Тор Лик. Даже твердокаменный Див
Симбел осуждающе смотрел на Фай Родис, в то время как Нея Холли, Вир
Норин, Соль Саин и Эвиза Танет не скрывали своего восхищения ею.
Фай Родис отставила бокал, встала и подошла к товарищам. Взгляд
ее зеленых, больших, даже для женщины ЭВР, глаз был печален и тверд.
- Мнения о моем поступке разделились у вас почти надвое - может
быть, это свидетельство его правильности... Не нужно оправдания, я
ведь сама сознаю вину. Опять перед нами, как тысячи раз прежде, стоит
все тот же вопрос: вмешательства - невмешательства в процессы
развития, или, как говорили прежде, судьбу, отдельных людей, народов,
планет. Преступны навязанные силой готовые рецепты, но не менее
преступно хладнокровное наблюдение над страданиями миллионов живых
существ - животных ли, людей ли. Фанатик или одержимый собственным
величием психопат без колебания и совести вмешивается во все. В
индивидуальные судьбы, в исторические пути народов, убивая направо и
налево во имя своей идеи, которая в огромном большинстве случаев
оказывается порождением недалекого ума и больной воли параноика. Наш
мир торжествующего коммунизма очень давно покончил со страданиями от
психических ошибок и невежества власти. Естественно, каждому из нас
хочется помочь тем, которые еще страдают. Но как не поскользнуться на
применении древних способов борьбы - силы обмана, тайны? Разве не
очевидно, что, применяя их, мы становимся на один уровень с теми, от
кого хотим спасать? А, находясь на том же уровне, какое право имеем мы
судить, ибо теряем знание? Так и я сделала один шаг по древнему пути,
и вы сами бросаете мне обвинение в недопустимом поступке.
Фай Родис присела к столу, по обыкновению подперев подбородок
рукой и вопросительно оглядывая молчавших людей. Она не нашла среди
присутствовавших Чеди Даан, поняла причину, и глаза ее стали еще
печальнее.
- Разве можно полностью отвергать вмешательство,- спросил Гриф
Рифт,- если с детских лет - и во всей социальной жизни - общество
ведет людей по пути дисциплины и самоусовершенствования? Без этого не
будет человека. Шаг выше, к народу - совершенствование его социальной
жизни, а затем и совокупности народов, целой страны или планеты. Что
же такое ступени к социализму и коммунизму, как не вмешательство
знания в организацию человеческих отношений?
- Да, это так, но если оно создается изнутри, а не извне,-
возразил Тор Лик,- здесь же мы чужие, пришельцы из совсем другого
мира.
- Не чужие! Мы дети Земли, и они тоже! - воскликнула Нея Холли.
- Около двух тысячелетий они шли сами, без нас. И у нас нет
чести и права теперь рассматривать тормансиан как своих,- резко
возразила Тивиса.
- Может ли биолог и антрополог судить столь поверхностно? -
поморщилась Эвиза Танет.- Две тысячи лет без нас, а миллионы с нами и
весь последний, самый трудный путь от варварства и феодализма до ЭМВ.
Все жертвы, кровь, слезы и горе великого пути с нами! Какие же они
чужие? Разве вы забыли, что человек - это кульминация трех миллиардов
лет естественного отбора, слепой игры на выживание, инферно, завесу
над которым впервые приподнял Дарвин. Мы связаны через гены
исторической преемственностью со всей животной жизнью нашей планеты,
и, следовательно, тормансиане тоже. Разве мы можем отказаться от своих
корней, как то по неизвестным нам причинам сделали предки современных
обитателей Ян-Ях? Давно уже, как и мы, они знали, что человек погружен
в неощутимый океан мысли, накопленной информации, который великий
ученый ЭРМ Вернадский назвал ноосферой. В ноосфере - все мечты,
догадки, вдохновенные идеалы тех, кто давно исчез с лица Земли,
разработанные наукой способы познания, творческое воображение
художников, писателей, поэтов всех народов и веков. Мы знаем, что
человек Земли в своей психике почерпнул огромную силу, реализовавшуюся
в построении коммунистического общества: удивление и преклонение перед
красотой, уважение, гордость, творческую веру в нравственность, не
говоря уже об основе основ - любви. То, что тормансиане прервали эту
преемственность,- ненормально. Нет ли здесь нарушения первого закона
Великого Кольца - свободы информации? Если есть, то, вы знаете, мы
полномочны на самое суровое вмешательство...
- Убедительно! - сказал Соль Саин.
- И все же это не оправдание методов древности! - сказал Тор
Лик.
- Не оправдание, я уже сказала,- ответила Фай Родис.- Но
представим себе чашу весов. Бросим на одну возможность помочь целой
планете, а на другую - лживую комедию, разыгранную мною. Что
перевесит?
- Нечего спорить,- согласилась Мента Кор,- но существо дела не в
соотношении добра и зла, горя и радости, которые, как мы знаем,
абсолютны лишь в мере, а не в сравнении. Зерно опасности здесь, как
понимаю, в уровне поступка, ибо, ступив на путь лжи и запугивания, где
определить меру и ту грань, дальше которой нельзя идти, не падая?
- Мента, вы очень точно выразили общее мнение, - сказала
внезапно появившаяся в зале Чеди Даан, - ложь вызовет ответную ложь,
испуг - ответные попытки устрашения, для преодоления которых нужны
новые обманы и застращивания, и все покатится вниз неудержимой лавиной
ужаса и горя.
- Я убеждена, что сущность противоречия вы формулируете
правильно, но эти последние ступени пока далекая абстракция,- сказала
Фай Родис.
Синий глазок потух. Планета Ян-Ях вызывала "Темное Пламя".
Засветились экраны на корабле и в Обители Совета Четырех.
Чойо Чагас сидел, неестественно прямо, скрестив на груди руки, и
смотрел на землян в упор.
- Я разрешаю посещение планеты и приглашаю быть моими гостями.
Через сутки будет подготовлено и указано место посадки корабля.
Фай Родис, встав, поклонилась, вложив в это движение едва
заметное кокетство и женскую насмешливость.
- Благодарю вас от имени Земли и моих спутников. Спешить с
посадкой нет необходимости. Мы должны пройти иммунизацию, чтобы не
занести вам тех болезнетворных начал, против которых у вас нет
антител, и создать иммунитет для себя. Теперь, получив разрешение, мы
возьмем пробы земли, воды и воздуха...
- Не садясь?
- Да, для этого есть аппараты - у нас их зовут чиркающими
ракетами. Думаю, что дней через десять мы будем готовы к посадке.
Кроме того...- Фай Родис на секунду запнулась.
- Кроме того? - остро блеснули глаза Чойо Чагаса.
- Я вызову второй звездолет. Он будет обращаться по высокой
орбите вокруг Ян-Ях, ожидая нас,- на случай аварии нашего звездолета.
- Неужели водители кораблей Земли так неискусны? - раздраженно
сказал Чойо Чагас, в то время как члены Совета Четырех обменялись
обескураженными взглядами.
- Путешественники космоса, или бродяги вселенной, как назвали
нас Стражи Неба, должны быть готовы к любым случайностям,- подчеркнула
последнее слово Фай Родис.
Владыка Торманса нехотя кивнул, и телеаудиенция окончилась.
ГЛАВА IV. ОТЗВУК ИНФЕРНО
Громада "Темного Пламени" приблизилась к поверхности планеты.
Скорость облета возрастала, и разреженный на высоте в сотни километров
воздух оглушительно ревел за неуязвимыми стенками корабля, надежно
защищенными и от перегрева, и от любой радиации. Этот звук чудовищной
силы улавливали звукозонды Торманса. Оказывается, и здесь знали
приборы, записывавшие звуковую хронику неба. Усилители донесли этот
однообразный, резкий, как сигнал опасности, вопль до кабинетов
ученых-наблюдателей, до высоких башен Стражей Неба и просторных
апартаментов правителей, возвещая о приближении незваного гостя,
пугающего и привлекательного.
Без устали трудились техники звездолета, вычисляя программы и
закладывая их в тупомордые трехглазые чиркающие ракеты. Вскоре пачки
спиральных трубок, зачехленные в пятиметровые рыбообразные оболочки,
оторвались от корабля, описали громадные параболы и коснулись
поверхности планеты в заранее установленных местах. Одна чиркнула по
волнам океана, другая пронеслась в его глубинах, третья вспорола гладь
реки, последующие пропахали поля, реки и зеленые зоны в разрешенных
тормансианами местах. И, снова поднявшись на высоту облета, ракеты
прилипали к бортам "Темного Пламени", неся для его лабораторий
биологические пробы воды, земли и воздуха чужой планеты.
Нея Холли, Эвиза Танет и Тивиса Хенако третьи сутки не смыкали
глаз. Под унылое пение ультрацентрифуг они не отходили от протонных
микроскопов и термостатов с бесчисленными сериями бактериальных и
вирусных культур. Аналитические компараторы сравнивали токсины
вредоносных микробов Земли и Торманса и выводили длинные формулы
иммунологических реакций, чтобы нейтрализовать доселе незнаемые
болезнетворные начала. Иммунизацию получали в равной степени как
намеченные к высадке, так и остающиеся в корабле. Весь экипаж состоял
из тяжело дышавших людей с пылающими лицами и лихорадочным блеском
глаз. Тор Лика и Менту Кор пришлось даже погрузить в гипнотический
сон, так как сила реакции организма потребовала исключить всякую
деятельность.
И все же через несколько дней Эвиза Танет объявила, что она
недовольна результатами и не может гарантировать полноценной защиты.
- Какой срок достижения полноценности? - спросила ее Фай Родис.
Немного сконфуженная, Эвиза задумалась.
- Я ожидала встретить здесь обычный комплекс. Ведь тормансиане
привезли с Земли в своих кишечниках ту же самую бактериальную флору,
без которой не можем существовать и мы. Если они не были уничтожены
местными микробами, а, наоборот, процветали, это означает, что земные
бактерии и вирусы подавили первобытный микромир Торманса. Однако
обнаружены два необыкновенных болезнетворных вируса. Они могли
возникнуть только в условиях чрезвычайной скученности людей. Сейчас
ничего похожего на Тормансе мы не наблюдаем.
- Это косвенное подтверждение былой перенаселенности планеты,-
сказала Фай Родис,- но нам нужно спуститься на Торманс как можно
скорее.
- Необходимая перестройка наших защитных реакций произойдет вряд
ли раньше, чем через два месяца,- заявила Эвиза Танет таким тоном, как
будто она была виновата в невозможности провести иммунизацию скорее.
Фай Родис улыбнулась ей.
- Что же делать! Хочется быть полноправным гостем новой земли, и
почти никогда это не удается. Всегда случаются обстоятельства, которые
торопят, не позволяют ждать. Многие рассказывали о незабываемом
чувстве встречи с новой и безопасной планетой. Выходишь из корабля на
чистейший воздух, под новое солнце и, словно дитя, бежишь по ласковой
девственной почве. Буйное желание сбросить одежду и погрузиться всем
существом в свежесть кристально чистого мира. Чтобы босые ноги ступали
по мягкой траве, чтобы ветер и солнце, касаясь обнаженной кожи,
передавали ей все ноты изменчивого дыхания природы. И столь немногим
из сотен тысяч путешественников на иные миры удавалось испытать это!
- Значит, скафандры? - спросила Нея Холли.
- Да! Как ни жаль! Потом, когда закончится иммунизация, мы
снимем их. Без шлемов, только с биофильтрами - и это уже удача! Зато
мы будем готовы в три-четыре дня.
- Может быть, это к лучшему,- сказала Нея Холли.- Анализ воды
Торманса показал некоторые структурные отличия от земной. Первое время
все будут ослаблены привыканием к новой воде.
- Разве важно, какая вода? - спросила Фай Родис.- Простите, я
знаю так мало. Если вода чиста и лишена вредных примесей?
- Простим историку древнее заблуждение,- улыбнулась Эвиза.- Наши
предки долго считали воду просто водой, соединением водорода и
кислорода, и вовсе не умели ее анализировать. Оказалось, что вода
имеет сложную физико-химическую структуру с участием многих элементов.
Тысячи видов воды, полезной, вредной, нейтральной, хотя в простом
анализе одинаковой и совершенно чистой, встречаются в ключах, речках и
озерах Земли. Торманс - другая планета, с иным характером общего
круговорота воды, эрозии и минерального насыщения. Мы нашли, что эта
вода в среднем может сказаться на нас некоторым угнетением нервной
системы. Против него я подобрала таблетки ИГН-102. Только не забывайте
бросать их в любую жидкость для питья или еды.
- Итак, скафандры,- вмешался молчавший до сих пор Гриф Рифт,- у
нас будет одно преимущество...
- В случае опасности? - Эвиза наклонила голову, метнув косой
взгляд на Чеди Даан.
- Догадка верна. Скафандр не поддается ни ножу, ни пуле, ни
пиролучу,- подтвердил Рифт.
- Но голова, самая ценная часть тела, без шлема поддается,-
весело возразила Фай Родис.
Чеди Даан пристально взглянула на Родис, как будто удивляясь ее
оживлению. Действительно, сдержанная, немного суровая предводительница
экспедиции сейчас, накануне испытания, будто стала другой.
- Но как же с планом Чеди? - спросил Гэн Атал.
- Его придется осуществить позднее, после акклиматизации,-
ответила Фай Родис.
Чеди только плотнее сжала губы и отвернулась к большой карте
Торманса, растянутой над входом в круглый зал.
- Чеди, мне сейчас пришло в голову,- окликнула ее Эвиза Танет,-
вы чувствительно отнеслись к комедии, разыгранной Фай Родис и Оллой
Дез. Но не думаете ли вы, что намерение слиться с народом Ян-Ях,
маскируясь под девушку Торманса, тоже содержит элемент обмана?
Смотреть чужими глазами на открытое вам, как природной тормансианке?
Не подглядывание ли это?
- Я... да... нет, я представляла это с другой стороны. Просто
стать ближе к ним, живя одинаковой жизнью, испытывая одни трудности и
радости, беды и опасности!
- Но имея возможность в любой момент вернуться к своим? Обладая
могуществом человека ЭВР? И счастьем возвратиться в прекрасный мир
Земли? - наступала Эвиза.
Чеди оглянулась на Родис по давней привычке оценивать реакцию
своего идеала, но зеленые глаза Родис смотрели на нее серьезно и
непроницаемо.
- Тут двойственность,- начала Чеди,- и я думала о более важном.
- Для кого? - Эвиза была немилосердна, как исследователь.
- Для нас. А им,- Чеди показала на карту Торманса,- не будет
никакого вреда. Ведь мы делаем это, чтобы не ошибиться, чтобы знать,
как и чем помочь.
- Прежде надо узнать, следует ли! - сказал Гриф Рифт.- Может
оказаться...
Ослепительная вспышка рыжего огня блеснула за окном прямого
наблюдения. Звездолет вздрогнул. Гэн Атал мгновенно исчез в лифте, а
Гриф Рифт и Див Симбел бросились к дублерам пилотского пульта.
Еще вспышка, еще одно легкое содрогание корпуса "Темного
Пламени". Включенные звукоприемники донесли чудовищный грохот,
заглушивший однообразный вопль рассекаемой атмосферы.
Люди побежали на места аварийного расписания и замерли у
приборов, еще не отдавая себе отчета в случившемся. Звездолет
продолжал мчаться сквозь тьму на ночной стороне планеты. До
терминатора осталось не больше получаса. Зазвенели серебряные
колокольчики сигнала "опасности нет". Рифт и Симбел спустились из
пилотской кабины, а Гэн Атал - из поста броневой защиты.
- Что это было? Нападение? - встретила их Фай Родис.
- Очевидно,- угрюмо кивнул Гриф Рифт.- Вероятно, стреляли
ракетами. Предвидя такую возможность, мы с Гэн Аталом держали
включенным внешнее отражательное поле, хотя оно вызывает ужасный шум в
атмосфере. Звездолет не получил ни малейшего повреждения. Как будем
отвечать?
- Никак! - твердо сказала Фай Родис.- Сделаем вид, что мы ничего
не заметили. Они знают по вспышкам, что попали оба раза, и убедятся в
полной несокрушимости нашего корабля. Убеждена, что других попыток не
будет.
- Пожалуй, верно,- согласился Гриф Рифт,- но поле мы оставим -
пусть лучше воет, чем рисковать всем от трусливого вероломства.
- Теперь я еще больше стою за скафандры,- сказала Эвиза.
- И со шлемами НП,- отозвался Рифт.
- Шлемов не нужно,- возразила Фай Родис.- Тогда не будет
контакта с жителями планеты и наша миссия принесет ничтожную пользу.
Этот риск придется принять.
- Вряд ли шлемы послужат надежной защитой,- пожала великолепными
плечами Эвиза Танет.
Нападения на звездолет не повторялись. "Темное Пламя" перешел на
высокую орбиту и выключил двигатели. На корабле ни на минуту не
прекращали готовиться к высадке. Биологические фильтры самым
тщательным образом подгонялись в нос, рот и уши семерых
"десантников".
Личные роботы-спутники СДФ настраивались на индивидуальные биотоки.
Название СДФ от первых букв латинских слов: "слуга, защитник,
носильщик" - определяло название машины. Больше всего заботы, как
обычно, требовали скафандры. Они изготовлялись специальным институтом
из тончайших слоев молекулярно перестроенного металла, изолированного
подкладкой, не раздражающей кожу. Несмотря на невероятную - для
техники даже недавнего прошлого - прочность и термонепроницаемость,
толщина скафандра измерялась долями миллиметра, и он внешне не
отличался от тончайшего гимнастического костюма с высоким воротником,
плотно облегающего все тело. Человек, одетый в такой костюм, походил
на металлическую статую, только гибкую, живую и теплую.
Выбирая цвета скафандров, Олла Дез старалась каждого участника
высадки, особенно женщин, представить наиболее эффектно.
Фай Родис, не задумываясь, выбрала черный с синим отливом, цвета
воронова крыла, который очень подходил к ее черным волосам, твердым
чертам лица и зеленым глазам. Эвиза попросила придать металлу
серебристо-зеленый цвет ивового листа. Она решила не менять
темно-рыжего оттенка своих волос и топазовых кошачьих глаз. Черный
пояс и черная отделка воротничка еще резче выделяли пламя ее волос.
Чеди Даан выбрала пепельно-голубой, с глубоким отливом земного
неба и серебряной отделкой, а Тивиса без колебаний взяла
темно-гранатовый, с розовым поясом, гармонировавший с ее оливковой
кожей и мрачноватыми карими глазами.
Мужчины хотели было надеть одинаковые серые скафандры, но,
подчиняясь настояниям женщин, выбрали себе металлическую броню более
красивых цветовых сочетаний.
Фай Родис задумчиво рассматривала лица спутников. Они выглядели
бледными по сравнению со смуглыми обитателями планеты Ян-Ях, и она
посоветовала всем принять пилюли загара.
- Может быть, нам следует переменить и цвет глаз, сделать их
непроницаемо черными, как у тормансиан? - спросила Эвиза.
- Нет, зачем же? - возразила Родис.- Пусть они будут такие, как
есть. Только сделаем их еще ярче. Это можно, Эвиза? Несколько лет
назад были в моде "звездчатые" глаза.
- При условии, что у меня будет четыре дня для серии химических
стимуляций!
- Четыре дня будет, сделайте всем нам лучистые глаза,
напоминающие звезды, и пусть видят землянина издалека, в любой толпе!
- Интересно, какие глаза больше всего любили наши далекие предки
во времена, когда еще не умели произвольно менять их цвет? - сказала
Олла Дез.- Фай знает, например, вкусы ЭРМ.
- Если говорить о вкусах этой эры, то они были очень изменчивы,
неясны и необоснованны. Но почему-то в те времена красота требовалась
преимущественно от женщин. Произведения литературы, фото, фильмы
перечисляют женские достоинства и почти не говорят о мужских.
- Неужели наши далекие сестры были такими постыдно
неразборчивыми? - возмутилась Олла.- Наследство тысячелетий военного
патриархата!
- Изобилие столь интересующих вас повелителей,- улыбнулась
Родис,- но вернемся к глазам. На первом месте находились мои -
чисто-зеленые глаза, и это вполне естественно по биологическим законам
здоровья и силы.
- А кто из нас на втором месте?
- Чеди. Синие или фиалковые, яркого оттенка. Дальше по
нисходящей шли серые, потом карие и голубые. Очень редкими были, а
потому и высоко ценились топазовые глаза, как у Эвизы, или золотистые,
как у Оллы, но они считались зловещими, потому что походили на глаза
хищных животных: кошек, тигров, орлов.
- А для мужчин был какой-нибудь критерий? - спросила Эвиза.
- Зеленых глаз у них, видимо, не было, да, судя по литературе, и
синих тоже,- пожала плечами Родис.- Чаще всего упоминаются серые, как
сталь, или голубые, как лед,- признак сильных, волевых натур,
настоящих мужчин, подчиняющих себе других, всегда готовых пустить в
ход кулаки или оружие.
- По этому признаку следует бояться Гриф Рифта и Вир Норина,-
рассмеялась Эвиза.
- Но если Гриф Рифт действительно командир, то Вир Норин слишком
мягок, даже для мужчины ЭВР,- возразила Олла Дез.
- Глаза глазами, а все же придется надевать этот металл,-
вздохнула Эвиза Танет,- и надолго расстаться с ощущением своей кожи,-
и она провела ладонью по плечу и голой руке извечным жестом человека,
с детства обученного тщательному уходу за телом.
- Начнем. Кто будет ассистировать - вы, Олла, и Нея?
- Без Неи никак,- ответила Олла Дез.
- Тогда зовите ее,- и Фай Родис первая шагнула через порог в
камеру биологического контроля.
Процесс одевания был долог и неприятен. Прошло немалое время,
пока все семеро собрались в круглом зале. Чеди Даан еще ни разу не
надевала скафандра и должна была постепенно привыкнуть к ощущению
двойной кожи. Она не могла отвести глаз от Фай Родис - таким
воплощением красоты сильного женского тела казалась она в черной
броне, оттенявшей бледность ее лица и прозрачность зеленых глаз.
На поясе каждого укрепили овальную коробочку для деструкции
продуктов метаболизма, на плечах поблескивали полоски приборов
видеозаписи и треугольные зеркальца кругового обзора. На правую руку
надели второй сигнальный браслет - для связи с кораблем через
персонального робота, а в ложбинке между ключиц поместили цилиндр
воздушного обдува. Время от времени между телом и скафандром от плеч
до ступней пробегала воздушная волна, создавая приятное ощущение
легкого массажа. Воздух выходил через клапаны на пятках, а со стороны
казалось, будто на металлическом теле перекатываются могучие мускулы.
Фай Родис оглядывала товарищей, так странно отдалившихся и
недоступных в холодном блеске облегающего металла...
- И вы собираетесь в таком виде предстать перед тормансианами? -
раздался позади голос Гриф Рифта.
Родис вдруг осознала, что ее беспокоило.
- Ни в коем случае! - повернулась она к Рифту.- Мы, женщины,
наденем обычные короткие юбочки тропической зоны, накинем пелеринки.
- Может быть, лучше рубашки, как у тормансианок? - спросила
Тивиса, стеснявшаяся внешней открытости скафандра.
- Попробуем, может быть, они окажутся удобнее,- согласилась
Родис.
- А я стою за тропический костюм для мужчин,- сказал Вир Норин.
- Шорты годятся, но рубашка без рукавов привлечет внимание к
"металлическим" рукам,- возразил Гриф Рифт.- Тормансианские рубашки
удобнее и для мужчин.
- Как странно, что на Тормансе, на улицах и дома, люди
закутывают себя в одежду. Но на сценах, в громадных залах общественных
зрелищ или в телепередачах они едва одеты,- заметила Олла Дез.
- Действительно, тут нелепое противоречие - одно из многих,
какие нам предстоит разгадать,- сказала Родис.
- Может быть, зрелища подобного рода потому и привлекательны для
них, что тормансиане обычно одеты с головы до ног,- догадалась Чеди.
- Это простое и вероятное объяснение наверняка ошибочно: судя по
законам психики, все гораздо сложнее,- закончила Родис дискуссию.
После первого же сеанса магнитной стимуляции, проведенного
Эвизой, "десантники" разошлись, чувствуя себя в броне непривычно
связанными и отчужденными. Они должны были привыкать к ней в
оставшиеся до посадки дни. Тончайшая металлическая пленка, по
существу, нисколько не стеснявшая движений, стала незримой стеной
между ними и остающимися на корабле. Все как будто бы оставалось
прежним, но уже не было единодушного "мы" в обсуждении ближайших
планов - появились "они" и "мы".
На сигнал готовности звездолета с главной обсерватории Стражей
Неба последовало указание о месте посадки. "Темное Пламя" должен был
сесть на широкий пологий мыс на южном берегу экваториального моря,
приблизительно в трехстах километрах от столицы. Увеличенные снимки
этого места показали унылый, поросший высоким темным кустарником вал,
вклинившийся в серо-зеленое море. И местность, и море казались
безлюдными, что вызвало опасения среди остающихся в звездолете.
- Безлюдье,- основное условие для посадки ЗПЛ. Мы предупредили
Совет Четырех,- напомнил товарищам Гриф Рифт.
- Могли бы выбрать место поближе к городу,- сказала Олла Дез.-
Все равно они не позволили выходить всем.
- Вы забываете, Олла,- невесело сказала Родис,- близ города было
бы очень трудно удержать любопытных. А здесь они поставят вокруг
охрану, и никто из жителей Торманса не подойдет к нашему кораблю.
- Подойдут! Я позабочусь об этом! - с неожиданной горячностью
вмешался Гриф Рифт.- Я пробью кустарник экранирующим коридором,
который будет открываться звуковым паролем. Место входа я передам Фай
по видеолучу. И вы сможете посылать к нам гостей, желанных,
разумеется.
- Будут и нежеланные,- заметила Родис.
- Не сомневаюсь. Нея замещает Атала, и мы с ней отразим любую
попытку. Надо быть начеку. После неудачи с ракетами они попробуют
что-нибудь другое.
- Не раньше, чем убедятся в том, что второй звездолет, о котором
я говорила, не придет. До тех пор вы будете в безопасности -
три-четыре месяца, возможно, и больше. Как и мы,- тише добавила Родис.
Гриф Рифт положил руку на плечо в теплом черном металле,
заглянул в печальные и бесстрашные глаза.
- Вы сами определили срок вашего возвращения на корабль, Родис.
И его лучше сократить, а не удлинять.
- Я понимаю вашу тревогу, Рифт...
- Представьте, что вы встретите стену глухого, абсолютного
непонимания и ее не удастся пробить. Разве дальнейшее пребывание будет
оправдано? Слишком велик риск.
- Не могу поверить, что можно отвергнуть знания Земли. Ведь это
дверь в беспредельное и ясное будущее из их жизни - короткой,
мучительной и, я боюсь, темной,- возразила Родис.
- Чувство необходимости жертвы - самое архаическое в человеке,
проходящее через все религии в истории древних обществ. Умилостивить
неведомую силу, смягчить божество, придать долговечность хрупкой
судьбе. От закапывания людей на алтарях перед боем, охотой, для урожая
или основания построек, от колоссальных гекатомб вождей, царей,
фараонов до невообразимых избиений во имя бредовых политических и
религиозных идей, национальной розни. Но мы, познавшие меру, творцы
великих охранительных устройств общества для уничтожения горя и жертв,
- неужели мы не расстались еще с этой древней чертой психики?
Фай Родис ласково провела пальцами по волосам Грифа.
- Если мы вторгаемся в жизнь Торманса, применяя древние методы -
столкновение силы с силой, если мы нисходим до уровня их представлений
о жизни и мечте... - Родис умолкла.
- Тем самым принимаем и необходимость жертвы. Так?
- Так, Рифт...
Только Родис вошла в свою каюту, как ее сигнальный браслет
вспыхнул - Чеди Даан, некоторое время избегавшая встречи с ней один на
один, просила разрешения прийти.
- Видимо, я очень тупая,- заявила Чеди, едва переступив порог,-
я так мало знаю о великой сложности жизни...
Фай Родис слегка пожала горячие руки девушки, обрамленные на
запястьях серебряными кольцами скафандра, любуясь ее начавшим смуглеть
лицом в рамке пепельно-русых волос.
- Не надо казниться, Чеди! Главное всегда и везде - не совершать
поступка, продиктованного ошибочным мнением. Кто не путался в,
казалось бы, неразрешимых противоречиях? Даже боги древних верований
были подвержены этому. Только природа обладает неограниченной
жестокостью, чтобы решать противоречия слепым экспериментом за счет
всего живущего!
Они сели на диван. Чеди вопросительно посмотрела на Родис.
- Расскажите мне о теории инферно,- после некоторого колебания
попросила она и поспешно добавила: - Мне очень важно знать.
Родис задумчиво прошлась по каюте и, остановившись у стеллажа
микробиблиотеки, провела пальцами по зеленым пластинкам кодовых
обозначений.
- Теория инфернальности - так говорят издавна. На самом же деле
это не теория, а свод статистических наблюдений на нашей Земле над
стихийными законами жизни и особенно человеческого общества. Инферно -
от латинского слова "нижний, подземный", оно означало ад. До нас
дошла
великолепная поэма Данте, который, хотя писал всего лишь политическую
сатиру, воображением создал мрачную картину многоступенчатого инферно.
Он же объяснил понятную прежде лишь оккультистам страшную суть
наименования "инферно", его безвыходность. Надпись: "Оставь
надежду
всяк сюда входящий" - на вратах ада отражала главное свойство
придуманной людьми обители мучений. Это интуитивное предчувствие
истинной подоплеки исторического развития человеческого общества - в
эволюции всей жизни на Земле как страшного пути горя и смерти - было
измерено и учтено с появлением электронных машин. Пресловутый
естественный отбор природы предстал как самое яркое выражение
инфернальности, метод добиваться улучшения вслепую, как в игре, бросая
кости несчетное число раз. Но за каждым броском стоят миллионы жизней,
погибавших в страдании и безысходности. Жестокий отбор формировал и
направлял эволюцию по пути совершенствования организма только в одном,
главном, направлении - наибольшей свободы, независимости от внешней
среды. Но это неизбежно требовало повышения остроты чувств - даже
просто нервной деятельности - и вело за собой обязательное увеличение
суммы страданий на жизненном пути.
Иначе говоря, этот путь приводил к безысходности. Происходило
умножение недозрелого, гипертрофия однообразия, как песка в пустыне,
нарушение уникальности и неповторимой драгоценности несчетным
повторением... Проходя триллионы превращений от безвестных морских
тварей до мыслящего организма, животная жизнь миллиарды лет
геологической истории находилась в инферно.
Человек, как существо мыслящее, попал в двойное инферно - для
тела и для души. Ему сначала казалось, что он спасется от всех
жизненных невзгод бегством в природу. Так создавались сказки о
первобытном рае. Когда стало яснее строение психики человека, ученые
определили, что инферно для души - это первобытные инстинкты, плен, в
котором человек держит сам себя, думая, что сохраняет
индивидуальность. Некоторые философы, говоря о роковой неодолимости
инстинктов, способствовали их развитию и тем самым затрудняли выход из
инферно. Только создание условий для перевеса не инстинктивных, а
самосовершенствующихся особей могло помочь сделать великий шаг к
подъему общественного сознания.
Религиозные люди стали проповедовать, что природа,
способствующая развитию инстинктов,- от воплощения зла, давно
известного под именем Сатаны. Ученые возражали, считая, что процесс
слепой природной эволюции направлен к освобождению от внешней среды и,
следовательно, к выходу из инферно.
С развитием мощных государственных аппаратов власти и угнетения,
с усилением национализма с накрепко запертыми границами инферно стали
создаваться и в обществе.
Так путались и в природных, и в общественных противоречиях, пока
Маркс не сформулировал простого и ясного положения о прыжке из царства
необходимости в царство свободы единственно возможным путем - путем
переустройства общества.
Изучая фашистские диктатуры ЭРМ, философ и историк пятого
периода Эрф Ром сформулировал принципы инфернальности, впоследствии
подробно разработанные моим учителем.
Эрф Ром заметил тенденцию всякой несовершенной социальной
системы самоизолироваться, ограждая свою структуру от контакта с
другими системами, чтобы сохранить себя. Естественно, что стремиться
сохранять несовершенное могли только привилегированные классы данной
системы - угнетатели. Они прежде всего создавали сегрегацию своего
народа под любыми предлогами - национальными, религиозными, чтобы
превратить его жизнь в замкнутый круг инферно, отделить от остального
мира, чтобы общение шло только через властвующую группу. Поэтому
инфернальность неизбежно была делом их рук. Так неожиданно
реализовалось наивно-религиозное учение Мани о существовании
направленного зла в мире - манихейство. На самом деле это была
совершенно материальная борьба за привилегии в мире, где всего не
хватало.
Эрф Ром предупреждал человечество не допускать мирового
владычества олигархии - фашизма или государственного капитализма.
Тогда над нашей планетой захлопнулась бы гробовая крышка полной
безысходности инфернального существования под пятой абсолютной власти,
вооруженной всей мощью страшного оружия тех времен и не менее
убийственной науки. Произведения Эрф Рома, по мнению Кин Руха, помогли
построению нового мира на переходе к Эре Мирового Воссоединения.
Кстати, это Эрф Ром первый подметил, что вся природная эволюция жизни
на Земле инфернальна. Об этом же впоследствии так ярко написал Кин
Рух.
Родис привычно набрала шифр, и небольшой квадрат библиотечного
экрана засветился. Знакомый облик Кин Руха возник в желтой глубине,
вперяя в зрительниц поразительно острые и белесоватые глаза. Ученый
повел рукой и скрылся, продолжая говорить за кадром.
А на экране появилось усталое, печальное и вдохновенное лицо
старого мужчины с квадратным лбом и высоко зачесанными седыми легкими
волосами. Кин Рух пояснил, что это древний философ Алдис, которого
прежде отождествляли с изобретателем морского сигнального фонаря.
Трудно разобраться в именах народов, у которых фонетика не совпадала с
орфографией, произношение же было утрачено в последовавшие века, что
особенно сказалось на распространенном в ЭРМ английском языке.
Алдис, заметно волнуясь и задыхаясь от явной сердечной болезни,
говорил: "Беру примером молодого человека, потерявшего любимую жену,
только что умершую от рака. Он еще не ощущал, что он жертва особой
несправедливости, всеобщего биологического закона, беспощадного,
чудовищного и цинического, нисколько не менее зверских фашистских
"законов". Этот нестерпимый закон говорит, что человек должен
страдать, утрачивать молодость и силы и умирать. Он позволил, чтобы у
молодого человека отняли все самое дорогое, и не давал ему ни
безопасности, ни защиты, оставляя навсегда открытым для любых ударов
судьбы из тени будущего! Человек всегда неистово мечтал изменить этот
закон, отказываясь быть биологическим неудачником в игре судьбы по
правилам, установившимся миллиарды лет тому назад. Почему же мы должны
принимать свою участь без борьбы?.. Тысячи Эйнштейнов в биологии
помогут вытащить нас из этой игры, мы отказываемся склонить голову
перед несправедливостью природы, прийти к согласию с ней". Кин Рух
сказал: "Трудно ясней сформулировать понятие инферно для человека.
Видите, как давно поняли его принципы люди? А теперь..."
На экране возникла модель земного шара, многослойный прозрачный
сфероид, освещенный изнутри. Каждый участок его поверхности был
крохотной диорамой, бросавшей стереоскопическое изображение прямо на
зрителя как бы из безмерной дали. Вначале загорались нижние слои шара,
оставляя прозрачными и немыми верхние. Постепенно проекция поднималась
все выше к поверхности. Перед зрителем проходила наглядно история
Земли, запечатленная в геологических напластованиях. Эта обычная
демонстрационная модель была насыщена невиданным ранее Чеди
содержанием. Кин Рух объявил, что построил схему эволюции животных по
данным Эрф Рома.
Каждый вид животного был приспособлен к определенным условиям
жизни, экологической нише, как назвали ее биологи еще в древности.
Приспособление замыкало выход из ниши, создавая отдельный очаг
инферно, пока вид не размножался настолько, что более не мог
существовать в перенаселенной нише. Чем совершеннее было
приспособление, чем больше преуспевали отдельные виды, тем страшнее
наступала расплата.
Загорались и гасли разные участки глобуса, мелькали картины
страшной эволюции животного мира. Многотысячные скопища
крокодилообразных земноводных, копошившихся в липком иле в болотах и
лагунах; озерки, переполненные саламандрами, змеевидными и
ящеровидными тварями, погибавшими миллионами в бессмысленной борьбе за
существование. Черепахи, исполинские динозавры, морские чудовища,
корчившиеся в отравленных разложением бухтах, издыхавшие на истощенных
бескормицей берегах.
Выше по земным слоям и геологическому времени появились миллионы
птиц, затем гигантские стада зверей. Неизбежно росло развитие мозга и
чувств, все сильнее становился страх смерти, забота о потомстве, все
ощутительнее страдания пожираемых травоядных, в темном мироощущении
которых огромные хищники должны были представлять подобие демонов и
дьяволов, созданных впоследствии воображением человека. И царственная
мощь, великолепные зубы и когти, восхищавшие своей первобытной
красотой, имели лишь одно назначение - рвать, терзать живую плоть,
дробить кости.
И никто и ничто не могло помочь, нельзя было покинуть тот
замкнутый круг инфернальности, болото, степь или лес, в котором
животное появилось на свет в слепом инстинкте размножения и сохранения
вида... А человек, с его сильными чувствами, памятью, умением понимать
будущее, вскоре осознал, что, как и все земные твари, он приговорен от
рождения к смерти. Вопрос лишь в сроке исполнения и том количестве
страдания, какое выпадет на долю именно этого индивида. И чем выше,
чище, благороднее человек, тем большая мера страдания будет ему
отпущена "щедрой" природой и общественным бытием - до тех пор, пока
мудрость людей, объединившихся в титанических усилиях, не оборвет этой
игры слепых стихийных сил, продолжающейся уже миллиарды лет в
гигантском общем инферно планеты...
Вот почему первое понимание инфернальности жизни прежде
приносило столько психических надломов и самоубийств в самом
прекрасном возрасте - восемнадцати - двадцати лет.
- Я сопоставила два отрывка из лекций моего учителя,- сказала
Фай Родис,- и теперь вам ясна пресловутая теория инфернальности. "Но
миллионы лет на веру наших "да!" ты отвечаешь - "нет!", -
пропела
Родис, перефразируя одного из своих любимых древних русских поэтов.
- О да!- воскликнула Чеди.- Но можно ли мне будет узнать об
испытаниях, каким себя подвергали некоторые историки?
- Вы, видимо, знаете обо мне больше, чем я полагала,- сказала
Родис, читая ее мысли,- так узнайте еще.
С этими словами она достала звездообразный кристалл мнемозаписи,
именуемый в просторечии "звездочкой", и подала его Чеди.
- Инфернальность стократно усиливала неизбежные страдания
жизни,- сказала она,- создавала людей со слабой нервной системой,
которые жили еще тяжелее,- первый порочный круг. В периоды
относительного улучшения условий страдание ослабевало, порождая
равнодушных эгоистов. С переходом сознания на высшую общественную
ступень мы перестали замыкаться в личном страдании, зато безмерно
расширилось страдание за других, то есть сострадание, забота о всех,
об искоренении горя и бед во всем мире,- то, что ежечасно заботит и
беспокоит каждого из нас. Если уж находиться в инферно, сознавая его и
невозможность выхода для отдельного человека из-за длительности
процесса, то это имеет смысл лишь для того, чтобы помогать его
уничтожению, следовательно, помогать другим, делая добро, создавая
прекрасное, распространяя знание. Иначе какой же смысл в жизни?
Простая истина, понятая до удивления не скоро. Поэтому настоящие
революционеры духа вначале были редки в те древние времена.
Чтобы представить меру личного страдания прошлых времен, мы,
историки, придумали систему испытаний, условно названных ступенями
инфернальности. Это серия не только физических, но и психических
мучений, предназначенных для того, чтобы мы, изучающие историю ЭРМ,
стали бы ближе к ощущениям предков. Мотивация их поступков и
предрассудков сделалась бы понятнее для отдаленных тысячелетиями
светлой жизни потомков.
Чеди Даан сосредоточенно наклонила голову.
- И вы думаете, что здесь, на Тормансе,- инферно? Что крышка
всепланетного угнетения здесь захлопнулась, потому что они не
достигли...
- У них всепланетная олигархия наступила очень быстро из-за
однородности населения и культуры,- пояснила Родис.
Чеди Даан вышла, оглядываясь на неподвижную Фай Родис, унесшуюся
мыслями то ли на неизведанную планету внизу под кораблем, то ли на
бесконечно далекую Землю.
Спустя два часа Чеди явилась снова, с пылающими щеками и
опущенными глазами. Без слов она подала "звездочку", схватила
протянутую руку Родис, приложила ко лбу и внезапно поцеловала. Шепнув:
"Простите меня за все",- она выскочила из каюты, еще неловкая в
скафандре. Родис посмотрела ей вслед, и вряд ли кто-нибудь из экипажа
звездолета мог представить себе столько материнской доброты на лице
начальницы экспедиции.
Впечатление от только что просмотренной "звездочки" взбудоражило
Чеди, затронув какие-то древние инстинкты. В памяти увиденное
наплывало и выступало с болезненной резкостью, как ни хотелось Чеди
поскорее забыть о нем. Зная множество подобных историй из древних книг
и фильмов о прошлом, Чеди представляла себе жестокость прежних времен
отвлеченно.
Сопротивление героев воодушевляло, а само описание их
злоключений даже оставляло смутно приятное чувство безопасности,
невозможности подобного произвола судьбы ни с самой Чеди, ни с кем
иным из всего множества людей на Земле. Учитель психологии объяснял в
школе, что в древности, когда было много голодных и нищих людей, сытые
и обеспеченные любили читать книги и смотреть фильмы о бедных,
умирающих от голода, угнетенных и униженных, чтобы сильнее
прочувствовать свою обеспеченную и спокойную жизнь. Больше всего
сентиментальных книг об ущербных и несчастных людях и, как антитеза к
ним, о неслыханно удачливых героях и красавицах было создано в
неустойчивое, тревожное время ЭРМ. Тогда люди, предчувствуя
неизбежность грозных потрясений в жизни человечества, были рады
каждому произведению искусства, которое могло дать драгоценное чувство
хотя бы временной безопасности: "Пусть это случается с другими, но не
со мной".
Чеди, как и все, проходила закалку физическими трудностями,
работала в госпиталях тяжелых заболеваний - рецидивов расстроенной
наследственности или очень серьезных травм с нередкими случаями
эвтаназии - приговором легкой смерти, на каком бы высоком уровне
развития общество ни находилось.
Но все это было естественной необходимостью жизни, понятной,
преодоленной мудростью и психической закалкой, жизни, ежеминутно
чувствующей свое единство с общим духовным потоком человечества,
стремящегося ко все более высокому будущему. В него не нужно было
верить, как в давно прошедшие времена, настолько реально и зримо оно
предстояло перед уходящим в прошлое. Но то, что увидела Чеди в
"звездочке" Родис, вовсе не походило на горе жизни ЭВР.
Одиночество и беспомощность человека, насильно оторванного от
всего интересного, светлого и дорогого, были так обнажены, что чувство
бесконечной тоски назойливо внедрялось в душу помимо воли Чеди.
Унижение и мучения, каким подвергалось это одинокое, отторгнутое
существо, возвращали человека ЭВР в первобытную ярость, смешанную с
горечью бессилия, казалось бы, немыслимого для человека Земли.
Через испытания Фай Родис Чеди как бы окунулась в атмосферу
душной, бессмысленной жестокости и вражды давно прошедших веков.
Гордое, стальное достоинство женщины ЭВР не сломилось под силой
психологического воздействия, может быть, потому, что перед ней была
Фай Родис - олицетворение всего, к чему стремилась сама Чеди.
Молодая исследовательница человека и общества устыдилась,
вспомнив, как на далекой Земле она не раз подвергала сомнению
необходимость сложных охранительных систем коммунистического общества.
Люди Земли из поколения в поколение затрачивали на них огромные
материальные средства и силы. Теперь Чеди знала, что, несмотря на
неизбежное возрастание доброты, сострадания и нежности, от суммы
пережитых миллионов лет инфернальных страданий, накопленных в генной
памяти, всегда возможно появление людей с архаическим пониманием
доблести, с диким стремлением к власти над людьми, возвышению себя
через унижение других. Одна бешеная собака может искусать и
подвергнуть смертельной опасности сотни людей. Так и человек с
искривленной психологией в силах причинить в добром, ничего не
подозревающем окружении ужасные бедствия, пока мир, давно забывший о
прежних социальных опасностях, сумеет изолировать и трансформировать
его.
Вот почему так сложна организация ПНОИ - психологического
надзора, работающего вместе с РТИ - решетчатой трансформацией индивида
- и непрерывно совершенствуемая Советом Чести и Права. Полная аналогия
с ОЭС - охраной электронных связей космического корабля, только еще
сложнее, многообразнее.
Впервые понятая как следует роль ПНОИ успокоила и ободрила Чеди.
Будто материнская неусыпная забота человечества Земли достала своей
могучей рукой сюда, сквозь витки Шакти и Тамаса. Глубоко вздохнув,
девушка перестала чувствовать металлическую броню и уснула так
спокойно, как не спала с момента приближения к Тормансу.
ГЛАВА V. В САДАХ ЦОАМ
Нея Холли, переселившаяся под купол звездолета на место Гэн
Атала, проснулась от глухого воя приборов наружного прослушивания. Она
сообразила, что "Темное Пламя" перешел на низкую орбиту, не выключая
защитного поля. На экране внутреннего ТВФ она увидела водителей
звездолета, оживленно беседующих с Фай Родис.
Снижение "Темного Пламени" должно было взбудоражить всю планету.
Возможно было вторичное нападение именно в тот момент, когда земляне
выключат защитное поле. Фай Родис, настаивавшая на выключении поля,
взяла верх. Она убедила пилотов корабля в том, что в олигархическом
государстве обратная связь неминуемо слаба. Пока известие о том, что
поле снято и можно повторить нападение, пробьется к верховному
владыке, "Темное Пламя" успеет опуститься.
Звездолет кружил над планетой Ян-Ях, приноравливаясь к
назначенному месту посадки. Этот вдававшийся в море мыс был слишком
мал для громадного, неповоротливого ЗПЛ. Открыли еще две смотровые
шахты, и земляне не могли оторваться от них, впервые рассматривая
планету на столь близком расстоянии. "Темное Пламя" делал последние
витки на высоте около 250 километров. Немного более плотная, чем у
Земли, атмосфера уже начала нагревать рассекавший ее корабль. Планета
Ян-Ях не казалась голубой, как Земля. Преобладающий оттенок был
фиолетовый, большие озера среди гор выглядели почти черными, с
золотистым отливом, а океаны - густо-аметистовыми. Там, где сквозь
неглубокую воду просвечивали мели, море угрюмо зеленело.
Земляне с грустным чувством вспоминали радостный зеленый оттенок
Тибета, каким они видели его с такой же высоты в последний раз.
Параллельные ребра рассеченных низких гребней, вереницы
теснящихся друг на друга пирамид, лабиринты сухих долин на необозримых
плоскогорьях Ян-Ях казались светло-коричневыми с фиолетовым оттенком.
Местами тонкий растительный покров набрасывал на изрытую и бесплодную
почву шоколадное покрывало. Колоссальные излияния морщинистых
темно-серых лав отмечали область экваториальных разломов. Вокруг этих
мрачных зон почва приобрела кирпичный цвет, а по удалении от лавовых
гор становилась все желтее. Симметричные борозды песчаных дюн
морщинили пустынное побережье, и планета казалась необитаемой.
Лишь присмотревшись, земляне увидели, что вдоль больших рек и в
низменных котловинах, где почва голубела от влажных испарений, большие
площади были разбиты на правильные квадраты. Затем проступили дороги,
зеленые острова городов и огромные бурые пятна подводных зарослей на
морских мелководьях. Облака не дробились пушистыми комочками,
перистыми полосами или рваными ослепительно белыми полями, как на
Земле. Здесь они громоздились чешуйчатыми, зернистыми массами,
скучиваясь над морями хвостового и головного полушарий.
Звездолет пронизала вибрация. Гриф Рифт включил охладители.
Окутанный серебряным облаком корабль ринулся вниз. Экипаж на этот раз
встретил перегрузку торможения не в магнитных камерах, а в
амортизационных креслах и на диванах. И снова, бессознательно соблюдая
незримую грань, семеро одетых в металлическую броню собрались на
диване отдельно от остальных звездолетчиков.
Место и время посадки "Темного Пламени", как потом узнали
земляне, держалось в секрете. Поэтому лишь немногие обитатели планеты
Ян-Ях видели, как громада корабля, внезапно возникшая из глубины неба,
нависла над пустынным мысом. Горячий столб тормозной энергии ударил в
рыхлую почву, подняв пыльный, дымный смерч. Бешено крутящаяся колонна
долго не поддавалась напору морского ветра. Ее жаркое дыхание
распространилось далеко по морю и суше, навстречу спешившим сюда
длинным громыхающим машинам, набитым тормансианами в одинаковых
лиловых одеждах. Они были вооружены - у каждого на груди висели
коробки с торчащими вперед короткими трубками. Застигнутые жарким
дыханием смерча, машины остановились в почтительном отдалении.
Тормансиане всматривались в пылевую завесу, стараясь понять, что это -
благополучный спуск или катастрофа? Постепенно сквозь
серовато-коричневую мглу начал приступать темный купол звездолета,
стоявший так ровно, как будто он опустился на заранее подготовленный
фундамент. К удивлению тормансиан, даже заросли высокого кустарника
вокруг корабля оказались неповрежденными. Пришлось прорубать дорогу,
чтобы пропустить машины с эмблемой четырех змей, предназначенные для
прилетевших.
Непосредственно у самого звездолета растительность была
уничтожена и почва расплавилась, образовав гладкую кольцевую площадку.
Внезапно основание звездолета утонуло в серебряном облаке. На
тормансиан повеяло холодом. Через несколько минут почва остыла. В
корабле открылись два круглых люка, напоминавших широко расставленные
громадные глаза. Выпуклые полированные поверхности их загорелись
зловещим отблеском в лучах красного светила, пробившихся сквозь клубы
редеющей пыли. Тормансиане в лиловом, пробиравшиеся полукольцом через
кустарник, остановились, оглядываясь на застрявшие позади машины.
Оттуда по цепи передали распоряжение не подходить ближе. Нечеловечески
мощный вздох пронесся над мысом. Спиральное движение воздуха закрутило
листья, куски обуглившихся веток и осевшую пыль, вознося их высоко к
фиолетовому небосводу. Ветер подхватил и отнес мусор в пустынное море.
Без промедления над кольцеобразным выступом основания купола корабля
расползлись в стороны толстые броневые плиты. Выдвинулась массивная
труба, диаметром больше человеческого роста. На конце ее изящно и
бесшумно развернулся веер из металлических балок, под которым
опустилась на почву прозрачная клетка подъемника. Затаив дыхание,
жители Торманса смотрели на эту блестящую, как хрусталь, коробку.
Фай Родис, шедшая впереди по трубчатой галерее, взглядом
прощалась с остающимися членами экипажа. Они выстроились в ряд и,
стараясь скрыть тревогу, провожали уходящих улыбками и ласковыми
пожатиями.
У рычагов подъемника стоял Гриф Рифт. Он задержал металлический
локоть Родис, шепнув с непривычной для него мягкостью:
- Фай, помните, я готов все взять на себя! Я сотру их город с
лица планеты и разрою его на глубину километра, чтобы выручить вас!
Фай Родис обняла командира за крепкую шею, привлекла к себе и
поцеловала.
- Нет, Гриф, вы никогда не сделаете этого!
В этом "никогда" было столько силы, что суровый звездолетчик
покорно наклонил голову...
Перед жителями планеты Ян-Ях появилась женщина в костюме черного
цвета, похожем на те, которые были разрешены лишь высшим сановникам
города Средоточия Мудрости. Металлические стойки на воротнике держали
перед лицом гостьи прозрачный щиток. На плечах в такт шагам
вздрагивали змееобразные трубки и ослепительно блестели треугольные
зеркальца, словно священные символы власти. Рядом, блестя вороненой
крышкой, проворно семенил девятью столбиками-ножками какой-то
механизм, неотступно следовавший за женщиной Земли...
Один за другим выходили ее спутники - три женщины и трое мужчин,
каждый в сопровождении такой же механической девятиножки.
Больше всего поразили встречавших ноги пришельцев, обнаженные до
колен. Они блестели разноцветным металлом, а на пятках выступали зубцы
вроде коротких шпор. Металл блестел и в разрезах мужских рубашек, и в
широких рукавах женских блуз. Жители Ян-Ях с удивлением увидели, что
лица землян, гладкие, покрытые ровным загаром, по существу, ничем не
отличались от "белозвездных людей", как тормансиане называли себя.
Они
поняли, что металл на телах пришельцев лишь плотно прилегающая, очень
тонкая одежда.
Двое важного вида тормансиан сошли с высокой и длинной повозки,
изогнувшейся в зарослях наподобие членистого насекомого. Они встали
перед Фай Родис и рывком поклонились.
Женщина Земли заговорила на чистом языке Ян-Ях. Но голос ее,
звенящий и высокий, металлического тембра, зазвучал из цилиндра на
спине сопровождающего механизма.
- Родичи, разлучившиеся с нами на двадцать веков, наступило
время встретиться снова.
Тормансиане отозвались нестройным шумом, переглядываясь с видом
чрезвычайного изумления. Украшенные эмблемами змей сановники поспешно
приблизились и пригласили гостей к большому экипажу. Старший по
возрасту сановник извлек из нагрудной сумки лист желтой бумаги,
исписанный красивыми знаками Ян-Ях. Склонив голову, он начал
выкрикивать слова так, что его услышали и люди в звездолете, и
тормансиане, стоявшие поодаль за кустами. При первых же словах
сановника тормансиане почтительно вытянулись и одинаково склонили
головы.
- Говорит великий и мудрый Чойо Чагас. Его слова к пришельцам:
"Вы явились сюда, на планету счастья, легкой жизни и легкой смерти. В
великой доброте своей народ Ян-Ях не отказывает вам в гостеприимстве.
Поживите с нами, поучитесь и расскажите о нашей мудрости, благополучии
и справедливом устройстве жизни в тех неведомых безднах неба, откуда
вы так неожиданно пришли!"
Оратор умолк. Земляне ожидали продолжения речи, но сановник
спрятал бумажку, выпрямился и взмахнул рукой. Тормансиане ответили
громким ревом.
Фай Родис оглянулась на спутников, и Чеди могла бы поручиться,
что зеленые глаза на бесстрастном лице ее руководительницы смеялись,
как у проказливой школьницы.
Дверь в борту машины раскрылась, и Родис шагнула на опустившуюся
ступеньку. Робот-девятиножка, иначе верный СДФ, устремился следом,
старший сановник сделал протестующий жест. Мгновенно из-за его спины
возник плотный, одетый в лиловое человек с нашивкой в виде глаза на
левой стороне груди. Фай Родис уже поднялась в машину, а СДФ уцепился
передними конечностями за край подножки, когда человек в лиловом
энергично пнул робота ногой прямо в колпак из вороненого металла.
Предостерегающий крик Родис, обернувшейся слишком поздно, замер на ее
губах. Тормансианин взлетел в воздух и, описав дугу, рухнул в чащу
колючего кустарника. Лица охранников исказились яростью. Они готовы
были броситься к СДФ, направляя на него раструбы нагрудных аппаратов.
Фай Родис простерла руку над своим роботом, опустила заграждавший лицо
щиток, и впервые сильный голос женщины Земли раздался на планете Ян-Ях
без передающего устройства:
- Осторожно! Это всего лишь машина, служащая сундуком для вещей,
носильщиком, секретарем и сторожем. Машина совершенно безвредна, но
устроена так, что пуля, выпущенная в робота, отлетит назад с той же
силой, а удар может вызвать поле отталкивания, как это сейчас
случилось. Помогите вашему слуге выбраться из кустов и оставьте без
внимания наших металлических слуг!
Тормансианин, заброшенный в колючки, барахтался там, завывая от
злобы. Охранники и оба сановника попятились, и все семь СДФ влезли в
повозку.
В последний раз земляне окинули взглядом "Темное Пламя". Уютный
и надежный кусочек родной планеты одиноко стоял среди пыльной поляны
на ярко освещенной чужим светилом равнине. Люди Земли знали, что
шестеро оставшихся безотрывно следят за ними, но темнота в глубине
люка и галереи казалась непроницаемой.
Повинуясь знаку сановника - "змееносца", как назвала его Эвиза,
- звездолетчики опустились в глубокие мягкие сиденья, и машина,
раскачиваясь и подпрыгивая, понеслась по неровной дороге. Где-то под
полом гудели двигатели. Взвилась коричневая тонкая пыль, скрыв купол
"Темного Пламени". Раструбы мощного компрессора сдували пыль назад.
Земляне осмотрелись. Сопровождавшие во главе с двумя "змееносцами"
уселись поодаль, не проявляя ни дружелюбия, ни враждебности, ни даже
простого любопытства. Однако Родис уловила жадную и опасливую
пытливость в их украдкой бросаемых взглядах. Так могли бы вести себя
дети далекого прошлого Земли, которым под страхом наказания велели не
знакомиться с пришельцами и сторониться их. Высадка землян держалась в
тайне. Бешено мчавшаяся машина вначале не привлекала внимания все
более многочисленных пешеходов или людей в высоких, жутко
раскачивавшихся на ходу повозках. Но слухи о гостях с Земли каким-то
образом разнеслись в городе Средоточия Мудрости. Через четыре земных
часа, когда машины стали приближаться к столице планеты, по краю
широкой дороги уже толпились люди, все без исключения молодые, в
рабочей одежде однообразного покроя, но всевозможных расцветок.
Остались позади коричневые сухие равнины. Очень темная и плотная
зелень рощ чередовалась с правильной геометрией возделанных полей, а
длинные ряды низких домиков - с массивными кубами, очевидно, заводских
зданий.
Наконец под колесами машины нестерпимо засверкало
зеркально-стеклянное покрытие улицы, подобной тем, какие видели
звездолетчики в телевизионных передачах. Вместо того чтобы углубиться
в город, машины повернули на дорогу, обсаженную высокими деревьями с
темно-оливковой корой прямых стволов. Длинные ветви, напоминающие
опахала, были направлены к дороге и кулисообразно перекрывали соседние
деревья. Дорога уходила в тень, как в глубину сцены сквозь бесконечные
ряды декораций. Внезапно деревья-кулисы уступили место тройному ряду
невысоких деревьев, похожих на желтые конусы, опрокинутые вверх
основанием. Между ними в треугольных просветах на фоне темно-лилового
неба виднелась усеянная пестрыми цветами вершина холма,
господствовавшего над столицей. Глухая, четырехметровой высоты голубая
стена ограничивала овальное пространство, в котором клубилась, точно
стремясь переплеснуться через верх, густая роща серебристо-зеленых,
подобных елям, деревьев. Этот сад или парк за пестрым ковром поляны
показался прекрасным после бурых, коричневых и темно-шоколадных
степей, простершихся под густым лиловым небом на протяжении трехсот
километров пути от звездолета до столицы.
- Что это за роща? - впервые нарушила молчание Фай Родис,
обратившись к старшему "змееносцу".
- Сады Цоам,- ответил тот, слегка кланяясь,- место, где живет
сам великий Чойо Чагас и его высокие помощники - члены Совета Четырех.
- Разве мы едем не в город?
- Нет. В своей бесконечной доброте и мудрости великий приютит
вас в садах Цоам. Вы будете его гостями все время, пока не покинете
планету Ян-Ях... Вот мы и у цели. Дальше не может проехать ни одна
машина.- Старший сановник с неожиданным проворством открыл заднюю
дверцу и вылез на стеклянную гладь площадки перед воротами. Он поднял
перед лицом сверкнувший диск и скрылся в отворившемся сбоку проходе.
Второй "змееносец", все время молчавший, жестом пригласил землян
покинуть машину.
Звездолетчики собрались перед воротами, разминаясь и поправляя
трубки биофильтров. Вир Норин и Чеди Даан отошли назад, чтобы охватить
взглядом многоярусное сооружение с внутренними выступами и
позолоченными гребнями, служившее воротами садов Цоам.
- И тут змея! - воскликнула Чеди.- Заметили: на груди
сановников, и на бортах машин, и теперь здесь, на воротах дворца
владык.
- Ничего удивительного,- возразил астронавигатор,- ведь они с
Земли, где этот символ так часто встречался в древних цивилизациях.
Змея неспроста была выбрана атрибутом Сатаны и власти. Она обладает
способностью гипноза, проникает всюду и ядовита...
- Не представляю, как они избавляются от пыли в таких хрупких и
сложных архитектурных формах? - сказала, подходя, Эвиза Танет.
- Без человеческих рук тут не обойтись, но это опасное занятие,-
ответил Вир Норин.
- Следовательно, не ценятся ни руки, ни жизни,- заключила Чеди,
может быть, чересчур поспешно.
Ее слова потонули в громовом реве, раздавшемся из небольшой
башенки в центре надвратного перекрытия:
- Приветствую вас, чужие. Входите без страха, ибо здесь вы под
высокой защитой Совета Четырех, высших избранников народа Ян-Ях, и
лично меня, их главы...
С последним словом распахнулись огромные створки ворот. Земляне
улыбнулись: заверения владыки Торманса были напрасны - никто из них не
испытывал и тени страха. Звездолетчики пошли по упругим плитам,
гасившим звуки шагов. Дорога описывала резкие зигзаги, напоминавшие
знаки молнии, издавна употреблявшиеся на Земле.
- Не слишком ли много слов о безопасности? - спросила Чеди с
едва заметным оттенком нетерпения.
- И поворотов,- добавила Эвиза.
Сквозь гущу деревьев вырисовывались громоздкие линии архитектуры
дворца, тяжко расплывшегося за ковром желтых цветов, острые,
конические соцветия которых торчали жестко, не колеблясь под ветром.
Высоченные, в четыре человеческих роста, двери казались узкими.
Темные панели дверей были покрыты блестящими металлическими
пирамидками. Роботы СДФ, все семь, вдруг устремились вперед, издавая
прерывистый тревожный звон. Они выстроились перед дверями, преграждая
путь звездолетчикам, но через несколько секунд смолкли и расступились.
- Пирамидки на дверях под током,- ответил на вопросительный
взгляд Фай Родис выступивший вперед Гэн Атал.
- Да, но заряд уже выключили,- подтвердил Тор Лик, державшийся в
стороне и с явной неприязнью изучавший архитектуру садов Цоам.
Внезапно и бесшумно раскрылась темная высокая щель дверного
прохода, и земляне вступили в колоссальной высоты зал, резко
разграниченный на две части. Передняя, с полом из шестиугольных
зеркальных плит, была на два метра ниже задней, устланной толстым
черно-желтым ковром. Лучи высокого светила проникали сквозь
красно-золотые стекла, и от этого возвышенная часть зала была
пронизана каким-то волшебным сиянием. Там восседали в знакомом порядке
неизменные четыре фигуры: одна - впереди и в центре, три другие -
слева и немного сзади. В низкой части зала царил тусклый свет,
пробивавшийся с потолка между гигантских металлических змей,
укрепленных на выступах и разевавших клыкастые пасти над гостями с
Земли. Зеркальные плиты отбрасывали неясные разбегавшиеся тени,
усиливая тревожное смятение, которое овладевало всяким, кто
осмеливался стать лицом к лицу с Советом Четырех.
Властители Торманса, очевидно, уже были оповещены обо всем,
касавшемся землян. Они не выразили удивления, когда увидели забавных
девятиножек, семенивших около блестевших металлом ног звездолетчиков.
Повинуясь знаку Фай Родис, все семь СДФ выстроились в линию на
сумеречном зеркальном полу. Земляне спокойно взошли по боковой
лестнице на возвышение и остановились, молчаливые и серьезные, не
спуская глаз с владык планеты. Помедлив, Чойо Чагас встал навстречу
Фай Родис и протянул руку. То же, но более поспешно сделали остальные
трое. Всего секунду понадобилось Родис, чтобы вспомнить забытые на
Земле древние формы приветствия. Она пожала руку владыке, как тысячи
лет назад ее предки, свидетельствуя об отсутствии оружия и злых
намерений. Впрочем, вряд ли оружие отсутствовало здесь на самом деле.
В каждом углублении стены, между сияющими окнами, скрывалась еле
зримая фигура. Один, два, три... восемь неподвижных людей сосчитал Тор
Лик. Их лица не выражали ничего, кроме угрожающей готовности. Можно
было не сомневаться, что по единому знаку эти окаменелые фигуры
превратятся в нерассуждающих исполнителей любого приказа. Да, любого,
это явственно отражалось на тупых лицах с массивными костями черепа,
проступающими под гладкой смуглой кожей.
Эвиза не удержалась от шалости и послала стражам самые чарующие
взгляды, на какие только была способна. Не увидев реакции, она
изменила тактику, и выражение ее лица стало умильно-восхищенным. Это
подействовало. У двух ближайших к ней стражей по щекам разлился
лиловатый румянец.
Земляне сели в кресла с растопыренными в виде когтистых лап
ножками. Звездолетчики молчаливо рассматривали сложные узоры ковра, а
напротив, с невежливой пристальностью изучая гостей, также молча
сидели члены Совета Четырех. Молчание затягивалось. Вир Норин и Фай
Родис, сидевшие ближе других к владыкам, могли уловить их шумное
дыхание - дыхание людей, далеких от спорта, физического труда или
аскетической воздержанности.
Чойо Чагас переглянулся с тонким и жилистым Гентло Ши, уже
известным землянам под сокращенным именем Ген Ши, ведающим миром и
покоем планеты Торманс. Тот вытянул шею и сказал, слегка присвистывая:
- Совет Четырех и сам великий Чойо Чагас хотят знать ваши
намерения и пожелания.
Чеди внимательно посмотрела на владыку планеты, не понимая, как
может человек, наверняка умный, слушать глупую лесть, но лицо Чойо
Чагаса не выдавало никаких чувств.
- Совет Четырех знает все наши желания,- ответила Фай Родис,-
нам нечего прибавить к тому, что мы просили по ТВФ.
- Ну, а намерения? - вкрадчиво спросил Ген Ши.
- Скорее приступить к изучению планеты Ян-Ях и ее народа!
- Как вы предполагаете это сделать? Отдаете ли себе отчет в
непосильности задачи в такой короткий срок изучить огромную планету?
- Все зависит от двух факторов,- спокойно ответила Родис,- от
сотрудничества ваших хранилищ знания, памятных машин, академий и
библиотек и от скорости ваших средств передвижения по планете. Нелепо
думать, что мы сами сможем узнать все то, что накоплено тысячелетиями
труда ваших ученых. Но нам по силам отобрать существенное и вникнуть в
суть жизни народа Ян-Ях через его историю, литературу и искусство.
Многое мы можем записать памятными машинами звездолета. Мы хотели бы
увезти на Землю побольше информации.
- Разве вы поддерживаете прямую связь со звездолетом? - быстро
спросил Зет Уг, недавний оппонент Родис по телевидению.
- Разумеется. И мы рассчитываем показать вам многое из записей
памятных машин звездолета. К сожалению, наши СДФ не могут развернуть
проекцию на большом экране. Каждый робот рассчитан на аудиторию не
более тысячи человек. Семь СДФ одновременно покажут фильмы семи
тысячам зрителей.
Ген Ши привстал с плохо скрываемым беспокойством.
- Думаю, что это не понадобится!
- Почему?
- Народ Ян-Ях не подготовлен для таких зрелищ.
- Не понимаю,- с едва заметным смущением улыбнулась Родис.
- Ничего удивительного,- вдруг сказал молчавший все время Чойо
Чагас, и при звуке его голоса, резкого, повелительного и нетерпимого,
остальные члены Совета вздрогнули и повернулись к владыке,- здесь
многое будет вам непонятно. А то, что вы сообщите нам, может быть
ложно истолковано. Вот почему мой друг Ген Ши опасается показа ваших
фильмов.
- Но ведь любое недоумение может быть разрешено только
познанием, следовательно, тем важнее показать как можно больше,-
возразила Родис.
Чойо Чагас лениво поднял руку ладонью к землянам.
- Не будем обсуждать пришедшее еще только на порог понимания. Я
прикажу институтам, библиотекам, хранилищам искусства подготовить для
вас сводки и фильмы. У нас, видимо, нет таких памятных машин, о
которых вы говорите, но информация, закодированная в мельчайшие
единицы, имеется по двум потокам - слова и изображения. Все это вы
получите здесь, не покидая садов Цоам. При скорости движения наших
газовых самолетов...- Чойо Чагас помедлил,- около тысячи километров в
земной час, вы быстро достигнете любого места нашей планеты.
Настала очередь землян обменяться удивленными взглядами: владыка
Торманса знал земные меры.
- Однако,- продолжал Чойо Чагас,- вам следует сказать заранее,
какие места вы хотите посетить. Наши самолеты не могут опускаться
везде, и не все области планеты Ян-Ях безопасны.
- Может быть, мы сначала познакомимся с общей планетографией
Ян-Ях и потом наметим план посещений? - предложила Родис.
- Это правильно,- согласился Чойо Чагас, вставая, и неожиданно
приветливо сказал: - А теперь пойдемте в отведенные вам комнаты
дворца.
И пошел впереди, ступая бесшумно по мягким коврам, через боковой
ход по коридору, стены которого поблескивали тусклым металлом.
- Неужели эта маска всегда будет прикрывать ваше лицо? - Он чуть
притронулся к прозрачному щитку Фай Родис.
- Не всегда,- улыбнулась та,- как только я стану безопасной для
вас и...
- Мы для вас,- владыка понимающе кивнул.- Поэтому я не зову вас
разделить с нами еду. Вот здесь, - он обвел руками обширный зал с
большими окнами, стекла которых были затемнены внизу,- вы можете
чувствовать себя в полной безопасности. До завтра!
Фай Родис благодарно поклонилась.
Земляне осмотрели комнаты - двери в них находились напротив
окон, по левой стене. Потом они снова собрались в зале.
- Странная архитектура, у нас так строят психолечебницы,-
сказала Эвиза.
- Почему верховный владыка так назойливо уверяет нас в
безопасности? - спросила Тивиса.
- Следовательно, ее нет,- серьезно сказала Родис.- Выбирайте
комнаты, и мы обсудим, кто куда поедет, чтобы я могла высказать наши
пожелания Чойо Чагасу.- Заметив удивление на лицах своих спутников,
она пояснила: - Уверена, что Чойо Чагас поспешит побеседовать со мной
тайно. По их представлениям, я ваша владычица, а властители должны
говорить наедине.
- Неужели? - изумилась Эвиза.
- В давние времена на Земле это приносило неизмеримые бедствия.
Но будем учтивыми гостями и подчинимся тому, что привычно для наших
хозяев. Мне надо заранее знать ваши желания и ваши советы, иначе как я
буду отвечать владыке?
- Может быть, сначала Чеди суммирует свои наблюдения при облете
Торманса? - сказал Вир Норин.- Тогда и нам будет легче выбирать линию
поведения.
- Не думаю, что я узнала больше, чем вы,- смутилась Чеди.- Если
Фай поможет, попытаюсь... Мы столкнулись с обществом своеобразным,
аналогов которому не было в истории Земли или некоммунистических
цивилизаций других планет. Пока не ясно, явилось ли оно дальнейшим
развитием монополистического государственного капитализма или же
муравьиного лжесоциализма. Как вы знаете, обе эти формы смыкались в
нашей земной истории подобным установлением олигархических диктатур.
На первых порах на Земле социализм подражал капитализму в его гонке за
материальной мощью и массовой дешевой продукцией, иногда принося в
жертву идеологию, воспитание, искусство. Некоторые социалистические
страны Азии пытались создать у себя социалистическую систему как можно
скорее, принося в жертву все, что только было можно, и хуже всего -
невосполнимые человеческие и природные ресурсы. В то же время в
наиболее мощной капиталистической стране ЭРМ - Америке, ставшей на
путь военного диктата, стало необходимостью сконцентрировать все
важнейшие отрасли промышленности в руках государства, чтобы исключить
флуктуацию и сопротивление предпринимателей. Это совершилось без
подготовки необходимого государственного аппарата. Именно в Америке с
ее антисоциалистической политикой гангстерские банды пронизали всю
промышленность, государственный аппарат, армию и полицию, всюду неся
страх и коррупцию. Началась борьба со все усиливающимся политическим
влиянием бандитских объединений, начались политические терроры,
вызвавшие усиление тайной полиции и в конечном счете захват власти
олигархией гангстерского типа.
Муравьиный лжесоциализм создался в Китае, тогда только что
ставшем на путь социалистического развития, путем захвата власти
маленькой группой, которая с помощью недоучившейся молодежи разгромила
государственный аппарат и выдвинула как абсолютно непререкаемый
авторитет "великого", "величайшего",
"солнцеподобного" вождя. В том и
другом случае конечным результатом была бесчеловечная олигархия с
многоступенчатой иерархической лестницей. Подбор на этой лестнице
происходил по признаку бездумной и безответственной преданности,
подкрепляемой дешевым подкупом. Монополистический государственный
капитализм невозможен без олигархии, ибо при неизбежном падении
производительных сил можно хорошо обеспечить лишь привилегированную
верхушку. Следовательно, создавалось усиление инфернальности.
Бесчисленные преступления против народа оправдывались интересами
народа, который на деле рассматривался как грубый материал
исторического процесса. Для любой олигархии было важно лишь, чтобы
этого материала было побольше, чтобы всегда существовала
невежественная масса - опора единовластия и войны. Между такими
государствами возникло нелепое соревнование по росту народонаселения,
потянувшее за собой безумное расточительство производительных сил
планеты, разрушившее великое равновесие биосферы, достигнутое
миллионами веков природной эволюции. А для "материала" - народа -
бессмысленность жизни дошла до предела, обусловив наркоманию во всех
видах и равнодушие ко всему...
Чеди помолчала и закончила:
- Мне думается, что на Тормансе мы встретили олигархическое
общество, возникшее из государственного капитализма, потому что здесь
есть остатки религии и очень плохо поставлено дело воспитания.
Капитализм заинтересован в техническом образовании и поддерживает
проповедь религиозной морали. Муравьиный лжесоциализм, наоборот,
тщательно искореняет религию, не заинтересован в высоком уровне
образования, а лишь в том минимуме, какой необходим, чтобы массы
послушно воспринимали "великие" идеи владык - для этого надо, чтобы
люди не понимали, где закон, а где беззаконие, не представляли
последствий своих поступков и полностью теряли индивидуальность,
становясь частицами слаженной машины угнетения и произвола.
- Но как же мораль? - воскликнула Тивиса.
- Мораль в зависимости от обстоятельств диктуется свыше. Кроме
морали религиозной и обычного права, возникшего из общественного
опыта, есть духовные устои, уходящие корнями в тысячи веков социальной
жизни в диком состоянии, у цивилизованного человека скрытые в
подсознании и сверхсознании. Если и этот опыт утрачен в длительном
угнетении и разложении морали, тогда ничего от человека не останется.
Поэтому ничего постоянного в индивидуальностях быть не может, кроме
отсутствия инициативы и, пожалуй, еще страха перед вышестоящими.
Многообразные страхи, пронизывающие такое общество, аналогичны
суеверным страхам, возникавшим в изолированных остатках архаических
культур, где ужас перед богами заставлял ограждать себя сложнейшими
ритуальными обрядами вместо сознательной ответственности за свои
поступки.
- Но ведь это толпа! - сказала Эвиза.
- Конечно, толпа. Подавление индивидуальности сводит людей в
человеческое стадо, как было в Темные Века Земли, когда христианская
церковь фактически выполнила задачу Сатаны, озлобив и сделав убийцами
множество людей... К несчастью, главная религиозная книга наиболее
техничной и могущественной из прошлых цивилизаций - белой - была
Библия, наполненная злом, предательством, племенной враждой и
бесконечными убийствами... Для другой великой цивилизации прошлого -
желтой - учение Конфуция породило безответную покорность
обстоятельствам жизни... Но вы заставляете меня отклоняться от
экономики в психологию. Кончаю. На Тормансе классовое
капиталистическое общество, олигархия, властвующая над двумя основными
классами, одинаково угнетенными: классом образованных, которые по
необходимости живут дальше, иначе невыгодно их учить, и классом
необразованных, которые умирают в двадцать пять лет.
- И вы, Родис, согласны с утверждениями Чеди? - спросил Вир
Норин.
- Мне они кажутся вполне вероятными, только не совсем ясна грань
между госкапитализмом и муравьиным лжесоциализмом. Может быть,
общество Торманса возникло из второго?
- Может быть,- согласилась Чеди.- Если они признают науку лишь
как средство захвата и утверждения власти, а мораль как способ
заставить единообразно мыслить огромные массы людей, но и сами тогда,
будучи невежественны и аморальны, находятся под прессом опасений и
подозрений. Для этого общественного строя типичны две фазы: первая -
заставить плодиться и размножаться, как кроликов, пока планета еще не
освоена, внедряя священный долг размножения через религиозную мораль.
Вторая фаза - поспешное уничтожение прежних духовных устоев, когда
теснота перенаселения вызвала необходимость абсолютной покорности
неисчислимых людских масс. В том многомиллиардном море человечества
Торманса стерлась индивидуальность, утонули выдающиеся в науке и
искусстве люди. И потребовалось внедрить долг и обязанность ранней
смерти.
- Мне думается, Чеди права,- сказала Фай Родис,- и ее вывод о
ненаучности управления верен. То и другое - и быстрое размножение и
уничтожение огромных масс людей - происходило стихийно, без цели и
смысла, так, что даже вся эта чудовищная жестокость была напрасной.
Отвергая социальную науку, правители Торманса не исследовали, дает ли
прирост населения увеличение числа одаренных особей или, наоборот,
уменьшает это число. Делается ли отдельный человек счастливее и
здоровее, или возрастает горе и несчастье. Априорно можно сказать, что
при таком бесчеловечном строе усиливалось горе. Наверняка ничего даже
отдаленно похожего на нашу Академию Горя и Радости не могло быть
здесь... А ресурсы планеты истощались.
- Скажите нам, Родис,- попросила Эвиза,- неужели и у нас, на
Земле, когда-то было нечто подобное? Я изучала историю, но
недостаточно, и этот трудный переходный период истории человечества -
Эру Разобщенного Мира - представляю плохо. В чем его суть?
- В этот период начали формироваться госкапиталистические
формации с тенденцией распространиться по всей планете. Именно в фазе
государственного капитализма выявилась вся бесчеловечность такой
системы. Едва устранилась конкуренция, как сразу же отпала
необходимость в улучшении и удешевлении продуктов производства. Трудно
представить, что творилось в Америке после установления этой формы! В
стране, избалованной обилием вещей! Олигархия властвует лишь ради
своих привилегий. Существо этой формы в неравенстве распределения, не
обусловленном ни собственностью на средства производства, ни
количеством и качеством труда. В то же время во главе всего стоит
частный вопрос личного успеха, ради которого люди готовы на все, не
заботясь об обществе и будущем. Все продается, дело только в цене.
Лжесоциализм, усвоив от государственного капитализма демагогию и
несбыточные обещания, смыкается с ним в захвате власти группой
избранных и подавлении, вернее, даже физическом уничтожении
инакомыслящих, в воинствующем национализме, в террористическом
беззаконии, неизбежно приводящем к фашизму. Как известно, без закона
нет культуры, даже цивилизации. В условиях лжесоциализма великое
противоречие личности и общества не может быть разрешено. Все туже
скручивается пружина сложности взаимной кооперации отдельных элементов
в высшем организме и высшем обществе. Самая страшная опасность
организованного общества - чем выше организация, тем сильнее делается
власть общества над индивидом. И если борьба за власть ведется
наименее полезными членами общества, то это и есть оборотная сторона
организации.
Чем сложнее общество, тем большая в нем должна быть дисциплина,
но дисциплина сознательная, следовательно, необходимо все большее и
большее развитие личности, ее многогранность. Однако при отсутствии
самоограничения нарушается внутренняя гармония между индивидом и
внешним миром, когда он выходит из рамок соответствия своим
возможностям и, пытаясь забраться выше, получает комплекс
неполноценности и срывается в изуверство и ханжество. Вот отчего даже
у нас так сложно воспитание и образование, ведь оно практически длится
всю жизнь. Вот отчего ограничено "я так хочу" и заменено на "так
необходимо".
- Кто же был первым на этом пути? Неужели опять Россия? -
заинтересовалась Эвиза.
- Опять Россия - первая страна социализма. Именно она пошла
великим путем по лезвию бритвы между гангстеризующимся капитализмом,
лжесоциализмом и всеми их разновидностями. Русские решили, что лучше
быть беднее, но подготовить общество с большей заботой о людях и с
большей справедливостью, искоренить условия и самое понятие
капиталистического успеха, искоренить всяческих владык, больших и
малых, в политике, науке, искусстве. Вот ключ, который привел наших
предков к Эре Мирового Воссоединения. Его мы не нашли на Тормансе,
потому что здесь две тысячи лет спустя после ЭМВ еще существует
инферно, олигархия, создавшая утонченную систему угнетения. Для борьбы
с этой системой надо создать людей высокой психофизиологической
тренировки, подобно нам, безвредных в своем могуществе. И прежде всего
научить их бороться со всепроникающей "избранностью" - системой
противопоставления владык и толпы, всеведущих ученых и темных невежд,
звезд и бесталанных, элиты и низшего, рабочего класса. В этой системе
корень фашизма и развращения людей Торманса...
Семеро землян сидели на широком диване багряно-красного цвета.
Сквозь высокое окно какой-то толстой пластмассы розового оттенка
виднелись деревья сада, пронизанные лучами светила Торманса. В отличие
от земного Солнца, оно не описывало дуги по небу, а опускалось
медленно и величественно почти по отвесной линии. Его лучи сквозь
розовые окна казались лиловыми. Бронзовые лица звездолетчиков
приобрели угрюмый зеленоватый оттенок.
- Итак, решено,- сказал Вир Норин, чей СДФ исполнял обязанности
секретаря и кодировал результаты совещания для передачи на "Темное
Пламя".
- Решено,- подтвердила Родис,- вы останетесь в столице среди
ученых и инженеров. Тор Лик и Тивиса пересекут планету от полюса до
полюса, побывают в заповедниках и на морских станциях, Эвиза - в
медицинских институтах, Чеди и Гэн будут изучать общественную жизнь, а
я займусь историей. Сейчас надо связаться с кораблем, а потом - спать.
Наши хозяева рано ложатся и рано встают.
Действительно, едва угасли последние лучи заката и под высоким
потолком автоматически включилось освещение, как настала полнейшая
тишина. Иногда можно было заметить в темноте сада тени медленно
ходивших стражей, и снова все застывало, как в мертвой воде сказочного
озера.
Эвизе стало душно, она подошла к окну и стала возиться с
затвором. Широкая рама распахнулась, прохладный, по-особенному
пахнущий воздух сада чужой планеты повеял в комнату, и в тот же момент
мерзко завыла труба. Со всех сторон побежали люди, светя фонарями и
угрожающе поднимая черные воронки своего оружия.
Вир Норин одним прыжком оказался около ошеломленной Эвизы и
захлопнул окно. Вой прекратился. Норин жестами пытался успокоить
столпившихся под окном стражей. Фонари погасли, охранники разошлись, и
земляне дали волю своим чувствам, подтрунивая над возмущенной Эвизой.
- Я убежден, что нас слушают и видят все время,- сказал Тор Лик.
- Хорошо, что язык Земли абсолютно непонятен Тормансу! -
воскликнула Эвиза.- У них нет еще наших текстов достаточной длины.
- Мне думается, его легко расшифруют,- возразила Чеди,- много
сходных слов и понятий. По сути дела, это один из языков пятого
периода ЭРМ, изменившийся за двадцать два столетия.
- Как бы то ни было, наши разговоры пока непонятны и не будут
излишне беспокоить владык Ян-Ях,- сказала Фай Родис.- Следует иногда
экранироваться с помощью СДФ, чтобы не вводить их в интимные стороны
нашей жизни. Например, сейчас, когда мы будем говорить со звездолетом.
Черно-синий СДФ Родис вышел к центру комнаты. Под его колпаком
загудел дальний проектор ТВФ, комната погрузилась во мрак.
Звездолетчики уселись поплотнее на диване. С противоположной стороны
вспыхнул зеленый свет и зазвучали мелодичные звуки песни о ветке ивы
над горной рекой. Неясные, торопливо двигавшиеся контуры людей вдруг
обозначились резко и объемно, будто оставшиеся в корабле перелетели
сюда, в сады Цоам, и сели рядом в этой высокой комнате дворца.
Экономя энергию батарей СДФ, сила которых могла понадобиться на
более важные дела, каждый сжато передал свои впечатления первого дня
на Тормансе. Рекорд краткости побил Тор Лик, говоривший последним:
"Много пыли, слов о величии, счастье и безопасности. Наряду с этим
страх и охранительные устройства, которые не для безопасности, а для
того, чтобы сделать владык Торманса недоступными. Лица людей хмуры,
даже птицы, и те не поют".
Когда погасло стереоизображение и связь со звездолетом
прервалась, Родис сказала:
- Не знаю, как вас, а меня предохранительная сыворотка и
биофильтры клонят в сон.
Сонливое состояние вместо обычной жажды деятельности испытывали
все. Эвиза сочла это нормальным явлением и предупредила, что
звездолетчики будут вялыми еще дня три-четыре.
На следующее утро, едва семеро землян успели позавтракать, как
явился сановник в угольно-черном одеянии с вышитыми на нем
голубовато-серебряными змеями. Он пригласил Фай Родис на свидание с
"самим великим Чойо Чагасом". Остальным членам экспедиции он
предложил
прогулку по садам Цоам, пока не настанет время идти в центральный
"Круг Сведений", куда передадут информацию "по приказу великого
Чойо
Чагаса".
Фай Родис, послав товарищам воздушный поцелуй, вышла в
сопровождении молчаливого охранника в лиловом. Почтительно кивая, он
показывал дорогу. У одного из входов, прикрытых тяжелым ковром, он
застыл, раскинув руки и согнувшись пополам. Фай Родис сама отбросила
ковер, и тотчас распахнулась тяжелая дверь, которая, как все двери на
Тормансе, поворачивалась на петлях, а не вдвигалась в стену, как в
домах Земли. Фай Родис очутилась в комнате с темно-зелеными
драпировками и резной мебелью черного дерева, которую земляне уже
видели со звездолета по секретному каналу телепередач.
Чойо Чагас стоял, слегка прикасаясь пальцем к хрустальному
переливчатому шару на черной подставке. Вблизи "великий" мало походил
на свои отображения на экране. Чагас улыбнулся хитровато и ободряюще,
рукой приглашая ее садиться, и Родис улыбнулась ему в ответ, уютно
располагаясь в широком кресле.
Чойо Чагас уселся поближе, доверительно наклонился вперед и
сложил руки, как бы приготовившись терпеливо слушать свою гостью.
- Теперь мы можем говорить вдвоем, как и подобает вершителям
судеб. Пусть звездолет только песчинка в сравнении с планетой,
психологически ответственность и полнота власти одна и та же.
Фай Родис хотела было возразить - подобная формула применительно
к ней не только неверна, а морально оскорбительна для человека Земли,
но сдержалась. Было бы смешно и бесполезно обучать закоренелого
олигарха основам земной коммунистической этики.
- Каковы нормы человеческого общения у вас, на Земле,- продолжал
Чойо Чагас,- в каких случаях вы говорите правду?
- Всегда!
- Это невозможно. Истинной, непреложной правды нет!
- Есть ее приближение к идеалу, тем ближе, чем выше уровень
общественного сознания человека.
- При чем тут оно?
- Когда большинство людей отдает себе отчет в том, что всякое
явление двусторонне, что правда имеет два лица и зависит от
изменяющейся жизни...
- Значит, нет абсолютной правды?
- Погоня за абсолютным - одна из самых тяжких ошибок человека.
Получается односторонность, то есть полуправда, а она хуже, чем прямая
ложь, та обманет меньшее число людей и не страшна для человека
знающего.
- И вы всегда держитесь этого правила? Неотступно?
- Неотступно! - твердо ответила Родис и тут же про себя
смутилась, вспомнив инсценировку, разыгранную на звездолете.
- Тогда скажите правду: зачем вы явились сюда, на планету Ян-Ях?
- Повторяю прежнее объяснение. Наши ученые считают вас потомками
землян пятого периода древней эпохи, называемой на Земле ЭРМ - Эрой
Разобщенного Мира. Вы должны быть нашими прямыми родичами. Да разве
это не очевидно, достаточно взглянуть на нас с вами?
- Народ Ян-Ях иного мнения,- раздельно сказал Чойо Чагас,- но
допустим, что сказанное вами верно. Что дальше?
- Дальше нам естественно было бы вступить в общение. Обменяться
достигнутым, изучить уроки ошибок, помочь в затруднениях, может быть,
слиться в одну семью.
- Вот оно что! Слиться в одну семью! Так решили вы, земляне, за
нас! Слиться в одну семью! Покорить народ Ян-Ях. Таковы ваши тайные
намерения!
Фай Родис выпрямилась и застыла, в упор смотря на Чойо Чагаса.
Зеленые глаза ее потемнели. Какая-то незнакомая сила сковала волю
председателя Совета Четырех. Он подавил мимолетное ощущение испуга и
сказал:
- Пусть наши опасения преувеличены, но ведь вы не спросили нас,
явившись сюда. Надо ли мне называть все причины, по которым наша
планета отвергает всех и всяких пришельцев из чужих миров?
- А особенно из мира столь похожих на вас людей,- подсказала
Родис мысль, затаенную Чагасом.
Тот скользнул по ней подозрительным взглядом узких глаз:
"Ведьма, что ли?" - и утвердительно кивнул головой.
- Я не могу поверить, что люди Ян-Ях отказались бы заглянуть в
океан безбрежного знания, открытый им через нашу планету и Великое
Кольцо!
- Я не знаю, что это такое.
- Тем более! - Родис удивленно посмотрела на Чойо Чагаса,
наклонилась поближе.- Разве для вас не главное - умножение красоты,
знания, гармонии и в человеке, и в обществе?
- Это ваша правда! А наша - это ограничение знаний, ибо они
открывают человеку чудовищную пропасть космоса, на краю которой он
сознает свое ничтожество, теряет веру в себя. Разрушается ценность
простых и прекрасных ощущений жизни. Счастье человека - быть в ладу с
теми условиями, в каких он рожден и будет пребывать всегда, ибо выход
из них - это смерть, ничто, погасшая на ветру искра. И мы создали
здесь счастье не для того, чтобы его разрушили пришельцы, пусть даже
претендующие на кровное родство с нами!
- Счастье моллюска, укрывшегося в раковину, которую вот-вот
раздавит неизбежное стечение обстоятельств, которое раньше называли на
Земле, да и сейчас называют у вас, судьбой.
- У нас все предусмотрено!
- Без знания? А недавние катастрофические последствия
перенаселения? Вся ваша планета покрыта кладбищами - десятки
миллиардов жертв невежества и упорства,- горько сказала Фай Родис.-
Обычная расплата за цивилизацию, лишенную мудрости. Допустить слепое
переполнение экологической ниши*, как у любого вида животных?
Печальный и позорный результат для гомо сапиенс - человека мудрого.
- Вот как! Вам известна история Ян-Ях? Откуда? - недобро
прищурился Чойо Чагас.
- Только обрывок из сообщения чужого звездолета,
=================
* Экологическая ниша - область жизнеобитания того или иного вида.
наблюдавшего вашу планету двести восемьдесят лет назад. Ему отказали в
посадке ваши предшественники, тоже воображавшие, будто они держат в
своих руках судьбу планеты.- Фай Родис сказала это насмешливо и резко,
понимая, что только так можно пробить скорлупу самоуверенного величия
этого человека.
Чойо Чагас вскочил и смерил Родис с головы до ног таким
взглядом, от которого у подвластных ему людей подкашивались ноги и
терялась речь. Женщина Земли встала, медленно и спокойно рассматривая
владыку, как нечто любопытное, подлежащее изучению. Люди Земли давно
научились тонко чувствовать психологическую атмосферу, окружавшую
каждого человека, и по ней судить о его мыслях и чувствах.
- Уничтожение несогласных - прием древний и устаревший,- сказала
она, читая мысли владыки.- Не только за посланцев других миров,
вестников космического братства разума, но и за людей своего народа в
конце концов придется ответить.
- Каким образом? - сдерживая бешенство, спросил Чагас.
- Если исследователи установят на планете вредоносную жестокость
и намеренную дезинформацию, препятствия для путей к познанию, что
ведет к невежеству населения, тогда они могут апеллировать к арбитражу
Великого Кольца.
- И тогда?
- Мы лечим болезни не только отдельных людей, но и целых
обществ. И особенное внимание уделяем профилактике социальных
бедствий. Вероятно, следовало бы это сделать на планете Ян-Ях
несколько столетий назад...
- Вы с поучениями явились, когда мы уж сами выпутались из
труднейшего положения,- успокаиваясь сказал председатель Совета
Четырех.
- Вы знаете, что земляне раньше не могли преодолеть гигантское
пространство. Да мы и не подозревали, что наши предки с Земли смогли
удалиться на такое невероятное расстояние. Если бы не исследователи с
Цефея... Впрочем, зачем мы напрасно тратим время. Попробуйте отбросить
роль всесильного владыки. Помогите нам узнать вас и попытайтесь сами
узнать нас. А результат определит и дальнейшие ваши решения.
- А ваши?
- Я не могу решать единолично ничьих судеб - даже доверившихся
мне спутников. Вот почему я не владыка в вашем понимании.
- Приму к сведению,- сказал Чойо Чагас, снова ставший любезным и
усадивший Родис на прежнее место.- Думали ли вы о планах знакомства с
нашей планетой?
Фай Родис изложила намеченный вчера план. Чойо Чагас слушал
внимательно и, к удивлению Родис, не высказал никаких возражений. Он
стоял, посматривая на хрустальный шар и как будто задумавшись. Родис
умолкла, и он, не отводя глаз от шара, дал согласие на все поездки
своих гостей.
- С одним лишь условием,- вдруг повернулся он к Фай Родис,-
чтобы вы пока оставались гостьей садов Цоам!
- В качестве заложницы? - полушутя-полусерьезно спросила Родис.
- О нет, что вы! Просто я первым должен узнать про свою
"прародину",- иронически ответил он.
- Неужели вы ничего не знаете о ней?
Чойо Чагас чуть вздрогнул и уклонился от всепонимающих зеленых
глаз.
- Разумеется! Мы с Белых Звезд, как установлено нашими учеными.
А вы совсем другие. Вы не видите себя со стороны и не понимаете, как
вы отличны от нас. Прежде всего у вас неслыханная быстрота движений,
мыслей, сочетающаяся с уверенностью и очевидным внутренним покоем. Все
это может привести в бешенство.
- Это плохо. Вы открываете таимую в глубине неполноценность -
мать всякой жестокости. Когда приходят к власти люди с таким
комплексом, они начинают сеять вокруг себя озлобление и унижение, и
оно расходится, подобно кругам по воде, вместо примера доблести и
служения человеку.
- Чепуха! Это только вам кажется, людям с чуждой нам психикой!..
Фай Родис встала так быстро, что Чойо Чагас весь подобрался от
неожиданности, как хищный зверь. Но она только прикоснулась к
хрустальному шару, заинтересовавшему ее своими особенными цветовыми
переливами.
- Эти гадальные шары для аутогипноза умели делать на Земле
только в Японии пять тысячелетий тому назад. Древние мастера
вытачивали их из прозрачных естественных кристаллов кварца. Главная
оптическая ось кристалла ориентирована по оси шара. Для гадания нужны
два шара, один ставят осью вертикально, другой - горизонтально, как
ваш Тор... ваша планета. Где же второй шар?
- Остался у предков на Белых Звездах.
- Возможно,- равнодушно согласилась Родис, словно потеряв
интерес к дальнейшему разговору.
Впервые в жизни председатель Совета Четырех ощутил
необыкновенное смятение. Он опустил голову. Несколько минут оба
молчали.
- Я познакомлю вас с моей женой,- внезапно сказал Чойо Чагас и
бесшумно исчез за складками зеленой ткани. Фай Родис осталась стоять,
не отводя взгляда от шара и слабо улыбаясь своим мыслям. Внезапно она
протянула руку к поясу и вынула крохотную металлическую трубку.
Приложила ее к подставке гадального шара, и ничтожная пылинка черного
дерева, вполне достаточная для анализа, оказалась в ее распоряжении.
Фай Родис не догадывалась, что удостоилась неслыханной чести.
Личная жизнь членов Совета Четырех всегда была скрытой. Считалось, что
эти сверхлюди вообще не снисходят до столь житейских дел, как
женитьба, зато мгновенно могут получить в любовницы любую женщину
планеты Ян-Ях. На самом деле владыки брали жен и любовниц лишь из
узкого круга наиболее преданных им людей.
Чойо Чагас вошел бесшумно и внезапно. По-видимому, это было его
обыкновением. Он метнул быстрый взгляд по сторонам и лишь потом
посмотрел на неподвижно стоявшую гостью.
- Они на месте,- тихо сказала Родис,- только...
- Что только? - нетерпеливо воскликнул Чойо Чагас, в два шага
пересек комнату и отдернул складчатую драпировку, ничем не
отличавшуюся от обивки стен. В нише за ней стоял человек, широко
раскрытыми глазами он смотрел на своего господина. Чойо Чагас гневно
закричал, но страж не двинулся с места. Чойо Чагас бросился в другую
сторону. Родис остановила его жестом.
- Второй тоже ничего не соображает!
- Это ваши шутки? - вне себя спросил владыка.
- Я опасалась встретить непонимание, вроде как вчера с окном,- с
оттенком извинения призналась Родис.
- И вы можете так каждого? Даже меня?
- Нет. Вы входите в ту пятую часть всех людей, которая не
поддается гипнозу. Сначала надо сломить ваше подсознание. Впрочем, вы
это знаете... У вас собранная и тренированная воля, могучий ум. Вы
подчиняете себе людей не только влиянием славы, власти,
соответствующей обстановкой. Хотя и этими способами пользуетесь
отлично. Ваш приемный зал: вы - наверху, в озарении, внизу, в
сумерках,- все другие, ничтожные служители.
- Разве плохо придумано? - спросил Чойо Чагас с ноткой
превосходства.
- Эти вещи очень давно известны на Земле. И куда более
величественные!
- Например?
- В Древнем Китае император, он же Сын Неба, ежегодно совершал
моление об урожае. Он шел из храма в специальную мраморную беседку -
алтарь - через парк дорогой, по которой имел право ходить только он.
Дорога была поднята до верхушек деревьев парка и вымощена тщательно
уложенными плитами мрамора. Он шел в полном одиночестве и тишине, неся
сосуд с жертвой. Всякому, кто подвертывался нечаянно там, внизу, под
деревьями, немедленно отрубали голову.
- Значит, для полного величия мне следовало бы вчера отрубить
головы всем вам?.. Но оставим это. Как вы справились с моими стражами?
- Очень легко. Они тренированы на безответственность и бездумное
исполнение. Это влечет за собой потерю разумного восприятия, тупость и
утрату воли - главного компонента устойчивости. Это уже не
индивидуальность, а биомашина с вложенной в нее программой. Нет ничего
легче, как заменить программу...
Из-за драпировки так же внезапно, как и ее муж, появилась
женщина необыкновенной для тормансианки красоты. Одного роста с Фай
Родис, гораздо более хрупкая, она двигалась с особой гибкостью, явно
рассчитанной на эффект. Волосы, такие же черные, как у Родис, но
матовые, а не блестящие, были зачесаны назад с высокого гладкого лба,
ложась на виски и затылок тяжелыми волнами. На темени сверкали две
переплетенные змеи с разинутыми пастями, тонко отчеканенные из
светлого, с розоватым отливом металла. Ожерелье этого же металла в
виде узорных квадратов, соединенных розовыми камнями с алмазным
блеском, охватывало высокую шею и спускалось четырьмя сверкающими
подвесками в ложбинку между грудей, едва прикрытых фестонами упругого
корсажа. Покатые узкие плечи, красивые руки и большая часть спины были
обнажены, отнюдь не в правилах повседневного костюма Торманса.
Длинные, слегка раскосые глаза под ломаными бровями смотрели
пристально и властно, а губы крупного рта с приподнятыми уголками были
плотно сомкнуты, выражая недовольство.
Женщина остановилась, бесцеремонно рассматривая свою гостью. Фай
Родис первая пошла навстречу.
- Не обманывайте себя,- негромко сказала она,- вы, бесспорно,
красивы, но прекраснее всех быть не можете, как и никто во вселенной.
Оттенки красоты бесконечно различны - в этом богатство мира.
Жена владыки сощурила темные коричневые глаза и протянула руку
жестом величия, в котором проступало что-то нарочитое, детское. Фай
Родис, уже усвоившая приветствие Торманса, осторожно сжала ее узкую
ладонь.
- Как вас зовут, гостья с Земли? - спросила та высоким,
резковатым голосом, отрывисто, как бы приказывая.
- Фай Родис.
- Звучит хорошо, хотя мы привыкли к иным сочетаниям звуков. А я
- Янтре Яхах, в обыденном сокращении - Ян-Ях.
- Вас назвали по имени планеты! - воскликнула Родис.- Удачное
имя для жены верховного владыки.
По губам женщины Торманса пробежала презрительная усмешка.
- Что вы! Планету назвали моим именем.
- Не может быть! Переименовывать планету с каждой новой
властительницей - какой громадный и напрасный труд в переписке всех
обозначений, сколько путаницы в книгах!
- Хлопоты с изменением имен - пустяк! - вмешался Чойо Чагас.-
Нашим людям не хватает занятий, и всегда найдутся работники.
Фай Родис впервые смутилась и молча стояла перед владыкой
планеты и его прекрасной женой.
Оба по-своему истолковали ее смущение и решили, что настал
благополучный момент для завершения аудиенции.
- Внизу, в желтом зале, ждет инженер, приданный вам для помощи в
получении информации. Он будет всегда находиться здесь и являться по
первому вашему зову.
- Вы сказали инженер? - переспросила Родис.- Я рассчитывала на
историка. Ведь я невежда в вопросах технологии. Кроме того, у нас на
Земле история - важнейшая отрасль знаний, наука наук.
- Чтобы распоряжаться информацией, нужен инженер. У нас это
так.- Чойо Чагас снисходительно усмехнулся.
- Благодарю.- Родис поклонилась.
- О, мы встретимся еще не раз! Когда вы покажете мне фильмы о
Земле?
- Когда захотите.
- Хорошо. Я выберу время и сообщу. Да,- Чойо Чагас кивнул на
драпировки,- верните их в прежнее состояние.
- Можете подать сигнал, они свободны.
Чойо Чагас щелкнул пальцами, и в ту же секунду оба стража вышли
из укрытия со склоненными головами. Один из стражей пошел впереди Фай
Родис через коридоры до зала, завешенного черными драпировками и
устланного черными коврами. Отсюда лестница черного камня двумя
полукружиями спускалась к золотисто-желтому нижнему залу. Страж
остановился у балюстрады, и Фай Родис пошла вниз одна, чувствуя
странное облегчение, будто за угрюмой чернотой вверху осталась тревога
о судьбе экспедиции.
Посреди на желтом ковре стоял человек, бледнее обычного
тормансианина, с густой и короткой черной бородой, похожий на
старинный портрет эпохи ЭРМ. Могучий лоб, густые брови, нависшие над
чуть выпуклыми фантастическими глазами, узкая дуга черных усов...
Человек будто в трансе смотрел, как спускалась по черной лестнице
женщина Земли, поразительно правильные и твердые черты лица которой
были полускрыты прозрачным щитком. Нечто нечеловеческое исходило от
сияния ее широко раскрытых зеленых глаз под прямой чертой бровей. Она
смотрела как бы сквозь него в беспредельные, ей одной ведомые дали.
Тормансианин сразу понял, что это дочь мира, не ограниченного одной
планетой, открытого просторам вселенной. Преодолев минутное смятение,
инженер подошел.
- Я - Хонтээло Толло Фраэль,- четко произнес он трехсловное имя,
обозначавшее низший ранг.
- Я - Фай Родис.
- Фай Родис, я послан в ваше распоряжение. Мое имя сложное,
особенно для гостей с чужой планеты. Зовите меня просто Таэль,-
инженер улыбнулся застенчиво и добро.
Родис поняла, что это первый по-настоящему хороший человек,
встреченный ею на планете Ян-Ях.
- У вас есть какие-нибудь приставки к имени, означающие
уважение, отмечающие ум, труд, геройство, как у нас на Земле?
- Нет, ничего подобного. Всех коротко называют "кжи" -
краткожитель, жительница; ученых, техников, людей искусства, не
подлежащих ранней смерти, "джи" - долгожителями, а к правителям
обращаются со словами "великий", "всемогущий" или
"повелитель".
Фай Родис обдумывала услышанное, а инженер нервно водил по ковру
носком своей обуви, твердой и скрипучей, в отличие от бесшумных,
мягких туфель "змееносцев".
- Может быть, вы хотите выйти в сад? - почти робко предложил
он.- Там мы можем...
- Пойдемте... Таэль,- сказала Родис, даря инженеру улыбку.
Он побледнел, повернулся и пошел впереди. Через окно-дверь они
спустились в сад, в узкие аллеи, распланированные совсем по-земному.
Фай Родис осматривалась, припоминая, где она видела нечто
похожее. В какой-то из школ третьего цикла в Южной Америке?
Безлепестковые цветы-диски, ярко-желтые по краям и
густо-фиолетовые в середине, качавшиеся на тонких голых стеблях над
бирюзовой травой, ничем не напоминали Землю. Чуждо выглядели желтые
воронковидные деревья. Через биофильтры едва уловимо проникал пряный
запах других цветов, резкого синего оттенка, гроздьями свисавших с
кустарника вокруг овальной полянки. Фай Родис сделала шаг к широкой
скамье, намереваясь присесть, но инженер энергично показал в другую
сторону, где конический холмик увенчивала беседка в виде короны с
тупыми зубцами.
- Это цветы бездумного отдыха,- пояснил он,- достаточно посидеть
там несколько минут, чтобы погрузиться в оцепенение без мыслей, страха
и забот. Здесь любят сидеть верховные правители, и слуги уводят их в
назначенное время, иначе человек может пробыть тут неопределенно
долго!
Тормансианин и гостья с Земли поднялись в беседку с видом на
сады Цоам. Далеко внизу, за голубыми стенами садов, у подножия
плоскогорья, раскинулся огромный город. Его стеклянные улицы
поблескивали наподобие речных проток. Но воды-то не очень хватало даже
в садах Цоам.
Под землей, в скрытых трубах, шумели ручейки и кое-где вливались
в скромные бассейны. От высоченных ворот даже сюда доносились
нестройная музыка, слитный шум голосов, смех и отдельные выкрики.
- Там что-то происходит? - спросила Родис.
- Ничего. Там стражи и прислуга садов.
- Почему же они так невоздержанны? Разве живущие здесь правители
не требуют тишины?
- Не знаю. В городе шума гораздо больше. Во дворце не слышно, а
удобство других им безразлично. Слуги владык никого не боятся, если
угодны своим господам.
- Тогда они их очень плохо воспитывают!
- А зачем? И что вы понимаете под этим словом?
- Прежде всего умение сдерживать себя, не мешать другим людям. В
этом единственная возможность сделать совместную жизнь хорошей для
всех без исключения.
- И вы достигли такого на Земле?
- Гораздо большего. Высших ступеней восприятия и самодисциплины,
когда думаешь прежде о другом, потом о себе.
- Это невозможно!
- Это достигнуто уже тысячелетия назад.
- Значит, и у вас не всегда было так?
- Конечно. Человек преодолел бесчисленные препятствия. Но самым
трудным и главным было преодоление самого себя не для единиц, а для
всей массы. А потом все стало просто. Понимать людей и помогать им
принесло ощущение собственной значимости, для чего не требуется ни
особенного таланта, ни исключительной интеллектуальности,
следовательно, это и есть дорога наибольшего числа людей. Они
почувствовали, как становятся все более чуткими, искусными и широкими,
с громадным преимуществом перед узкими интеллектуалами, хотя бы и
самыми умными.
Инженер промолчал, прислушиваясь к далекому реву радио и
людскому гомону.
- А теперь расскажите мне о способах хранения информации на
планете Ян-Ях. И помогите получить ее.
- Что интересует вас прежде всего?
- История заселения планеты с момента прихода сюда ваших людей и
до последнего времени. Особенно интересны для меня периоды
максимальной заселенности и последовавшего за этим резкого спада
населения Ян-Ях. Конечно, с экономическими показателями и изменением
преобладающей идеологии.
- Все, что касается нашего появления здесь, запрещено. Так же
запрещена вся информация о периодах Большой Беды и Мудрого Отказа.
- Не понимаю.
- Владыки Ян-Ях не разрешают никому изучать так называемые
запретные периоды истории.
- Невероятно! Мне кажется, тут какое-то недоразумение. А пока
познакомьте меня хотя бы с той историей, какая разрешена, но только с
точными экономическими показателями и статистическими данными
вычислительных машин.
- Данные вычислительных машин никому не показываются и ранее не
показывались. Для каждого периода они обрабатываются специальными
людьми в секретном порядке. Обнародовалось только позволенное.
- Какое же значение эти сведения имеют для науки?
- Почти никакого. Каждый период правители старались представить
таким, каким хотели.
- Есть ли возможность добыть подлинные факты?
- Лишь косвенным путем, в рукописных мемуарах, в литературных
произведениях, избежавших цензуры или уничтожения.
Фай Родис встала. Инженер Толло Фраэль тоже поднялся,
потупившись, униженный в своем рабстве исследователя. Родис положила
руку на его плечо.
- Так и поступим,- мягко сказала она.- Сначала общий очерк
истории в разрешенном объеме, потом постарайтесь достать все, что
уцелело от прошлых цензур, исправлений, вернее, искажений и прямой
дезинформации. Не печальтесь, на Земле были похожие периоды. А что
получилось позднее, скоро увидите.
Инженер молча проводил ее до дворца.
ГЛАВА VI. ЦЕНА РАЯ
- Эвиза, где Родис?
- Не знаю, Вир.
- Я не видел ее три дня.
Чеди искала ее повсюду - от Круга Сведений до покоев верховного
владыки, но туда ее не допустили.
- Родис исчезла после показа наших стереофильмов, как только
Тивиса и Тор улетели в хвостовое полушарие Торманса, так и не
дождавшись разрешения снять скафандры,- сказал Вир.
- Увы,- согласилась Эвиза,- придется еще немного поносить броню.
Я привыкла к металлической коже, а освобождение от трубок и лицевых
щитков было чудесным. Биофильтры мешают гораздо меньше... Но вот Гэн
Атал! Знаете ли вы что-нибудь о Родис?
- Родис в Зале Мрака. Я поднимался по черной лестнице, а она шла
рядом с Чойо Чагасом в сопровождении стражей, которых так
недолюбливает Чеди.
- Не нравится мне все это,- сказал Вир Норин.
- Почему вы тревожитесь? - невозмутимо спросил Гэн Атал.- Фай
уединяется с Чагасом. Владыка с владыкой, как она шутит.
- Эти плохо воспитанные и считающие себя выше дисциплины владыки
похожи на тигров. Они опасны несдерживаемыми эмоциями, толкающими их
на нелепые выходки. А СДФ Родис стоит здесь выключенный.
- Сейчас увидим,- инженер броневой защиты сделал в воздухе
крестообразный жест рукой.
Тотчас коричнево-золотистый, в цвет скафандра Гэна, СДФ подбежал
к его ногам. Несколько секунд - и цилиндр на высокой ножке,
выдвинувшейся из купола спины робота, загорелся лиловато-розовым
светом. Перед стеной комнаты сгустилось, фокусируясь, изображение
части пилотской кабины "Темного Пламени", превращенной в пост связи и
наблюдения.
Милое лицо Неи Холли казалось усталым в бликах зеленых, голубых
и оранжевых огоньков на различных пультах.
Нея приветствовала Гэна воздушным поцелуем и, вдруг
насторожившись, спросила:
- Почему не в условленное время?
- Нужно взглянуть на "доску жизни",- сказал Гэн.
Нея Холли перевела взгляд на светло-кремовую панель, где ярко и
ровно горели семь зеленых огней.
- Вижу сам! - воскликнул Гэн, попрощался с Неей и выключил
робот.
- Мы все узнали! - сказал он Эвизе и Виру.- Родис цела, и
сигнальный браслет на ней, но, может быть, ее держат... как это
называется...
- В плену! - подсказал Вир Норин.
- Кто в плену? - прозвенела позади Чеди.
- Фай Родис! Вир видел ее в Зале Мрака с Чойо Чагасом три дня
назад, а мы совсем не встречались с ней.
- Так идемте в Зал Мрака, и пусть Гэн покажет, куда они ушли,-
стремительная Чеди пошла впереди.
В конце серповидно изогнутой галереи они спустились на черные
ковры в круге черных колонн, альковов и стен Зала Мрака, как называли
тот зал звездолетчики.
Гэн Атал отошел к лестнице с балюстрадой, подумал несколько
секунд и уверенно направился к темному пространству между двух
сближенных колонн. За ними оказалась запертая дверь. После нескольких
неудачных попыток открыть ее Гэн Атал резко постучал.
- Кто смеет ломиться в покой владыки Ян-Ях? - рявкнул сверху
усиленный электронными приспособлениями голос охранника.
- Мы, люди Земли, ищем свою владычицу! - заорал, подражая
усилителю, Вир Норин.
- Ничего не знаю. Вернитесь к себе и ждите, пока владыки не
сочтут нужным явиться вам!
Земляне переглянулись. Чеди шепнула что-то Вир Норину, и на
губах астронавигатора заиграла совсем мальчишеская улыбка.
- Владыка Торманса делает так! - И он щелкнул пальцами.
Через несколько секунд послышался легкий топот девятиножки, и в
черном зале появился красно-фиолетовый СДФ.
- Что вы задумали, Вир? - с беспокойством спросила Эвиза.- Как
бы не напортить Родис!
- Хуже не будет. Пришла пора дать небольшой урок всяким там
владыкам и верховным существам, которых здесь такое множество.
Эвиза отошла в сторону с осуждающим, но все же заинтересованным
видом, а Чеди и Гэн Атал восхищенно придвинулись к Вир Норину. По
команде астронавигатора СДФ выдвинул вперед круглую, зеркально
блеснувшую коробочку на толстом кольчатом кабеле.
- Закройте ушные фильтры,- распорядился Вир.
Невообразимый визг прорезал безмолвие дворца. Коробочка СДФ
описала в воздухе параллелограмм, и огромная дверь рухнула внутрь
темного прохода, откуда послышались испуганные крики.
Вир Норин повел рукой, излучатель ультразвука спрятался под СДФ,
уступив место обычному раструбу фонопередатчика.
- Фай Родис! Вызываем Фай Родис! - от громкого рева СДФ сверху
посыпались кусочки стекол, закачался и погас грушевидный светильник,
подвешенный между колонн.
- Зовем Фай Родис! - еще громче завопил СДФ, и вдруг земляне
почувствовали, что пол черного зала уходит из-под ног, а они скользят
по наклонной галерее. От неожиданности, при всей молниеносной реакции
землянина, Вир Норин не успел выключить свой СДФ. Девятиножка
продолжала взывать к Фай Родис в беспросветной черноте подвала, куда
скатились все четверо землян.
Вир Норин черкнул ладонью по воздуху, и СДФ умолк. Слепящие
прожекторы скрестили свои лучи на лицах землян. Те едва могли
рассмотреть, что провалились в круглый подвал со стенами из
неотделанного, грубо склепанного железа. С пяти сторон зияли низкие
проходы, и в каждом появилась группа охранников в лиловой униформе,
направивших черные раструбы своего оружия на звездолетчиков.
Девятиножка выставила излучатель защитного поля, похожий на гриб
с приостренной шляпкой. Земляне спокойно осматривались, соображая, как
выбраться из ловушки. Безмятежный вид нарушителей священного покоя
дворца привел охранников в ярость. Разевая черные рты в неслышном
крике, они бросились к группе землян и были отброшены к железным
стенам. Из левого прохода появились люди с нашивками "глаз в
треугольнике".
- Подлое приспособление! - негодующе воскликнула Чеди.
- Остроумное, с их точки зрения,- сказал Гэн Атал.
- Я думаю, как пробить потолок и подняться в Желтый Зал,- с
сомнением сказал Вир Норин.- Но на это уйдет слишком много энергии.
- Не лучше ли подождать развития событий?- посоветовала Эвиза.
- Пожалуй! - согласился астронавигатор.
Долго выжидать не пришлось. Лиловые стражи сделали несколько
выстрелов из своего оружия. Звездолетчики ничего не слышали - защитное
поле не пропускало даже звуков, только заметили вспышки малинового
пламени, вырывавшиеся из раструбов. Отраженные защитным полем пули
ударили назад по тем, кто их выпустил. Стрелявшие с искаженными лицами
упали на железный пол.
Вир Норин озабоченно поглядел на указатель, беспокоясь о разряде
батарей и жалея, что еще четыре могучих помощника бесполезно стоят
выключенными в их комнатах наверху. Фай Родис просила выключать
роботов, чтобы каким-нибудь случайным сигналом не заставить их
нарушить строгие правила.
Внезапно - здесь, на Тормансе, все случалось внезапно, так как
из-за незнания характера тормансиан и их общественных отношений гостям
с Земли было трудно угадывать развитие событий - смятение
прекратилось, лиловые охранники скрылись в проходах, унося раненых, а
в монотонное гудение защитного поля врезался сигнал Фай Родис:
- Выключайте СДФ, Вир!
Облегченно вздохнув, астронавигатор убрал "зонтик" и услышал в
усилителях приказ Чойо Чагаса: "Недоразумение прекратить, разойтись,
"глазам" проводить гостей наверх, в их покои!"
Через несколько минут большой подъемник доставил четырех героев
к тому изгибу коридора, откуда начинались хоры Зала Мрака. У
распахнутого окна в сад четким силуэтом выделялась Фай Родис. Сквозняк
чуть шевелил ее короткие черные волосы. Первой к ней бросилась Чеди.
Родис положила руки на ее плечи. Губы ее улыбались, но глаза были
печальны, печальней, чем в первые дни пребывания на Тормансе.
- Наделали переполоха, милые! - воскликнула Родис без
осуждения.- Я еще не пленница... еще!
- Скрыться так надолго! - укорила Эвиза.
- Действительно, я поступила плохо. Но я столько увидела за эти
дни, что забыла о вашей тревоге.
- Все равно надо было немного отрезвить их здесь,- сердито
нахмурился Гэн Атал.- Жизнь становится неприятной от бессмысленных
ограничений, глупейшего самодовольства и рассеянного вокруг страха.
- Но Фай нужно отдохнуть,- перебила Чеди.
Отдаваясь живительному душу отрицательных ионов, в то время как
тонкие лапки СДФ легкими прикосновениями биологически активизированных
перчаток массировали ее, Фай Родис перебирала воспоминания о днях,
проведенных в покоях Чойо Чагаса. Это испытание поколебало ее
уверенность в намеченном ранее плане.
Все началось с демонстрации стереофильмов Земли. Два СДФ
установили несущий канал, по которому "Темное Пламя" начал передавать
жизненные и яркие изображения, называемые на Земле по-старинному
стереофильмами. Для жителей Ян-Ях они казались чудом, перенесенной
сюда подлинной жизнью далекой планеты.
Члены Совета Четырех, их жены, несколько высших сановников,
инженер Таэль, затаив дыхание, следили, как перед ними развертывались
картины природы и жизни людей Земли.
К величайшему удивлению тормансиан, ничего таинственного и
непонятного не было во всех областях жизни этого великолепного дома
человечества. Гигантские машины, автоматические заводы и лаборатории в
подземных или подводных помещениях. Здесь, в неизменных физических
условиях, шла неустанная работа механизмов, наполнявших продуктами
дисковидные здания подземных складов, откуда разбегались транспортные
линии, тоже скрытые под землей. А под голубым небом расширялся простор
для человеческого жилья. Тормансианам открылись колоссальные парки,
широкие степи, чистые озера и реки, незапятнанной белизны горные снега
и шапка льда в центре Антарктиды. После долгой экономической борьбы
города окончательно уступили место звездным и спиралевидным системам
поселков, между которыми были разбросаны центры исследования и
информации, музеи и дома искусства, связанные в одну гармоническую
сетку, покрывавшую наиболее удобные для обитания зоны умеренных
субтропиков планеты. Другая планировка отличала сады школ разных
циклов. Они располагались меридионально, предоставляя для подрастающих
поколений коммунистического мира разнообразные условия жизни.
Сами земляне сначала показались жителям Ян-Ях слишком серьезными
и сосредоточенными. Их немногословие, нелюбовь к остротам и полное
неприятие всякого шутовства, постоянная занятость и сдержанное
выражение чувств в глазах болтливых, нетерпеливых, психически
нетренированных тормансиан казались скучными, лишенными подлинно
человеческого содержания.
Лишь потом жители Ян-Ях поняли, что эти люди полны беспечной
веселости, порожденной не легкомыслием и невежеством, а сознанием
собственной силы и неослабной заботы всего человечества. Простота и
искренность землян основывались на глубочайшем сознании
ответственности за каждый поступок и на тонкой гармонии
индивидуальности, усилиями тысяч поколений приведенной в соответствие
с обществом и природой.
Здесь не было искателей слепого счастья, и потому не было
разочарованных, разуверившихся во всем людей. Отсутствовали
психологически слабые индивиды, остро чувствующие свою неполноценность
и вследствие этого отравленные завистью и садистской злобой. На
сильных и правильных лицах не отражалось ни смятения, ни настороженных
опасений, ни беспокойства о судьбе своей и своих близких, изолирующих
человека от его собратьев.
Тормансиане не увидели ни одного побежденного скукой человека.
Уединялись для размышлений, переживаний, для отдыха после только что
конченной трудной работы. Но временная неподвижность и глубокий покой
были готовы мгновенно смениться могучим действием мысли и тела.
Живые видения прекрасной Земли разбудили острую, небывалую
прежде тоску у маленькой кучки землян, отрезанных от родины
невообразимой бездной пространства. Тормансиане старались отбросить
неодолимую притягательность увиденного мира, убедить себя в том, что
им показали специальные инсценировки. Но гигантский охват,
всепланетный масштаб зрелища свидетельствовал о подлинности
стереофильмов. И, уступая очевидности, жители Ян-Ях оказались
плененными почти такой же ранящей печалью, как и жители Земли. Но
причина этой печали была другой. Видение сказочной жизни появилось
здесь, на вершине холма, в крепости грозных владык, обители страха и
взаимной ненависти. Будто их подвели к широко распахнутым воротам
сада, ничто не было скрыто от их жадных глаз и в то же время
недоступно. А внизу теснился скученный многомиллионный город
Средоточия Мудрости, чье название звучало иронически на пыльной и
скудной планете.
- Может быть, довольно для первого раза? - спросила Фай Родис,
заметив утомление на лицах зрителей.
Чойо Чагас покосился по сторонам. Его жена Янтре изо всех сил
прижимала руки к груди. Инженер Таэль поднял голову и старался
незаметно смахнуть слезы, скатившиеся в густую бороду. Такие же слезы
Чойо Чагас увидел у Зет Уга. Вспышка необъяснимого гнева заставила его
повысить голос:
- Да, довольно! Вообще довольно!
Недоуменно взглянув на владыку, Фай Родис выключила связь со
звездолетом. СДФ погасили и убрали под крышки свои излучатели. Зрители
направились к себе, а Фай Родис подошла к Чойо Чагасу, который знаком
попросил ее задержаться. Когда в опустевшем зале остались лишь они
двое, Чойо Чагас впервые взял Родис под локоть, слегка поморщился и
отпустил ее руку. Родис засмеялась.
- Я привык к вашему лицу без щитка и забыл, что все остальное
металлическое. Иногда мне кажется, что земляне просто роботы с
головами живых людей, - пошутил владыка, вводя гостью в знакомую
комнату с зелеными драпировками и хрустальным шаром.
- А может быть, мы в самом деле лишь роботы? - спросила Родис,
вложив во взгляд и улыбку немного кокетства и женского вызова.
И Чойо Чагасу пришлось напрячь всю волю, чтобы не поддаться
могучей притягательности земной женщины. Он отвернулся, открыл черный
шкаф и достал нечто похожее на древнюю курительную трубку. Устроившись
в кресле напротив Родис, он закурил. Сквозь резко пахнущий дымок
владыка планеты присматривался к Фай Родис, и его узкие глаза
подернулись пеленой забытья. Он молчал так долго, что Родис заговорила
первая:
- Что означал ваш возглас "вообще довольно"? Разве вам не
понравилась Земля?
- Фильмы технически великолепны. Мы никогда не видели подобного!
- Разве дело в технике? Я имею в виду нашу планету.
- Я не судья сказкам. Как я могу отделить ложь от правды, не
зная о вашей планете ничего, кроме этих картинок?
Фай Родис встала, чуть опершись на край вычурного стола, и
внимательно посмотрела на Чойо Чагаса.
- Сейчас вы лжете,- сказала она ровно, избегая повышения и
понижения тона, принятого у тормансиан.- Помогите мне понять вас. Вы
человек выдающегося ума, почему вы избегаете говорить прямо, правдиво
выражая свои убеждения и цели? Чего вы боитесь?
Чойо Чагас медленно поднялся, холодный и надменный. Фай Родис не
дрогнула, когда он остановился перед нею, вытянув шею и навалившись на
стол сжатыми кулаками. Их молчаливый поединок длился до тех пор, пока
владыка не отступил, вытирая лоб тончайшим желтым платком.
- Мы могли бы уничтожить вас,- оскалился он в недоброй и
неуместной улыбке,- а вместо этого я еще вынужден отдавать вам отчет!
- Неужели эта жертва вас тяготит? - интонация Родис звучала
неприкрытой усмешкой.- Вы опасаетесь, что явится второй звездолет и
оба корабля сокрушат ваши города, дворцы, заводы? Я знаю, что вы и
ваши сподручные спокойно примете гибель миллионов жителей Ян-Ях,
разрушение тысячелетнего труда, исчезновение великих произведений
человеческого гения, лишь бы остались жить вы! Не так ли?! - вдруг
резко воскликнула Родис.
- Да,- вздрогнув, признался Чойо Чагас.- А что жалеть? Дрянь,
ничтожных людишек с мелкими чувствами? Старый хлам отжившего
искусства, лежащий бесполезными грудами в пыльных хранилищах? Вредных
фантазеров "джи"?
- Так ведь они люди! - воскликнула Родис.
- Нет, еще нет!
- А разве вы помогаете им стать людьми? Я не моту понять вас.
Самое прекрасное в жизни - помогать людям, и особенно когда имеешь для
этого власть, силу, возможности. Может ли быть радость выше этой?
Неужели вы даже не помышляли об этом, несчастный человек?
- Нет, это вы несчастная! - закричал владыка.- Истинна старая
поговорка, что для женщины существует только настоящее и будущее,
прошлого - нет. Какой вы историк, если не понимаете, что море пустых
душ разлилось по планете, выпив, обожрав, истоптав все ее уголки!
Фай Родис уже успокоилась.
- Известно ли вам, что мозг человека обладает замечательной
способностью исправлять искажения внешнего мира, не только визуальные,
но и мыслительные, возникающие из-за искривления законов природы в
неправильно устроенном обществе? Мозг борется с дисторсией, выправляя
ее в сторону прекрасного, спокойного, доброго. Я говорю, разумеется, о
нормальных людях, а не о психопатах с комплексом неполноценности.
Разве вам не знакомо, что лица людей издалека всегда красивы, а чужая
жизнь, увиденная со стороны, представляется интересной и значительной?
Следовательно, в каждом человеке заложены мечты о прекрасном,
сформировавшиеся за тысячи поколений, и подсознание ведет нас сильнее
в сторону добра, чем это мы сами думаем. Как же можно говорить о
людях, как о мусоре истории?
- Мне начинает нравиться ваша откровенность,- с кривой усмешкой
сказал Чойо Чагас.- Но продолжайте!
- Знаю, что вы теперь не сомневаетесь в безвредности наших
намерений. Сколько раз ваши люди пытались уловить хоть каплю вражды у
любого из нас, даже после пробной атаки звездолета по вашему приказу!
Здесь ведь ничего не делается без приказа Совета Четырех?!
- Да,- снова поддаваясь странной магнетической силе женщины
Земли, подтвердил владыка.
- Если так, то дело в мнимой угрозе, якобы исходящей от нас. Я
поняла, что вы хотите запретить показывать жизнь Земли народу Ян-Ях.
Но вы должны действовать по каким-то побуждениям, продиктованным вашим
видением мира, системой взглядов. Мы, земляне, не увидели в вашей
примитивной пропаганде никаких глубоких забот о совершенствовании
вашего общества и людей. Сохранение существующей структуры нужно
только горстке правителей. В истории Земли это погубило сотни
государств и миллионы людей. Вы здесь не так давно пережили катастрофу
перенаселения...
Фай Родис оборвала речь, с удивлением глядя на исказившиеся
черты владыки Торманса. Чойо Чагас впервые потерял самообладание.
- Хватит! Не хочу! Ничего о Земле! Ненавижу! Ненавижу проклятую
Землю, планету безграничного страдания моих предков!
- Ваших предков? - воскликнула Фай Родис, и у нее перехватило
горло - ее догадка подтвердилась.
- Да, да, моих, как и ваших! Это тайна, охраняемая много
столетий, и разглашение ее карается смертью!
- Почему?
- Чтобы не возникали мечты о прошлом, об ином мире,
подтачивающие устои нашей жизни. Человек не должен знать о прошлом,
искать в нем силу, это дает ему убеждения и идеи, несовместимые с
подчинением власти. Историю надо срезать от корня и начать с момента,
когда дерево человечества привилось на Ян-Ях.
Чойо Чагас с минуту стоял в раздумье, затем сел, указав Родис на
ее кресло. Он курил, сосредоточенно глядя на хрустальный шар, а гостья
с Земли сидела недвижная, как статуя, в глубочайшей тишине покоев
владыки. Чойо Чагас скользнул взглядом по ее отрешенной фигуре и,
решившись, встал. Из потайного места он извлек набор инструментов,
похожих на старинные ключи. Одним, коротким и толстым, он открыл
незаметную дверцу из толстого металла, повернул что-то внутри и снова
тщательно запер ее.
- Пойдемте,- просто сказал он, откидывая зеленую занавесь перед
узкой, как щель, дверью.
Фай Родис, не колеблясь, последовала за ним. Чойо Чагас, опустив
голову, шел, не оглядываясь, по длинному проходу, едва освещенному
тусклым светом вечных газовых ламп. Он обернулся лишь у дверцы
подъемника, пропуская Родис в кабину. Раздался скрежет редко
работающего механизма. Кабина стремительно полетела вниз. У Фай Родис,
почему-то ожидавшей подъема, перехватило дыхание. Они спустились на
значительную глубину и вышли в коридор, по одной стороне которого шли
железные опоры и рельсы. Чойо Чагас оглянулся, вводя свою спутницу в
небольшой темный вагон и усаживаясь за рычаги управления. Он зажег
путевой прожектор, и с грохотом, достойным старинных машин Земли,
вагон, помчался в непроглядную темь.
Родис, улыбнувшись взволнованному владыке, негромко запела,
поддаваясь гипнотизирующему мельканию вертикальных разноцветных
светящихся знаков, и заметила, что Чойо Чагас внимательно слушает,
часто оглядываясь на нее в стремительно бегущих бликах сигнальных
люминофор.
- Что за песня? - отрывисто спросил он, ускоряя и без того
бешеный бег вагона.
- "Нырнуть стремительно и непреклонно в глубокий и застойный
водоем и отыскать, спасти из мути донной..." - начала переводить Родис
на язык Ян-Ях.
- Только-то? - воскликнул Чойо Чагас.
- А что вы ожидали?
- Чего-нибудь воинственного. Очень бодрая и ритмичная мелодия,-
сказал владыка, резко тормозя перед квадратом фиолетового люминофора.
Они вышли во мрак подземелья. Только черточки указателей слабо
светились в полу, как бы плавая в темноте.
Чойо Чагас осторожно взял Родис за руку. Подойдя к квадратной
колонне, он нашел в ней маленький люк, открыл его и прислушался.
- Надо убедиться, что выключатель в моей комнате сработал,-
пояснил он безмолвной Родис,- иначе при попытке открыть сейф с
дверными реле всякий будет убит на месте.
Вторым ключом из связки он отворил другой люк, взялся за похожую
на стрелу рукоятку и с силой потянул на себя. Выдвинулся серебряный
стержень, и в тот же миг с визгом распахнулись тяжелые, как ворота,
двери в ярко освещенный обширный зал. Едва они вошли, как владыка
нашел кнопку, и двери захлопнулись.
Родис осмотрелась, пока Чойо Чагас, нагнувшись над широким
каменным столом, что-то передвигал на нем и щелкал тумблерами,
похожими на рычаги старинных электронных машин, столько раз виденных
Родис в исторических фильмах и музеях. Помещение тоже походило на
музей. Высоко возносились застекленные колонки шкафов и стеллажей,
ряды плотно задвинутых ящиков были испещрены потускневшими
иероглифами. Ступеньки передвижных лестниц, посеревшие от пыли,
кое-где хранили следы ног тех, кто поднимался по ним к верхним полкам.
Чойо Чагас выпрямился, торжественный и бледный. Он показался
гостье с Земли древним жрецом, хранителем сокровенных знаний, да и в
самом деле он был им.
- Вы знаете, куда мы пришли? - хрипло спросил владыка.
- Я поняла. Здесь хранится то, что вы... ваши предки привезли на
звездолетах с Земли.- Фай Родис напряглась от волнения. Каково было
историку ЭРМ попасть в хранилище сведений о самом, пожалуй, темном
периоде эры великих переворотов накануне ЭМВ - Эры Мирового
Воссоединения! Родис благоговейно коснулась громоздкого пульта,
очевидно, снятого со звездолета далеких времен - одного из первых
кораблей, отчаянно нырнувшего в неизведанные и оказавшиеся безмерно
сложными глубины вселенной.
Чойо Чагас ободряюще кивнул смятенной Фай Родис и показал ей на
ряд жестких стульев из металла и пластмассы в центре зала.
- Я понимаю, что здесь для вас интересно все. Но мы, не
забывайте этого, продолжаем разговор. И вы будете смотреть фильмы,
привезенные предками как память о планете, откуда они бежали. Бежали
со слабой надеждой на спасение, но нашли девственную планету и новую
жизнь, обернувшуюся старой. Когда сомнение или неясность пути
одолевает усталые нервы, я прихожу сюда, чтобы насытиться ненавистью и
в ней почерпнуть силу.
- Ненависть к чему, к кому?
- К Земле и ее человечеству! - сказал Чойо Чагас с
убежденностью.- Посмотрите избранную мной серию. Мне не понадобится
пояснять вам мотивы запрещения ваших стереофильмов. Увидев историю
вашего рая,- с едкой горечью сказал владыка,- кто не усомнится в
правде показанных вами зрелищ? Как могло случиться, чтобы ограбленная,
истерзанная планета превратилась в дивный сад, а озлобленные, не
верящие ни во что люди сделались нежными друзьями? Какие орудия, какие
путы железного страха держат народы Земли в этой дисциплине? Впрочем,
разве вы скажете? Вы умеете обольщать. Я сам испытал это. Помните
легенду о Цирцее, волшебнице, превращавшей людей в свиней? Иногда мне
кажется, что вы Цирцея...
- Цирцея - великолепный миф незапамятных времен, возникший еще
от матриархальных божеств о сексуальной магии богини в зависимости от
уровня эротического устремления: или вниз - к свинству, или вверх - к
богине. Он почти всегда истолковывался неправильно. Красота и желание
женщин вызывают свинство лишь в психике тех, кто не поднялся в своих
сексуальных чувствах выше животного. Женщины в прежние времена лишь
очень редко понимали пути борьбы с сексуальной дикостью мужчины, и те,
кто это знал, считались Цирцеями. Встреча с Цирцеей была пробным
камнем для всякого мужчины, чтобы узнать, человек ли он в Эросе.
Сексуальная магия действует лишь на низкий уровень восприятия Красоты
и Эроса. Хотите попробовать? - предложила Родис и, неописуемо
преобразившись, устремила на владыку взгляд широко открытых
повелительных глаз, надменно изогнув свой царственно прямой стан.
Темная сила скрутила волю Чойо Чагаса, какая-то могучая пружина
стала развиваться в нем, стесняя дыхание, стискивая челюсти и сводя
мышцы неистовым желанием.
- Нет! - с ожесточением крикнул он.
Родис опустила взгляд, и владыка грузно уселся на край стола,
нажав на рычажки.
Погас свет, стена подземелья исчезла, пробитая изображением, по
глубине даже превосходящим обычные ТВФ. И Фай Родис забыла все,
унеслась в далекое прошлое родной планеты.
Вначале шли только инсценировки. Чойо Чагас подобрал фильмы в
исторической последовательности событий. Для самых древних времен еще
не существовало фильмовой документации. Пришлось создавать
реконструкции важнейших событий. Однако события эти неумолимо
разрушали прекрасные сказки Земли о добрых царях, мудрых королевах,
безупречных рыцарях - защитниках угнетенных и обездоленных. Легенды о
доблестных полководцах и борцах за веру оборачивались чередой кровавых
убийств, жестокого фанатизма и изуверства, разрушением красивых
городов, стран и плодоносных островов.
Земная история, которую писали и учили далекие предки, была
направлена на сокрытие истинной цены завоеваний, смены владык и
цивилизаций. Но фильмы-реконструкции поздней ЭРМ ставили перед собой
задачу показать, что усилия людей к созданию красоты, устроению Земли,
мирному труду и познанию природы неизменно оказывались напрасными,
заканчиваясь бедами и разрушениями. То озверелые людоеды пожирали
более цивилизованное племя перед его заботливо украшенными и
отделанными пещерами. То на фоне горящих городов ассирийские
завоеватели избивали детей и стариков, насиловали женщин перед толпой
зверски скрученных мужчин, привязанных к колесницам за ремни, продетые
сквозь нижние челюсти. Нескончаемой вереницей проходили горящие
селения, разграбленные города, вытоптанные поля, толпы истощенных
людей, гонимых как стадо. Нет, никакой скотовод никогда не обращался
так со своими животными. Совершенно очевидно, что человек ценился куда
меньше скота. Более того, люди постоянно подвергались садистским
мукам. Их медленно перепиливали пополам на площадях Китая, рассаживали
на кольях по дорогам Востока, распинали на крестах в Средиземноморье,
вешали на железных крючьях, как освежеванные мясные туши.
Техника массовых истреблений непрерывно "совершенствовалась".
Отсечение голов, костры, кресты и колья не могли уничтожить скопления
людей в завоеванных городах. Людей стали укладывать связками в полях,
и конные орды скакали по ним. Копьями и саблями гнали обезумевшие
толпы в горы, сбрасывая их с крутых обрывов. Заставляли выкладывать из
живых людей стены и башни, переслаивая ряды тел пластами глины. Из
этой фантасмагории массовых истреблений, в которых самым поразительным
была абсолютная покорность человеческих масс, загипнотизированных
силой победителей, Фай Родис запомнилась сцена падения Рима. Гордые
римлянки с их детьми пытались найти убежище на Форуме. Беззащитные,
лишенные привычной опоры отцов, мужей, братьев, перебитых в бою,-
девочки, девушки, женщины и старухи в оцепенелом безвыходном отчаянии
смотрели на приближающуюся толпу гуннов или германцев, опьяненных
победой, с окровавленными топорами и мечами. Эта незабываемая сцена,
поставленная искусным художником, стала для Родис олицетворением одной
из ступеней инферно.
Как бы отвечая на сострадание Родис, фильм сменился
перечислением преступлений римлян, доказывая справедливость возмездия,
к сожалению, так редко настигавшего преступные государства и народы в
ходе исторического процесса.
Из всех падений человека в дальнем и недавнем историческом
прошлом деградация римлян не имела себе равных, разве в Германии в
эпоху фашизма. Римляне, столь высоко возносившие себя над
"варварами",
сами были наихудшими дикарями в обращении с людьми.
Потакая самым низменным инстинктам, правители Рима превратили
своих граждан в невежественную садистскую толпу, ненасытную в
требовании "хлеба и зрелищ". Жестокость и полное отсутствие
сострадания сделали мучения человека развлечением, а полное отсутствие
представления о достоинстве иноплеменников и иноверцев создали атрофию
совести и благородства.
Еще в дохристианский период римляне начали практиковать в
цирках, как специально построенных для этой цели, так и в
перестроенных греческих театрах, зрелища кровавых сражений людей с
дикими зверями или между собою. Обычай этот, возрастая до чудовищных
избиений, продолжался более пятисот лет, до эдикта императора
Константина, запретившего игры с убийством людей.
Обычное притупление сильных ощущений заставляло императоров и
консулов наращивать число убийств и разнообразить приемы.
Помпей отпраздновал свою победу, устроив венацию, или "охоту" в
цирке. За пять дней игрищ было убито шестьсот львов и тысяча четыреста
человек.
Император Тит, строитель огромного цирка в Риме - Колизея,
истребил девять тысяч зверей и двенадцать тысяч людей. В первый же
день погибло семь тысяч человек и пять тысяч зверей. Христиане,
зашитые в звериные шкуры или привязанные к столбам, были пожираемы
заживо под улюлюканье и вой пятидесяти тысяч зрителей - так называемых
свободных граждан великого города.
Император Троян погубил двадцать четыре тысячи человек и
одиннадцать тысяч зверей. Слоны, бегемоты, львы, леопарды, медведи,
гиены, крокодилы, тигры, кабаны - все гибло на потеху осатанелых толп.
Тысячи нагих женщин, совсем юных девушек и детей были растерзаны на
аренах хищниками, растоптаны слонами, носорогами и дикими быками.
Император Пробус насадил лес на арене Колизея и устроил "охоту"
из ста львов, двухсот леопардов и трехсот медведей. Люди - "охотники"
должны были убивать хищников короткими копьями. На следующий день были
убиты три тысячи кабанов, оленей и страусов.
Император Гордиан устроил празднование с тысячей медведей, а в
день тысячелетия Рима две тысячи гладиаторов погибли на арене.
Подобные представления, конечно, были не в одном Риме, а во всех
больших городах.
Не меньшую бесчеловечность и духовную деградацию проявляли
римляне и при своих завоеваниях. Вместо уважения к мужеству и
геройскому сопротивлению своих врагов они учиняли подлую расправу над
безоружным мирным населением, сгоняя побежденных вместе с семьями,
детьми и стариками в рудники и каменоломни, где они медленно умирали в
нечеловеческих условиях, не имея воды для умывания, жилищ и постелей.
Христиане и евреи подвергались особенно жестокому обращению. Когда
римские легионы подавили восстание в Иудее, то все ее население
согнали в африканские каменоломни. Мужчины были кастрированы,
ослеплены каленым железом на один глаз и в цепях, с клеймом на лбу
должны были ломать знаменитый нумидийский мрамор для великолепных
римских построек. Если представить себе колоссальное количество
мрамора, употребляемое на форумы, дворцы, храмы, акведуки и даже
дороги, то океан человеческих страданий не может не вызвать в душе
каждого настоящего человека отвращение и ненависть к неисправимому
прошлому.
Такова была величественная цивилизация, оставившая гордые
надписи "Глория Романорум" (Слава Римлян), которую народы Европы на
протяжении многих веков считали недосягаемым образцом.
Возмездие, как всегда, пришло поздно и обрушилось, как обычно,
на невинных. Но и гораздо более поздние государства тоже состязались в
жестокостях. Французские короли, носившие подчас гордые прозвища,
вроде Короля-Солнца, с неимоверной дикостью расправлялись с иноверцами
- тоже французами.
Скованных одной цепью по нескольку сот человек, их гнали на
галеры Средиземного моря, где в ужасающих условиях, абсолютно нагие,
прикованные к скамьям, они трудились на веслах пожизненно, не имея за
собой никакой вины. Каждая галера нуждалась в 300-400 гребцах, а этих
судов были тысячи на Средиземном море, в том числе и арабских, на
которых мучились рабы-христиане.
Наиболее кровожадный султан Марокко Мулай-Измаил запер в своем
гареме восемьдесят тысяч пленниц. Не отставали от этих владык и
африканские царьки и царицы. Чтобы почтить смерть королевы черного
народа Ашанти, три тысячи пятьсот рабов были убиты отсечением рук и
ног, часть сожжены живьем. Перед этими жестокостями бледнеют
древнейшие погребения царей, вроде фараона Джера, на могиле которого
были убиты 587 человек, или скифских вождей на Кубани и в
Причерноморье, с массовыми избиениями людей и лошадей на курганах,
обильно поливающих кровью ничтожные останки.
Жемчужина древней культуры - Эллада, ставшая козьим пастбищем в
начале Темных Веков; развалины еще более древней цивилизации морских
народов Крита; стертая копытами азиатских полчищ культура Древней
Руси; колоссальные избиения аборигенов Южной Африки вторгшимися с
севера племенами завоевателей - все это, уже знакомое, не вызывало
новых ассоциаций. Но Родис никогда не видела отрывков документальных
съемок, вкрапленных в инсценированные фильмы о последних периодах ЭРМ.
Массовые избиения приняли еще более чудовищный характер,
соответственно увеличению населения планеты и могучей технике.
Громадные концентрационные лагеря - фабрики смерти, где голодом,
изнуряющим трудом, газовыми камерами, специальными аппаратами,
извергающими целые ливни пуль, люди уничтожались уже сотнями тысяч и
миллионами. Горы человеческого пепла, груды трупов и костей - такое не
снилось древним истребителям рода человеческого. Атомными
бомбардировками за несколько секунд уничтожались огромные города.
Вокруг нацело выжженного центра, где сотни тысяч людей, деревья и
постройки погибали мгновенно, располагался круг разрушенных зданий,
среди которых ползали ослепленные, обожженные жертвы. Из-под обломков
несся нескончаемый вопль детей, призывавших родителей и моливших о
воде. И снова шли сцены массовых репрессий, перемежавшихся с битвами,
где тысячи самолетов, бронированных пушек на суше или корабле с
самолетами на морях сталкивались в сплошном шквале воющего железа и
гремящего огня. Десятки тысяч плохо вооруженных солдат упорно,
напролом лезли на сплошную завесу огня скорострельного оружия, пока
гора трупов не заваливала укрепления, лишая противника возможности
стрелять, или же его солдаты не сходили с ума. Бомбардировка городов,
где храбрые люди прошлого фотографировали рушащиеся и горящие здания.
Обреченные на смерть летчики-самоубийцы мчались сквозь завесу снарядов
и разбивались о палубы гигантских кораблей, вздымая огненные смерчи,
летели вверх люди, орудия, обломки машин. Подводные корабли неожиданно
появлялись из глубин моря, чтобы обрушить на врагов ракеты с
термоядерными зарядами...
- Очнитесь, земножительница,- услышала Фай Родис Чойо Чагаса.
Она вздрогнула, и он выключил проектор.
- Вы не знали всего этого? - насмешливо спросил Чойо Чагас.
- У нас не сохранились столь полно фильмы прошлых времен,-
ответила, приходя в себя, Фай Родис.- После ухода ваших звездолетов
было еще великое сражение. Наши предки не догадались спрятать
документы под землю или в море. Погибло многое.
Чойо Чагас бросил взгляд на часы, Родис встала.
- Я отняла у вас много времени. Простите, и благодарю вас.
Председатель Совета Четырех приостановился, что-то соображая.
- Я действительно больше не могу быть с вами. Но если вы
хотите...
- Безусловно!
- Потребуется не один день!
- Я могу обходиться подолгу без пищи. Нужна только вода.
- Воду найдете здесь.- Чойо Чагас отпер третьим ключом еще одну
маленькую дверцу.- Видите зеленый кран? Это моя линия водоснабжения,-
усмехнулся он,- пейте без опаски. Вы будете заперты, но сигнальный
шкаф я оставлю открытым. Не пытайтесь выйти сами. Здесь слишком много
ловушек. Материал по последнему веку вы не сможете посмотреть раньше
чем через два дня. Выдержите?
Фай Родис молча кивнула головой.
- Я приду за вами сам. Микрокатушки с переснятыми оригиналами в
этих ящиках. Удачно прожить! - так говорят у нас при расставании.
Фай Родис протянула владыке руку земным жестом дружбы. И тот
задержал ее, сжимая и вглядываясь в глубину сияющих "звездных" глаз
своей гостьи, так поразительно отличавшихся от всего, что было ему
знакомо и на родной планете, и в древних фильмах Земли, от которой
отреклись его предки.
Внезапно этот странный человек отпустил, вернее, оттолкнул руку
Родис и скрылся за дверью. Огромная броневая плита захлопнулась
отрывистым ударом, похожим на звук механического молота.
Родис занялась упражнениями дыхания и сосредоточения, чтобы
зарядить тело энергией для предстоящего труда. Не только просмотреть,
но и сохранить в памяти увиденное. Слишком поздно думать о записи
через СДФ, да и вряд ли переменчивый владыка планеты согласился бы
повторить свой порыв.
Разобрав катушки, Родис увидела, что Чойо Чагас показал одну
группу, обозначенную иероглифами, которые она прочла как "Человек -
человеку". Второй и третий ящики были надписаны: "Человек -
природе" и
"Природа - человеку".
Фильмы "Человек - природе" показывали, как исчезали с лица Земли
леса, пересыхали реки, уничтожались плодородные почвы, развеянные или
засоленные, гибли залитые отбросами и нефтью озера и моря. Огромные
участки земли, изрытые горными работами, загроможденные отвалами шахт
или заболоченные тщетными попытками удержать пресную воду в нарушенном
балансе водообмена материков. Фильмы-обвинения, снятые в одних и тех
же местах с промежутком в несколько десятков лет. Ничтожные кустарники
на месте величественных, как храмы, рощ кедров, секвой, араукарий,
эвкалиптов, гигантов из густейших тропических лесов. Молчаливые,
оголенные, объеденные насекомыми деревья - там, где истребили птиц.
Целые поля трупов диких животных, отравленных из-за невежественного
применения химикатов. И снова - неэкономное сожжение миллиардов тонн
угля, нефти и газа, накопленных за миллиарды лет существования Земли,
бездна уничтоженного дерева. Нагромождения целых гор битого стекла,
бутылок, изоржавевшего железа, несокрушимой пластмассы. Изношенная
обувь накапливалась триллионами пар, образуя безобразные кучи выше
египетских пирамид.
Ящик "Природа - человеку" оказался наиболее неприятным. В
ужасающих фильмах последних веков, где сталкивались сокрушительная
сила техники и колоссальные массы людей, человеческая
индивидуальность, несмотря на огромность страдания, стиралась,
растворяясь в океане общего ужаса и горя. Человек - интегральная
единица в битве или предназначенной к уничтожению толпе -
приравнивался по значению к пуле или подлежащему уборке мусору.
Античеловечность и безысходный позор падения цивилизации, его масштабы
так подавляли психику, что не оставляли места индивидуальному
состраданию и пониманию мучений человека как близкого существа.
Фильмы третьего ящика рассматривали отдельных лиц в крупном
плане, показывая страдания и болезни, возникающие из-за неразумной
жизни, из-за разрыва с природой, непонимания потребностей
человеческого организма и хаотического, недисциплинированного
деторождения. Промелькнули гигантские города, брошенные из-за нехватки
воды,- рассыпавшиеся груды обломков бетона, железа, вспузырившегося
асфальта. Огромные гидроэлектростанции, занесенные илом, плотины,
разломанные смещениями земной коры. Гниющие заливы и бухты морей,
биологический режим которых был нарушен, а воды отравлены накоплением
тяжелой воды при убыстренном испарении искусственных мелких бассейнов
на перегороженных реках. Гигантские полосы безжизненной пены вдоль
опустелых берегов: черные - от нефтяной грязи, белые - от миллионов
тонн моющих химикатов, спущенных в моря и озера.
Затем потянулись скорбной вереницей переполненные больницы,
психиатрические клиники и убежища для калек и идиотов. Врачи вели
отчаянную борьбу с непрерывно увеличивающимися заболеваниями.
Санитарно-бактериологические знания истребили эпидемические болезни,
атаковавшие человечество извне. Но отсутствие разумного понимания
биологии вместе с ликвидацией жестокого отбора слабых расшатали
крепость организма, приобретенную миллионами лет отбора. Неожиданные
враги напали на человека изнутри. Разнообразные аллергии, самым
страшным выразителем которых был рак, дефекты наследственности,
психическая неполноценность умножались и стали подлинным бедствием.
Медицина, как ни странно, не считавшаяся прежде наукой первостепенной
важности, опять-таки рассматривала отдельного человека как абстрактную
численную единицу и оказалась не готовой к новым формам болезней. Еще
больше бед прибавила грубая фальсификация пищи. Хотя перед глазами
человечества уже был печальный опыт с маниокой, бататом и кукурузой -
крахмалистой пищей древнейших обществ тропических областей, но даже в
эпоху ЭРМ ему не вняли. Не хотели понять, что это изобилие пищи -
кажущееся; на самом деле она неполноценна. Затем наступало постепенное
истощение от нехватки белков, а на стадии дикости развивался
каннибализм. Плохое питание увеличивало число немощных, вялых людей -
тяжкое бремя для общества.
Фай Родис едва хватило сил смотреть на замученных раком больных,
жалких, дефективных детей, апатичных взрослых; полных сил людей,
энергия и жажда деятельности которых привели к износу сердца,
неизбежному в условиях нелегкой жизни прошлых времен, и к
преждевременной смерти.
Грознее всего оказались нераспознанные психозы, незаметно
подтачивавшие сознание человека и коверкавшие его жизнь и будущее его
близких. Алкоголизм, садистская злоба и жестокость, аморальность и
невозможность сопротивляться даже минутным желаниям превращали,
казалось бы, нормального человека в омерзительного скота. И хуже
всего, что люди эти распознавались слишком поздно. Не было законов для
ограждения общества от их действий, и они успевали морально искалечить
многих людей вокруг себя, особенно же своих собственных детей,
несмотря на исключительную самоотверженность женщин - их жен,
возлюбленных и матерей...
"А вернее,- подумала Родис,- благодаря этой самоотверженности,
терпению и доброте распускались пышные цветы зла из робких бутонов
начальной несдержанности и безволия. Более того, терпение и кротость
женщин помогали мужчинам сносить тиранию и несправедливость
общественного устройства. Унижаясь и холуйствуя перед вышестоящими,
они потом вымещали свой позор на своей семье. Самые деспотические
режимы подолгу существовали там, где женщины были наиболее угнетены и
безответны: в мусульманских странах древнего мира, в Китае и Африке.
Везде, где женщины были превращены в рабочую скотину, воспитанные ими
дети оказывались невежественными и отсталыми дикарями".
Эти соображения показались Фай Родис интересными, и она
продиктовала их записывающему устройству, скрытому в зеркальном
крылышке правого плеча.
Увиденное потрясло Фай Родис. Она понимала, что фильмы древних
звездолетов прошли специальный отбор. Люди, ненавидевшие свою планету,
разуверившиеся в способности человечества выбраться из ада
неустроенной жизни, взяли с собой все порочащее цивилизацию, историю
народов и стран, чтобы второе поколение уже представляло себе
покинутую Землю местом неимоверного страдания, куда нельзя
возвращаться ни при каких испытаниях, даже при трагическом конце пути.
Вероятно, это же чувство разрыва с прошлым заставило предков нынешних
тормансиан, когда им удивительно посчастливилось найти совершенно
пригодную для жизни планету без разумных существ, объявить себя
пришельцами с мифических Белых Звезд, отпрысками могучей и мудрой
цивилизации. Ничто не мешало бы и позднее показывать фильмы земных
ужасов. На их фоне современная жизнь Торманса выглядела бы сущим раем.
Но стало уже опасно разрушать укоренившуюся веру в некую высшую
мудрость Белых Звезд и ее хранителей - олигархов. Наверное,
существовали и другие мотивы.
Фай Родис устала. Сняв тонкую ткань псевдотормансианской одежды,
она проделала сложную систему упражнений и закончила импровизированным
танцем. Нервозная скачка мыслей остановилась, и Родис стала вновь
способна к спокойному размышлению. Усевшись на конец огромного стола в
классической позе древних восточных мудрецов, Родис сосредоточилась
так, что все окружающее исчезло и перед ее мысленным взором осталась
только родная планета.
Даже она, специалистка по самому критическому и грозному периоду
развития земного человечества, не представляла весь объем и всю
глубину инферно, через которое прошел мир на пути к разумной и
свободной жизни.
Древние люди жили в этих условиях всю жизнь, другой у них не
было. И сквозь этот частокол невежества и жестокости из поколения в
поколение веками протягивались золотые нити чистой любви, совести,
благодатного сострадания, помощи и самоотверженных поисков выхода из
инферно. "Мы привыкли преклоняться перед титанами искусства и научной
мысли,- думала Родис,- но ведь им, одетым в броню отрешенного
творчества или познания, было легче пробиваться сквозь тяготы жизни.
Куда труднее приходилось обыкновенным людям - не мыслителям и не
художникам. Единственным, чем могли они защищаться от ударов жизни,
были избитые и помятые в ее невзгодах мечты и фантазии. И все же...
вырастали новые, подобные им, скромные и добрые люди незаметного
труда, по-своему преданные высоким стремлениям. И за Эрой Разобщенного
Мира наступила Эра Мирового Воссоединения, и Эра Общего Труда, и Эра
Встретившихся Рук".
Только теперь не умом, а сердцем поняла Фай Родис всю
неизмеримость цены, заплаченной человечеством Земли за его
коммунистическое настоящее, за выход из инферно природы. Поняла
по-новому мудрость охранительных систем общества, остро почувствовала,
что никогда, ни при каких условиях, во имя чего бы то ни было нельзя
допускать ни малейшего отклонения к прежнему. Ни шага вниз по
лестнице, обратно в тесную бездну инферно. За каждой ступенькой этой
лестницы стояли миллионы человеческих глаз, тоскующих, мечтающих,
страдающих и грозных. И море слез. Как велик и как прав был учитель
Кин Рух, поставивший теорию инфернальности в основу изучения древней
истории! Лишь после него окончательно выяснилось важнейшее
психологическое обстоятельство древних эпох - отсутствие выбора.
Точнее, выбор, столь осложненный общественным неустройством, что
всякая попытка преодоления обстоятельств вырастала в
морально-психологический кризис или в серьезную физическую опасность.
Вслед за мыслями об учителе перед Фай Родис возник образ другого
человека, тоже не убоявшегося душевного бремени исследователя истории
ЭРМ.
Организатор знаменитых раскопок, артистка и певица Веда Конг
была для Родис с детских лет неизменным идеалом. Давным-давно тело
Веды Конг испарилось в голубой вспышке высокотемпературного
похоронного луча. Но великолепные стереофильмы Эры Великого Кольца
по-прежнему несут через века ее живой обаятельный облик. Немало
молодых людей увлекалось стремлением пройти тем же путем. В обществе,
где история считается самой важной наукой, многие выбирают эту
специальность. Однако историк, сопереживающий все невзгоды и труды
людей изучаемой эпохи, подвергается подчас невыносимой психологической
нагрузке. Большинство избегает грозных Темных Веков и ЭРМ,
проникновение в которые требует особой выдержки и духовной тренировки.
Фай Родис почувствовала всю тяжесть прошлого, легшую на ее душу,
тяжесть веков, когда история была не наукой, а лишь инструментом
политики и угнетения, нагромождением лжи. Очень много усилий
фальсификаторы прилагали, чтобы унизить рядовых людей древних времен и
тем как бы компенсировать неполноценную, жалкую жизнь их потомков. Для
людей новых, коммунистических эр истории Земли, бесстрашно и
самоотреченно углублявшихся в прошлое, огромность встреченного там
страдания ложилась черной тенью на всю жизнь.
Родис так глубоко ушла в свои раздумья, что не услышала лязга
бронированной двери, осторожно открытой Чойо Чагасом. Верхнее
освещение оставалось выключенным. Лишь бледные лучи фиолетовых газовых
ламп перекрещивались в сумраке подземного зала. Не сразу Чойо Чагас
сообразил, что видит свою гостью в обтягивающем, как собственная кожа,
скафандре, и жадно принялся ее разглядывать. Фай Родис вернулась к
настоящему, легко соскочила со стола и под пристальным взглядом Чойо
Чагаса пошла к стулу, на котором лежала ее одежда. Чойо Чагас поднял
руку, останавливая Родис. Она недоуменно посмотрела на него, поправляя
волосы.
- Неужели все женщины Земли так прекрасны?
- Я самая обыкновенная,- улыбнулась Фай Родис и спросила: - Мой
вид в скафандре доставляет вам удовольствие?
- Конечно. Вы так необычно красивы.
Фай Родис свернула тонкую одежду в пышный жгут и обмотала вокруг
головы, наподобие широкого тюрбана. Надетый слегка набекрень, тюрбан
придал правильным и мелким чертам земной женщины беспечное и лукавое
выражение.
Чойо Чагас зажег верхний свет и медлил, глядя на гостью с
нескрываемым восхищением.
- Неужели в звездолете есть женщины еще лучше вас?
- Да. Олла Дез, например, но она не появится здесь.
- Жаль.
- Я попрошу ее станцевать для вас.
Они вернулись в зеленую комнату, покинутую Родис три дня назад.
Чойо Чагас предложил ей отдохнуть. Родис отказалась.
- Я спешу. Я виновата перед спутниками. Мои друзья, наверное,
тревожатся. Фильмы земного прошлого заставили меня забыть об этом. Но
я так признательна вам за откровенность! Легко представить, насколько
важна для историка эта встреча с документами и произведениями древнего
искусства, утраченными у нас на Земле.
- Вы одна из очень немногих, видевших это,- сурово сказал Чойо
Чагас.
- Вы связываете меня обещанием ничего не говорить жителям вашей
планеты?
- Вот именно!
Фай Родис протянула руку, и опять Чойо Чагас попытался задержать
ее в своей. Раздался легкий свист переговорного устройства. Владыка
отвернулся к столику, сказал несколько неразборчивых слов. Вскоре в
комнату вошел взволнованный инженер Таэль. Остановившись у двери в
почтительной позе, он поклонился Чойо Чагасу, не сразу заметив Родис в
глубине комнаты.
- Гости Земли ищут свою владычицу. Они явились в Зал Осуждения
и привели с собой один из девятиножных аппаратов. Какие последуют
приказания?
- Никаких. Владычица их здесь, она сейчас присоединится к ним. А
вы останетесь для совета!
Инженер Таэль повернулся и остолбенел. Металлическая Родис,
увенчанная задорным черным тюрбаном, под которым светились ее
необыкновенные зеленые глаза, показалась ему могущественным созданием
неведомого мира. Она стояла независимо и свободно, что было немыслимо
для женщины Ян-Ях, полностью открытая и в то же время такая далекая и
недоступная, что инженеру стало больно до отчаяния.
Фай Родис приветливо улыбнулась ему и обратилась к председателю
Совета Четырех:
- Вы позволите вскоре повидаться с вами?
- Конечно. Не забудьте о вашей Олле и танцах!
Фай Родис вышла. Она теперь ходила без сопровождающего через
пустынные коридоры и безлюдные залы. В первом зале с розовыми стенами,
с клинописью черных стрел и ломаных линий стояла женщина. Родис узнала
жену владыки, давшую свое имя целой планете. Красивые губы Янтре Яхах
скривились в надменной улыбке, резче стал недобрый излом бровей.
- Я вижу вашу игру, но не ожидала от ученой предводительницы
пришельцев такого бесстыдства и наглости!
Фай Родис молчала, вспоминая семантику забытых на Земле бранных
слов, с которыми пришлось познакомиться на Тормансе. Это еще больше
разозлило тормансианку.
- Я не позволю, чтобы вы разгуливали здесь в таком виде! -
вскричала она.
- В каком виде? - недоуменно оглядела себя Фай Родис.- А,
кажется, я понимаю. Но ваш муж сказал, что этот вид доставляет ему
удовольствие.
- Сказал! - задохнулась от гнева Янтре Яхах.- Вы не соображаете,
что вы непристойны! - Она с подчеркнутым отвращением оглядела Родис.
- Одеяние не годится для улицы при ваших нравах,- согласилась
Родис.- Но в жилищах? Ваша одежда, например, мне кажется и более
красивой, и более вызывающей.
Тормансианка, одетая в платье с низким корсажем, обнажающим
грудь, и короткой, разрезанной на узкие ленты юбкой, при каждом
движении открывающей бедра, казалась действительно более голой.
- Кроме того,- едва заметная улыбка скользнула по губам Родис,-
в этом металле я абсолютно недоступна.
- Вы, земляне, или безмерно наивны, или очень хитры. Неужели вы
не понимаете, что красивы, как ни одна женщина моей планеты? Красивы,
необыкновенны и опасны для наших мужчин... Даже только смотреть на
вас...- Янтре Яхах нервно сжала руки.- Как мне объяснить вам? Вы
привыкли к совершенству тела, это стало у вас нормой, а у нас - редкий
дар.
Фай Родис положила руку на обнаженное плечо Янтре Яхах, и та
отшатнулась, замолчав.
- Простите меня,- слегка поклонилась Родис. Она размотала тюрбан
и мгновенно оделась.
- Но вы обещали мужу какие-то танцы?
- Да, и это придется выполнить. Я не думаю, что это может быть
вам неприятно. Однако отношения с владыкой планеты - особое дело,
касающееся контакта наших миров.
- И я тут ни при чем? - снова вспыхнула тормансианка.
- Да! - подтвердила Фай Родис, и Янтре Яхах скрылась, немая от
ярости.
Фай Родис постояла в раздумье и медленно пошла через зал.
Сильная усталость притупила ее всегдашнюю остроту чувств. Она
пересекла второй, желтый с коричневым, зал и только вступила в
последнюю, слабо освещенную галерею, соединявшую покой владыки с
отведенной землянам частью дворца, как почувствовала чей-то взгляд.
Родис мгновенно собралась в психическом усилии, называвшемся приемом
отражения злонамеренности. Сдавленный звук, походивший на вскрик
удивления и недоумения, послышался из темноты. Родис, напрягая волю,
прошла мимо, а позади нее, низко пригнувшись, бежал человек,
направляясь в ту сторону, откуда она пришла.
И тут-то внизу что-то тяжко грохнулось. Вопль СДФ, призывающий
Родис, проник во все закоулки дворца. Пробежали стражники. Это был тот
самый момент, когда "спасательная" компания провалилась сквозь пол
Зала Мрака, или Зала Осуждения, как он официально назывался.
Люди Земли еще не понимали, что охрану дворца и низших
начальников нельзя рассматривать как нормальных, пусть недостаточно
образованных и воспитанных, но отвечающих за свои поступки людей. Нет,
"лиловые" были морально ущербными, психологически сломленными
существами, неспособными рассуждать и полностью освободившими себя от
ответственности, преданными без остатка воле высших начальников. К
такому заключению и пришли звездолетчики, обсудив случившееся после
короткого отчета Фай Родис.
- Все мы наделали множество ошибок.- Родис обвела товарищей
смеющимися глазами.- Мне ли корить вас, когда мне самой хочется как-то
расшевелить, разворотить это чугунное упорство, желание сохранять
чудовищные порядки?
- Нас совсем подавили хранилища информации,- сказала Чеди,-
старинные храмы и другие брошенные помещения, набитые штабелями книг,
бумаг, карт и документов, заплесневевших, иногда полусгнивших. Чтобы
разобрать хотя бы одно такое хранилище, нужны сотни усердных
работников, а примерное число хранилищ по всей планете - около трехсот
тысяч.
- Не лучше дело и с произведениями искусства,- заметил Гэн
Атал.- В Домах Музыки, Живописи и Скульптуры выставлено лишь то, что
нравится Совету Четырех и их ближайшим приспешникам. Все остальное,
старое и новое, свалено в запертых, никем не посещаемых зданиях. Я
заглянул в одно. Там груды слежавшихся холстов и беспорядочные
пирамиды статуй, покрытых толстым слоем пыли. Сердце сжимается при
взгляде на это кладбище колоссального творческого труда, мечтаний,
надежд, так "реализованных" человечеством Ян-Ях!
- В общем, все ясно,- сказала Эвиза Танет. - Находясь здесь, мы
ничего не увидим, кроме того, что нам захотят показать. В результате
мы доставим на Землю чудовищно искаженную картину жизни Торманса, и
наша экспедиция принесет слишком малую пользу!
- Что же вы предлагаете? - спросил Вир Норин.
- Отправиться в гущу обычной жизни планеты,- убежденно ответила
Эвиза.- На днях мы сможем снять скафандры, и наш металлический облик
не будет смущать окружающих.
- Снять скафандры? А оружие убийц? - воскликнул Гэн Атал.
- И все же придется,- спокойно сказала Родис,- иначе нас будут
сторониться люди Торманса. А только через них мы получим истинное
представление о жизни здесь, ее целях и смысле. Нелепо рассчитывать,
что наша семерка раскопает огромные залежи заброшенной информации и
сможет разобраться в ней. Нам нужны люди из разных мест, разных
общественных уровней и профессий. Профессия здесь очень важна, она у
них одна на всю жизнь.
- И несмотря на это, они работают плохо,- заметила Чеди.- Тивиса
и Тор осматривали биологические институты планеты и были поражены
невероятной запущенностью заповедников и парков: истощенные, умирающие
леса и совершенно выродившаяся фауна. Снимайте скорее скафандры,
Эвиза!
- Придется потерпеть еще дней шесть.
Звездолетчики стали расходиться по комнатам, чтобы подготовить
очередную передачу на "Темное Пламя".
- Вы хотели увидеть Веду Конг? Тогда пойдемте,- вдруг обратилась
Родис к Чеди.
Долго безмолвствовавший черный СДФ засеменил из угла к дивану.
Фай Родис достала из него "звездочку" памятной машины с еще
нетронутой
оберткой и развернула фольгу. Гранатово-красный цвет говорил о
биографии лирического направления. Несколько манипуляций Родис - и
перед высокой, задрапированной голубым стеной возникло женское
видение. Стереофильмы ЭВК ничем не уступали современным, и Веда Конг,
сквозь ушедшие в прошлое века, вошла и села перед Родис и Чеди в тонко
плетенное металлическое кресло того времени.
- Я поставила на пятый луч,- шепотом сказала взволнованная
Родис.- То, что я никогда не видела сама,- последнее десятилетие ее
жизни. Когда она закончила расшифровку военной истории четвертого
периода ЭРМ...
Чеди, устроившаяся в дальнем углу дивана, видела перед собой
одновременно Веду Конг и Фай Родис, как бы сидящих друг против друга,
женщину Эры Великого Кольца и женщину Эры Встретившихся Рук... Каждая
школьница Земли знала Веду Конг, исследовательницу страшных подземелий
ЭРМ, героиню древних сказок, возлюбленную двух знаменитых людей своего
времени - Эрг Ноора и Дар Ветра, приятельницу легендарного Рен Боза.
Чеди сравнивала знакомый образ с живой продолжательницей ее дела. Фай
Родис не пришлось пробиваться сквозь толщи камня и опасности
оградительных устройств. В бездне космоса на расстоянии, невообразимом
даже для людей эпохи Веды Конг, она нашла целую планету, как бы
уцелевшую от тех критических времен земного человечества. Чеди с
детским восхищением рассматривала тонкое лицо Веды, нежное, с
ласковыми серыми глазами, с мечтательной улыбкой. Голова чуть
склонилась под тяжестью огромных кос. Годы не отразились на девичьей
стройности ее фигуры, но Чеди, по сравнению с фильмами молодых лет
Веды, показалось, будто скрытая печаль пронизывала все ее существо.
Великое многообразие человеческого облика на Земле, особенно в
Эру Общего Труда, когда стали сливаться самые различные расы и
народности, превосходило всякое воображение. Всевозможные оттенки
волос, глаз, цвета кожи и особенности телосложения сочетались в
потомках кхмеро-эвенко-индийцев, испано-русско-японцев,
англо-полинезо-зулусо-норвежцев, баско-итало-арабо-индонезийцев и т.
д. Перечисление этих бесчисленных комбинаций занимало целые катушки
родословных. Широта выбора генетических сочетаний обеспечивала
бесконечность жизни без вырождения, то есть беспредельное восхождение
человечества. Счастье Земли заключалось в том, что человечество
возникло из различных отдаленных групп и создало на историческом пути
множество обособлений, культурных и физических. К Эре Великого Кольца
тип человека Земли стал более совершенным, заменив многоликие типы Эры
Общего Труда. До конца этой Эры люди разделялись на две главные
категории: неандерталоидную - крепкую, с массивными костями
грубоватого сложения, и кроманьоидную - с более тонким скелетом,
высоким ростом, более хрупкую психически и тонкую в чувствах. Дело
генетиков было взять от каждой лучшее, слив их в одно, что и сделали
на протяжении ЭВК. А к ЭВР чистота облика стала еще лучше выражена,
как это видела Чеди, сравнивая аскетическую твердость как бы
вырезанного из камня лица Фай Родис с мягким обликом Веды Конг.
Фай Родис отражала еще одну ступень повышения энергии и
универсальности человека, сознательно вырабатываемой в обществе,
избегающем гибельной специализации. Фай Родис во всем казалась
плотнее, тверже женщины ЭВК - и очертаниями сильного тела с крепким
скелетом, и посадкой головы на высокой, но не тонкой шее, и
непреклонным взглядом глаз, расставленных шире, чем у Веды, и
соответственно большей шириной лба и подбородка.
Помимо этих внешне архаичных черт большей психофизической силы и
крепости тела, Родис и внутренне отличалась от Веды Конг. Если к Веде
любой потянулся бы безоговорочно и доверчиво, то Родис была бы
ограждена чертой, для преодоления которой требовались уверенность и
усилие. Если Веда вызывала любовь с первого взгляда, то Родис -
преклонение и некоторую опаску.
Веда Конг обратилась к невидимой аудитории:
"Две песни военного периода ЭРМ, недавно переведенные Тир
Гвистом. Мелодии оставлены без изменения".
Чьи-то руки передали Веде легкий музыкальный инструмент с
широким плоским резонатором и струнами, натянутыми на длинный гриф.
Пальцы ее извлекли долгие звенящие звуки простой и тоскливой, как
падающие слезы, мелодии.
"Молитва о пуле",- сказала Веда, и ее низкий сильный голос
наполнил большую комнату дворца.
Обращение к какому-то богу с мольбой о ниспослании гибели в бою,
потому что в жизни для человека уже более ничего не оставалось.
- "Смертельную пулю пошли мне навстречу, ведь благодать безмерна
твоя",- повторила Чеди.- Как могло общество довести человека, видимо,
спокойного и храброго, до молитвы о пуле?
Другая песня показалась еще более невероятной:
Счастлив лишь мертвый! Летят самолеты,
Пушки грохочут и танки идут,
Струи пуль хлещут, живые трепещут,
И горы трупов растут...